Знаете как классно, когда тебе на большинство вещей в этом мире строго параллельно? Да это вообще непередаваемое на словах ощущение: можно опаздывать, не спешить, не исполнять бредовые правила, да и вообще, думать о том, что нужно только тогда, когда это, собственно, нужно. Конечно, такая точка зрения больше напоминает хулиганов, которым и правила не писаны и мир не стоит ровным счётом ничего. Увольте! Райнер Браун был самым обычным учеником самых обычных старших классов, правила любил и уважал, но исполнять добрую половину из них не стремился. Точнее, он никогда не нарушал их напрямую, просто выражая некий протест во имя их абсурдности чем-то неброским: ему претила школьная форма, поэтому он каждый раз забывал то пиджак, то галстук, то выглядел совсем неопрятно, что, чёрт возьми, он считал своеобразным стилем. Обязательная явка в 9:00 в школу была, безусловно, важной чертой его общественной школьной жизни, но это правило отступало на задний план, когда Браун умудрялся проспать, или решал, что сегодня стоит позавтракать, или, как бывает, у него что-то переклинивало в мозгу и он спокойно может прогулять пару уроков в угоду собственному настроению. Безусловно, бывали шалости, подростковые забавы, на которые он подбивал Бертольда – своего лучшего друга, а по совместительству самого тихого и адекватного знакомого Райнера. Но шалости эти были безобидными и пока что ничем плохим ни для кого не кончились. Вот и сейчас, он плюнул на этот важный приход в школу к строго назначенному времени и, плетясь медленнее черепахи, брёл по улицам города, насвистывая задорную мелодию. До уроков было ещё минут десять, а он уже заранее знал, что опоздает. Просто иногда бывал нагоняй некой осенней меланхолии. Вы же знаете, как времена года заражают своим настроением. Как зима, так у всех отстранённая холодность, как осень, так меланхолия, а летом безудержная доза веселья всем и вся. Весна – это, безусловно, амурные дела. Райнер, в этом плане, от общей серой массы людей отличался не сильно и этим порывам природы поддавался очень и очень часто. Даже слишком часто, чем вызывал немое негодование сами-знаете-кого.
Да и вообще, что он не видел в эти среды? Первого урока литературы? Или может принудительных занятий в драм. кружке? Всех своих одноклассников, с которыми он был на короткой ноге и за которых мог бы легко жизнь отдать, лишь бы подвернулся случай? Сейчас больше хотелось походить, погрустить, выпить чашку горячего кофе, а потом уже идти, учить, учить и снова учить во имя светлого будущего.
Витая мыслями в осенней листве, Браун настолько задумался, что никак не заметил приближение Хувера, который, в отличие от Райнера, отчитываний перед лицом директора не любил, а потому бежал в школу сломя голову. Ну, и сломя голову, благополучно блондина сбил. Ну, как сбил… если скорее наткнулся, обскакал, спешно пожал руку и поспешил вперёд.
А дальше звонок и обычная школьная программа: пятиминутное плевание в потолок, пока его отчитывает директор,  слёзное обещание, что он так больше  не будет и рубашку в штаны прямо при директоре заправит. Заправил, сказал, что виноват, что вину осознал. Ну, старая программа уже. Даже не смотря на то, что учился он очень даже вполне, на ковёр к заведующему учебным заведением его вызывали если не каждый день, то раз в неделю регулярно. Вы сами поняли почему, так ведь?

Потом уроки: скучное и нудное марево постоянных событий. Не сказать, что вот Райнеру прямо было скучно: то он болтает с кем-то и друзей, пока учитель нудит, то воздыхает на сидящую впереди Хисторию, подперев щекой ладонь. Ах, эти белокурые волосы, что водопадом спадают на спину, эти огромные глаза цвета весенней лазури. Милое детское личико, милый маленький рост, милые маленькие руки и милый невинный голос. А как она добра к окружающим! Браун не ошибётся, если скажет, что в Рейсс влюбленная добрая половина парней класса: да и что поделать, девушек у них не так уж и много, а те, что есть, иногда пугают. Вот, например, Микаса Аккерман, сводная сестра Эрена. Вроде красивая и внешность для Америки несколько экзотичная, японка же. Но если увидеть её на физкультуре, то невольно начинаешь думать о том, кабы такая девушка тебе руку не сломала в ссоре. Да и она страшно одержима Эреном. Это видит даже слепой.  Энни была с этой же степи: страшная своей физической силой (Райнер упорно считал, что всё же девушка должна быть больше женственной, чем пацанкой), необщительная и вообще всех держится стороной. Волк-одиночка, и не похоже, что она стремилась заводить друзей в классе, окромя Мины. Мина, к слову, была тоже милой для девушки с вполне заурядной внешностью, но, увы, Райнеру она больше напоминала симпатичную собачку, чем представительницу прекрасного пола. Имир была отдельной песней, единственное, что ей и блондину мешало никогда не встречаться вообще – Хистория. Эта чёртова извращенка вечно распускала руки, что вызывало удивление если не у большинства, то у всех точно. Ещё была Саша, но о ней даже вспоминать не хочется, после всех тех чудачеств, что она умудрялась учудить.  Ну, и ещё Хана, но она встречается с Францем, а девушек, у которых есть парни, обсуждать моветон.
Время ползло медленно, иногда становилось слишком жарко, и парень чувствовал, как медленно начинает плавиться его кожа под воздействием высоких температур сжатого воздуха. И только когда со всех начинал градом катиться пот, учитель решал, что пора открыть окно. Последний урок – та самая злосчастная физкультура, на которой все гоняют мячик. Кто футбольный, кто баскетбольный, кто волейбольный. Райнер отмечал, что пустое пинание мячика была скучным, а вот типичные пацанские сплетни в раздевалке – более весёлое занятие, пусть и мимолётное. Тем не менее, подшутить над кем-то или посмеяться с Жана и Эрена, которые постоянно спорили на манер «у кого бицуха больше» или «у кого кубиков пресса больше». 
Первую половину урока он слонялся без дела, периодически играя то с одними, то с другими, то составляя компанию сидящим с освобождением от занятий. Под конец своих скитаний, он приметил лекарство от своей болезни: Бертл в унынии запускал мяч в корзину, снова и снова, раз за разом. Кидал, зависал взглядом на Леонхардт, которая рядом изволила качать свой и без того ужасающий пресс.
- Бертольд! – зычно позвал юноша, но тот, увы, настолько сильно залип в блондинку, что с него сразу же посыпался пот. Так всегда бывает, когда Берт нервничает или, чего хуже. – Берт! – уже громче повторил Райнер, но реакция осталась нулевой.
Осталось только пожать плечами, а потом шустро подкрасться к другу и с размаху вдарить ему по спине, а потом повиснуть на нём, зажимая рукой и устраивая почесун головы брюнета кулаком.
- Ты, что, запал на Леонхардт, Берт? - ехидно, но абсолютно без злобы, спросил Райнер, щурясь в сторону носатой пацанки.

Бертольд, какой же ты наивный человек, в самом деле! Простой, как три рубля, лёгкий на подъём, как буханка свежего хлеба, не иначе. Неужели, неужели за все те года, что ты знаешь Брауна, а Браун знает тебя, ты никак не смог свыкнуться с мыслью, что тебя знают как облупленного? А что уж говорить о том, что тут и «брать» нечего, всё ясно, как божий день.
- Ты на неё каждый раз смотришь, - отметил Райнер, кивая в сторону Энни, ухмыляясь по-доброму и рефлекторно ловя пас Берта. – На уроках нет, да нет, но метнёшь взгляд. А потом ещё потеешь в  три раза больше обычного, когда тебя палят за этим делом. Скоро с тебя можно будет воду в Африку отправлять, как дар миссионерский, - и также покорно разжал руки, когда из его рук этот самый мяч вырвали и запустили в корзину. Эх, Берт, хороший ты парень, да вот уверенности тебе в себе не хватает, говоришь мало, всё слушаешь. Сделал бы ты первый шаг, улыбнулся бы вот, как сейчас, да завёл бы руку за голову, потеребив короткие тёмные волосы – не одна девушка не устоит, а ты мнёшься и мнёшься с ноги на ногу, не в силах пошевелиться. Помочь тебе, что ли?
- Просто наблюдал, ага, - теперь он уже улыбаясь во все 32, качая головой. – Вот как это теперь называется, Бертл.

А как они потом медленным шагом прошли мимо всех этих волейбольщиков, гандбольщиков и любителей халявных видов спорта. Волей, неволей, но засмотришься на этих смеющихся подруг, что, смеясь, подают друг другу мячи, неловко их отбивают, а парни рядом стоят, слюни развесили, воронят мячи. Чуть поодаль, Хана и Франц воркуют, играя в настольный теннис, ещё чуть дальше Мина неуверенными шагами обходит место игры в волейбол.
Вот встали, вот Бертольд подпёр своей высоченной фигурой стену, стал рассуждать о том, чем же Леонхардт хуже многих, а Райнер слушал его, на удивление самому себе, внимательно. Слушал, где-то кивал, где-то же, наоборот, мотал головой, а потом, когда Хувер закончил свой монолог, в задумчивости раскрыл рот, потом опять закрыл и, только собравшись с мыслями, смог выдавить из себя подходящий ответ:
- Господи, Берт, так иди и попытайся, - возмутился Браун. – Ты рассуждаешь о ней так, словно никого лучше быть не может, сравниваешь, оцениваешь. Но стоишь тут и говоришь это мне.  Не ей. Мне, - он указал пальцем сначала на себя, потом на Энни и снова на себя, как бы намекая, что явно не блондин должен быть слушателем этих излияний. И уж тем более не так его друг найдёт себе счастье в личной жизни. – Просто возьми и подойди, спроси как дела и перестань мяться, в конце концов. Ты хоть раз пытался с ней заговорить? Нет, Берт, ты не пытался, - с укором сказал он, с усталостью вздыхая, переводя взгляд на Энни, к которой как раз подошла Мина. Она прижалась спиной к шведской стенке, у которой так усиленно тренировалась Энни, спросила у неё что-то, прикрывая рот рукой. Скорее всего, не Райнер один заметил взгляды Берта. Ибо вопрос Энни удивил, она застыла на мгновение, посверлив взглядом потолок, распахнув свои огромные голубые глаза. А потом, что-то ответив, коротко и сухо, продолжила тренировку. Видимо, потом Мина, так же переведя взгляд на потолок, продолжила рассуждать, как сейчас рассуждают Берт и Райнер, о том, что, в принципе, не такой уж Бертольд плохой парень. И не сказать, что Энни была рада разговору.
Хотя, только им одним известно, о чём у них на самом деле разговоры: в конце концов, вдруг они разговаривают о… о чём-нибудь. О том, о чём можно было бы разговаривать с Леонхардт, не боясь получить оглоблей по лицу.
- Конечно, Энни не Криста и, скорее всего, при твоей попытке заговорить с ней, развернётся на 180 градусов и свалит подальше. Никто же не станет ждать, пока ты два слова свяжешь, краснея, как помидор в летнюю пору, - шутливо сказал блондин, подпирая стену рукой, а потом слегка пододвинулся, щурясь. – Может тебе помочь? Представь, что я Энни. Будем учиться говорить со своей пассией.
А что поделать? Друг в беде не бросит. Лишнее, спросит, конечно, но не бросит точно.

О как быстро меняются люди, стоит с ними только заговорить о том, что они чего-то не могут! Сразу руки в кулаки, сразу решительный взгляд и вот! Идёт же! Идёт! И ничего страшного, что по голове получит (а ведь точно получит, Энни не оценивает, когда с ней кто-то), зато попытался! И главное, что попытка даром не пройдёт, за ней можно ещё раз и ещё раз.
Но какое-то таинственное заднее чутьё подсказывало, что за его другом-шпалой лучше проследить, ибо ведь может и совсем фиговых дров наломать, да и другу положено в случае чего быть рядом, как говорится, чтобы подставить своё плечо. Тем паче, кому-кому, а Берту точно нужно плечо, дабы опереться о него в нужный момент. Он ж если качнётся, так сразу на землю упадёт.
И вот, уже приблизившись достаточно близко, чтобы можно было слышать диалог, но притом не дышать Бертольду в спину и затылок, Райнер встал чуть поодаль, прислушиваясь.

- Простите, девушки, что отвлекаю вас от разговора, но могу я прервать и спросить кое что у Энни?
Услышав эту фразу, Мина вздрогнула, обернулась, покраснела, пролепетала что-то о "Привет, Берт", а потом отступила на шаг. Значит Браун был прав и они действительно говорили о нём. То есть, Мина Каролина говорила, а Энни слушала, молчаливо качая пресс. Тем не менее, сейчас она остановилась, потом грациозно соскользнула со стены, встав во весь свой низкий рост перед Хувером и посмотрев на него. Прямо в глаза. Своими огромными голубыми глазищами. Не сказать, что Браун не сдрейфил, если бы ему прямо в душу посмотрела бы эта Снежная Королева.
А Берт, не дожидаясь ответа Леонхардт, быстро сказал ей о том... что ему нужна её рука?
- Господи, Бертольд, я надеюсь это такая любовная уловка, а не просто тепловой удар в твою запотевшую голову, - проворчал блондин, в недовольстве поглядывая на происходящее. - И ведь надоумило же тебя именно это сказать.
А Энни смотрела. Смотрела минуту, потом ещё половину. И всё на Хувера, словно пытаясь понять: это шутка такая или он на полном серьёзе просит дать ему её руку. И, наконец, тихий голос блондинки прервал эту неловкую паузу.
- Зачем тебе? - опять пауза. Потом она поднимает свою руку, разминает пальцы со стёртыми костяшками. - Тебе делать нечего? - она опять смотрит на него, недоумевая. Чёлка прилипла к мокрому лбу, вроде дышит чуть сбиваясь: такая нагрузка всё-таки. Не такая уж она и кукольная. Потом она отводит глаза в сторону. Замечает его, Райнера, тоже на него долго смотрит. А Браун с дрожью вспоминает, как его однажды уложили на лопатки, когда он заявил, что филонить иностранные языки не дело, можно было бы и позаниматься хоть раз. Она сверлила его взглядом буквально секунду. Потом отвернулась в сторону Мины. Та помахала ей ладонью, быстро быстро кивая, всё такая же красная. И снова на Хувера. И вроде даже взгляд чуть смягчился. - Только на пару секунд, Бертольд Хувер, - и она протягивает ему свою руку, положив свою на удивление маленькую ладонь в руку Берта. Совсем не женственную, словно бы стёртую от тяжёлого труда. Она смотрела на него с ожиданием.

Сейчас Райнер отмечал, что, если присмотреться, то Энни действительно симпатичная. У неё удивительная и непохожая на многих внешность, холодный и отстранённый характер. Именно о таких говорят: "Не такая как все". И вот уж действительно, попадание прямо в яблочко.
- Ладно-ладно, Берт, всё же это неплохое начало, - Райнер тихо поаплодировал, а потом отвлёкся на мяч, который прилетел в его сторону. А за ним следом и его голубоглазое очарование.
- Райнер! Прости... я не справилась с подачей, - Хистория посмотрела на своего одноклассника снизу вверх, улыбнулась и протянула аккуратные детские ладошки, чтобы ей отдали волейбольный мяч. А Браун подал. Подал заторможено, не в силах отвести взгляд. Нда, сейчас он ничем не лучше Бертольда, которого только что за нерешительность ругал. Но с одной стороны, не сказать, что Криста не будет отвечать ему взаимностью. Будет. Из жалости и желания не расстраивать. Такой вот она человек: всё для всех, а для себя ничего и не нужно. Немного странная у неё политика. Зато красивая. Как, в прочем, считают все парни в классе: в разное время в неё были влюблены многие.
- Ничего, ты осторожнее, - он отдаёт мяч, а потом, под бдительным взглядом Имир, снова возвращается к наблюдению за Бертом, у которого уже успели отобрать свои ладони и снова смотрели.
- Так зачем тебе нужны были мои руки, Бертольд Хувер? - донёсся до ушей вопрос Снежной королевы, а Райнер покачал головой.

Вот Берт подошёл и сказал, что ему, видите ли, было забавно. А знаете, как забавно было Райнеру смотреть, как он вертит, крутит ладонь Энни, внимательно её осматривает, как она смотрит в свою ладонь, не понимая, что он такого там нашёл? Как он опускает её руку, а она ещё несколько секунд залипает в собственную ладонь, смотря на пальцы, а потом на спину отдаляющегося Хувера? А за спиной его, не желающего видеть реакцию блондинки, происходили удивительные вещи. Вот к ней подбегает Мина, что-то спрашивает, Леонхардт показывает на свою ладонь, потом на Берта. Всё это с абсолютным спокойствием и невозмутимостью. А потом…
- Он сказал, что мои руки «противоположны мне», - тихо добавила блондинка, словно ища пояснения во взгляде подруги. Мина рассмеялась, потом пошептала ей что-то на ухо. И девушку словно холодом пронзило, так резко она вздрогнула и смутилась. Совсем немного, но на бледной коже был заметен этот блёклый румянец и поджатые губы, словно ей сказали нечто обидное. Сейчас было видно, что она действительно красива и женственное в ней есть. Всё же Хувер поражает: смог ввести её в такое состояние. Ну чем не идеальная пара? Хотя, чего уж, вряд ли мистер Бесхребетный заинтересует её чуть больше, чем осматривание ладоней друг друга.

- «Забавно», говоришь, Бертл, - и Браун не поленился развернуть своего друга на 180 градусов, чтобы он своими глазами посмотрел на творение своих проделок. – Ну, что же, ловелас 99 уровня, поздравляю, ты растопил Снежную королеву своей «ладоневой магией», - он дружески хлопнул по сутулой спине.
Вот может! Может же! Райнер уже говорил это себе, скажет и снова: всё этот Берт может, если захочет. Да и, в принципе, любой сможет. Осталось теперь провести ему терапию о том, что девушкам вообще не так руки просить нужно и не для этих целей. Но ничего, ничего, всё придёт, главное правильно дать наставления.
Каким мудрецом сердечных дел сейчас себя ощущал блондин, словами не передать. Осталось ещё в себе покопаться и всё же решить, чего в нём больше: симпатии к Хистории, как к очаровательной и красивой девушке или может кое-что другое. Такое вот, тайное, сокровенное, как говорится.

И тут его снова выбил из колеи грёбанный удар мячом в голову. Сказать, что он не особо обрадовался, ничего не сказать. Особенно, когда этот мяч стребовала Имир. Ну, конечно, кто ещё мог так смачно зарядить в него? Только она, предупреждая, мол: Кристочку не трогай, моё сокровище.
- У-у-у, лесбуха позорная, - обиженно протянул Браун, потирая висок, который теперь буквально трещал по швам. Вот же ж стерва-то. И не объяснишь Бертольду, за что по лицу получил. Пошутит ещё о том, что Райнер только на словах знаток, а на деле такой же простак и лох. Не, спасибо. Яйца курицу не учат. - Вот скажи мне, Берт, из всех слов, что есть в нашем богатом языке, ты можешь сказать только "забавно"? Может хоть попрыгаешь? Или я настолько страшный, что тебе не в силу два слова связать? - он изобразил деланное недоумение, скрестил руки на груди. А на голове вскакивала краснющая шишка. Комичное зрелище.

Отредактировано Reiner Braun (2013-12-02 19:41:09)

Браун внимательно слушал друга, натягивая на свою, и без того довольную, рожу широченную улыбку. А потом снова полез «обнимать» рукой, снова теребя волосы Берта, залихвасчески смеясь.
- Я очень надеюсь, ты когда-нибудь скажешь ей в лицо всё эти красивые слова, Бертл! – ох он веселился и радовался: эмоциям просто предела не было. На него даже странно одноклассники косились, что уж говорить о той самой Энни, что оторвала взгляд свой от ладони, посмотрела на Хувера с Брауном, помотала головой и ретировалась как можно дальше. И, как показалось Райнеру, она снова смотрела на свою ладошку. – Вы такой волшебной парой будете, даже завидно, - потом лёгкий тык кулаком в бок, он, наконец, отлип от друга и размял плечи. – Закинем пару мячей в кольцо, Бертл? – улыбаясь, предложил Браун. – До звонка ещё далеко, - сказал он, и как раз спортивный зал огласила трель звонка, мигом стирая улыбку с довольного лица.

А спустя некоторое время…

- Воу, воу, ребята, полегче! – Браун распихивал руками толпящихся школьников, что словно с цепи сорвались и толпились у входа в зал, где, собственно, должен был пройти выпускной вечер. Дипломные бумажки всем повручали. Ну, за исключением Жана, который оказался самым огромными лузером с долгами по химии, но не в этом суть! Им повручали эти бумажки и сегодня был последний день их школьной жизни. Конечно, по этому поводу наряды подобрали себе все: девушки были похожи на богинь и ангелов, сошедших на грешную Землю (даже, обычно небрежная, Ханси выглядела необыкновенно симпатично), а парни больше напоминали итальянских мафиозо, причёсанные, в костюмах. С галстуками, бабочками, шнурками и прочими украшениями. С рубашками различных расцветов. Кто-то даже рискнул поэкспериментировать с цветом самого костюма.
Браун, конечно, богатой фантазией не отличался, потому выбрал обычный и привычный чёрный цвет. Но, честно сказать, ощущал себя он настоящим Бондом в этом строгом костюме с белой рубашкой и галстуком-бабочкой. И даже когда ведущий объявил конкурс на «короля и королеву выпускного», как оно обычно бывает, блондин схватил Бертольда за плечи, прижал к себе и, повернув его голову в потолок, провёл рукой, как бы на него и указывая:
- Ты представь, Бертл, - он самодовольно ухмыльнулся. – Я и Хистория вместе на сцене, она в диадеме и так очаровательна в этом милом белом платьице! – осталась, правда, одна проблема: пригласить эту самую Рейсс на танцы, чтобы хоть как-то сдвинуть с мёртвой точки свои мечты. А то вечно пустая болтовня, да трёп. В конце концов, последний день в этой душной школе, а потом все разлетятся. И никогда он уже не встретит ни эту голубоглазую маленькую блондинку, но её стервозную подругу.
Правда вот, пока он думал, Берт из под его руки выполз. Но ничего, и для него у Брауна подарок есть: последние вечера отмечают алкоголем, знакомствами и танцами. А ещё самыми безрассудными поступками: так уж заведено.
- Эй, Берт, не хочешь с Леонхардт на потанцушки сходить? – и он крайне карикатурно эти самые танцы изобразил. – Можно сказать, это твой последний шанс покорить её ледяное сердце.

Бертольд, ты такой неожиданный. Честное слово, ты настолько неожиданен, что Райнер оторопел, замялся и не сразу заметил, как Хистория осталась стоять в одиночестве, в недоумении смотря на подругу, которую увели куда-то в сторону, под предлогом танца. Но смятение это длилось недолго: до блондина быстро дошло, чем жертвует Берт ради его благополучия, и что такой шанс упускать нельзя. Он поправил ладонью волосы, поправил ворот пиджака и направился к Кристе, стараясь сделать выражение лица настолько простым, насколько это возможно: ведь если он сейчас будет слишком серьёзен, то Рейсс может и испугаться.
- Хистория, – девушка, которая до этого момента оглядывалась по сторонам, вздрогнула и перевела взгляд своих огромных оленьих глаз на Райнера. Сейчас, будучи несколько растерянной в этой толпе, в шуме и гаме выпускного вечера, она выглядела такой трогательно наивной и беззащитной, что даже дух перехватывало. Что уж говорить о том, что появление хоть одного знакомого лица её очень обрадовало и на красивом кукольном личике появилась улыбка. Конечно, улыбка эта могла быть просто из-за того, что улыбаться людям – это правильно и хорошо, ведь от этого теплее. – Слушай, - он замялся, поскрёб висок пальцем, посмотрел куда-то в сторону, в смущении улыбаясь. – Можно тебя на танец пригласить? – и он снова посмотрел на этого ангела, который сразу же улыбнулся во всю ширь своего рта, спрятав руки за пышный подол платья, слегка наклонившись.
- Конечно! – и она вложила свою аккуратную, тонкую ручку в ладонь Райнера. А у него дыхание перехватило от этого момента. И было всё равно: делает она этого от того, что добра ко всем без исключения, или ей действительно хочется потанцевать с ним. Последний раз, быть может, в этой жизни.
И когда заиграла медленная, приятная  песня, все пары закружились в танце, а Браун ощутил себя неловким медведем рядом с этой миниатюрной феей, которая буквально парила над полом, ведомая им. Уж больно лёгкой она была на подъём, уж больно легко он мог оторвать её от земли и поставить снова на пол. И у него дыхание совсем спёрлось в лёгких от  того, что она улыбалась и смеялась, глядя в его лицо, пока он старался смотреть в пол, надеясь не отдавить её ноги. А она танцевала просто божественно, легко и непринуждённо, словно всё детство этим и занималась. Удивительно было лишь то, что в этот восхитительный момент он мог думать и о Кристе, и о том, как она красива сегодня, и о том, что, в принципе, никогда не рано что-то начать, а вот сегодня будет поздно. Так что или он пользуется моментом или навсегда упускает свой шанс с концами. Спасибо, Бертольд, этого Райнер тебе точно не забудет.
Когда музыка стихла, Браун аккуратно отвёл девушку в сторону, а потом упал перед ней на колени, поймав обе хрупкие ладони, мягко сжав их, с силой надеясь, что всё далеко не зря.
- Криста, - юноша смотрел в эти несколько удивлённые глаза, немного не понимающие. – Нет, Хистория, послушай, что я тебе скажу, хорошо?
А она ничего не ответила, лишь только коротко кивнула, кажется, догадавшись, о чём пойдёт разговор. Но Брауну было так всё равно, что она может подумать о его несвязной речи, просто, он понимал: или сейчас, или можно попрощаться со всем подряд.
- Я уверен, что тебе говорили это множество раз, - он глубоко вдохнул. – О том, что ты Красива, талантлива, о том, какой у тебя чудесный характер, как ты добра к окружающим. Тебе всегда говорили о твоих замечательных качествах, я тоже не исключение. Я бы хотел их все повторить для тебя ещё раз и ещё раз, - он запнулся, не зная, что вставить после «но». Ответ так и не пришёл, оставалось только лишь ляпнуть последнее, что пришло на ум. – И я понимаю, что мои чувства к тебе, Хистория, ты оставишь без ответа, но будешь очень добра ко мне, как обычно бывает. Ты их примешь, а я смирюсь с происходящим. Но, тем не менее, я не только восхищён, но и влюблён в тебя.
А потом неловкая пауза. Он молчал, ожидая уже известного приговора перед тем, как пойти на эшафот. И вот, он уже на помосте, это её тонкие ручки ушли из его ладоней. Вот ему накинули на шею петлю: её руки легли на его щёки. Вот затягивают уже: она невинно поцеловала его в лоб. А потом выбивают единственную твёрдую поверхность из под ног: Хистория начала говорить.
- Ты мне тоже нравишься, - она улыбнулась, но потом её улыбка погасла также быстро, как загорелась. – Но ты прав, не настолько. Ты мне нравишься, потому что тоже ко всем внимателен и добр. И ко мне тоже. За это спасибо, Райнер. Прости, что не могу ответить на твои чувства.
Его горло сдавила боль и обида, но он промолчал, что уж, не прерывать же её своей грубостью, хотя, чего уж, он всё равно висельник на этом празднике. А там уж на горизонте показалась Имир и Рейсс радостно сорвалась с места, обняла подругу и, судя по взгляду брюнетки, всё сразу рассказала. А Браун встал с колен, отряхнул их и подошёл к Бертольду, улыбаясь и потирая затылок, как это обычно делает его друг.
- Как видишь, даже с твоей подачи я налажал, - он даже рассмеялся бы, но такое действие было бы слишком наигранным. – Ну что, будем твою судьбу с Энни лепить, коли у меня ничего не вышло? Как раз спящая красавица в зал вернулась, - он кивнул в сторону Леонхардт, что оглядывалась по сторонам, словно бы кого-то искала.

- Ох, Господи, Бертл! Ну не равняй себя со мной, - Райнеру оставалось только улыбнуться, несколько через силу, конечно, но он смог выдавить из себя это подобие улыбки и вполне такой жизнерадостной. Краем глаза он всё ещё наблюдал за Леонхардт. – В отличие от меня, ты покусился не на школьного идола, - а потом ободряющий дружеский тык кулаком в плечо. Только вот, действительно, как ему помочь-то с Энни? Он и шагу в её сторону сейчас сделать не сможет, крайне недовольной выглядела блондинка, даже более недовольной, чем бывает обычно. И вот, как результат, Берт хватается за покрасневшую щеку – видимо, заслуга Имир – а Браун думает, как бы свести его с блондинкой без трамоопасных действ с её стороны. Но додумать он банально не успел.
Девушка, окончив оглядывания разношёрстной толпы, остановилась взглядом на них, и, решительно всех распихивая, пробилась к юношам, смотря на них снизу своим крайне недовольным взглядом голубых глаз. Смотрела она достаточно долго, чтобы сам парень покрылся целой стаей трусливых мурашек. Не то, чтобы он боялся Энни, но зная, что она без лишних слов опрокинет его головой об барную стойку, стоило соблюдать… дистанцию? Очень хотелось, но и Хувера не бросишь, а то ведь все шишки на него полетят.
- Как веселится, Энни? – криво улыбнувшись спросил Райнер, надеясь, что вопрос немного смягчит её взгляд, что вот ей, такой холодной и отчуждённой, вдруг не хватило простого общения… тьфу, глупость какая, его сейчас точно ушатают.
- Помолчи, Браун, - недовольно, чуть ли не рявкнула обычно спокойная Энни, а потом, словно бы мгновенно  остыв, продолжила, уже обращаясь к его высокому другу. – Бертольд, - медленно произнесла девушка имя, - это правда, что я тебе нравлюсь? – Райнер, стоявший рядом, поразился прямоте вопроса и буквально поперхнулся слюной, закашлялся и развернулся спиной. Ох, что сейчас будет… видимо, она на слова Каролины не реагировала до самого конца, а сейчас, когда её окончательно достали слова подруги, решила сама выяснить – правда это или над ней дурно подшутили. – Отвечай немедленно, - «иначе она за себя не отвечает» , - мысленно дополнил блондин, надеясь, что всё обойдётся и ни его, ни Бертла не придётся собирать по кускам в этот замечательный для кого-то вечер. А ведь с каждой секундой он становился всё поганей и поганей, словно бы кто-то специально всё подстроил. Ну что за дела?
И ведь  вряд ли, ой как вряд ли одному подростку хватит духу сознаться в своих чувствах этой блондинке, что с целеустремлённостью смотрит ему в глаза с высоты своего маленького роста, сжимая губы в тонкую полоску и ожидая ответа. Сжимая кулаки, словно бы совсем недовольная таким раскладом. И ведь чтобы не ответил Берт, она не произнесёт ничего больше, чем скупое «ясно». Она даже кричать не станет, чего уж. Спокойно спросила, спокойно выяснила, спокойно ушла. Только вот испепелила перед этим Райнера одним своим взглядом. Господи, у него даже пот по спине прокатился.
А потом он почему-то вспомнил, от чего назвал Леонхардт «Спящей красавицей», а не «Снежной королевой». Видимо, он думал, что всё-таки принца она своего дождётся. Но, чёрт возьми, кто ж мог подумать, что всё случится таким прескверным образом? Крепись, Берт! Райнер молчит, но духом он с тобой! Ты сможешь, ты скажешь! И может тебя не окунут лицом в пунш! Кстати, перестал бы ты держаться за красную щёку, ну подозрительно же.

На слова Бертольда у Райнера округлились глаза, он потерял всякую способность дышать и чуть не обмер на месте. Что ты несёшь, Хувер? Ты же не в том положении, чтобы условия ставить, дурак. Ты же понимаешь, что сейчас упустишь все шансы, вообще все!? Но нет, посмотрите на этого самоуверенного болвана.
- Даже смотреть на это сил нет, - подумал блондин, впадая в фейспалм, так и не развернувшись лицом к парочке. И словно бы ответом на его мысли, раздался теперь действительно недовольный голос Энни. Как если бы, до этого она терпела, а сейчас не выдержала и буквально на мгновение, но вспыхнула каким-то ледяным пламенем. Вроде не обжигает, но страшно.
- Бертольд Хувер, ты совсем обалдел? – коротко спросила девушка, скорее всего, нервно сжимая губы, как если бы ей прямо в лицо чихнули. – «Если»? – она переспросила. Переспросила, а внутренне насмехалась. Ну да, не о ней же слухи ходят, что она по уши в Берта влюблена. Всё немного наоборот. И как результат – или Берту сейчас сломают пару пальцев, выбьют зубы и свернут нос, или она согласится на танец, но это вряд ли. Почему? Потому что… - И я не танцую, Хувер. Совсем, - конечно,  это же понятно. Она не из тех волшебных девочек, что умеют нежно и возвышенно ступать с места на место. У Хистории, например, к этому был особенный талант – балет всё-таки. Так что Райнеру даже не пришлось притворятся, что он умеет хоть как-то танцевать. Но Энни-то далеко не Криста. Они настолько же разные, как Райнер с Бертольдом. Вот уж кого было трудно представить танцующей, так это её. Даже Имир не вызывала таких стойких антипатий в плане танцев. Ну, потому что она могла хоть как-то.
Леонхардт молчала. Молчала долго, сверлила взглядом Берта, а по спине его друга табуном бегали мурашки и надежда, что сейчас он не услышит трагичного хруста и «ох» из уст одного брюнета с дырявой головой.
- Я станцую с тобой, - вдруг ответила Энни. Не сказать, что она была довольна этим решением. Браун обернулся через силу, увидел её лицо, снова спокойное, безразличное. – Один танец – и ты ответишь, - она словно бы окончательно закрепила этот словесный договор, вложив свою ладонь в руку Берта.  А парень перевёл дух, понимая, что теперь из всех телесных повреждений на его бестолковом друге будут только оттоптанные ноги.
- Удачи, - одними губами прошептал Райнер, сам думая о том, как бы незаметно втесаться рядом и слушать всё происходящее. И ничего умнее в голову не пришло, как пригласить тоже кого-то, в очередной раз. И на глаза попалась только скучающая Микаса. Что может быть хуже? Да ничего. Осталось только надеяться, что ему не свернут шею.
Поправив костюм, он подошёл к азиатке, интересуясь очень и очень аккуратно.
- Слушай, Микаса, - и ему резко стало не по себе от её взгляда, недовольного, разочарованного. Конечно, она ж не его, Брауна, ждала. – Не соизволишь подарить мне один танец? Пожалуйста, - ответом послужило молчание. Холодное, недовольное, извещающее, чтобы он катился лесом. – Тебе трудно? – потом проследил за взглядом: а там Эрен. И чем он занимался? Правильно, спорил о чём-то с Армином. Аккерман от созерцания юноши оторвалась, потом поджала губы и всё-таки кивнула, протягивая руку. Жалко её, любит этого осталопа, но они мало того, что семья, он её чувств в упор не видит.
- Спасибо, я тебе этого не забуду, - он принял руку девушки, потащив её в центр зала. На самом деле, брюнетка выглядела сегодня замечательно, в свободном платье на китайский манер, голубого, почти бирюзового цвета, с золотой вышивкой, она выглядела несколько… необычно? Да, в принципе, как и Энни, которая решила придти в брючном костюме. И блондина даже несколько удивляло, что эта вечно отрешённая от всего, но местами бойкая девушка, сегодня была совсем одна, буквально позабытая. А ведь раньше вокруг неё крутился Жан. Видимо, у того проветрились мозги химией.
Танцевала Аккерман крайне неуклюже, неумело, поглядывая в сторону из-под опущенных ресниц. А Райнеру, в принципе, только оно и нужно было, так он смог привальсировать чуть ближе к Берту, вслушиваясь, не говорит ли он опять каких глупостей.