Our game

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Our game » Our game. » Romeo x Juliet


Romeo x Juliet

Сообщений 1 страница 30 из 39

1

http://s7.uploads.ru/t/Zynqp.gif
Участники: Петра Рал, Леви, Майк Закариас (воображаемый отец Петры, воображаемый Эрвин Смит)
Описание: Это похоже на трагикомедию с драматичным исходом: два затянутых акта, один нелепее другого. Всё началось осенью, когда было действительно красиво с этими разноцветными листьями деревьев, которых в городах осталось так мало. С неба накрапливал дождь, а главная героиня этой пьесы пряталась от него в кафе, в ожидании встречи со своим отцом. И именно там Джульетта встретила своего Ромео, который, увы, не без помощи монаха Лоренцо додумывается о том, что девушка прекрасна. Конечно, Джульетта за весь акт почти молчит, Ромео больше похож на излишне уставшего от жизни аристократа, а из Лоренцо монах разве что какой-то сатанинской секты.
Второй акт это аккуратное нажатие на клавиши пианино, красивые речи, мягкие аплодисменты и поразительные мелодии, что так восхитительно воспроизводит Ромео.
И чем закончится эта постановка с отражением реального мира не знает никто из участников.

Очередь

Акт I

закончено

1 - Петра
2 - Леви
3 - Петра
4 - Майк

5 - Леви
6 - Майк
7 - Петра
8 - Майк

9 - Леви
10 - Петра (Батька)

11 - Леви
12 - Майк ->

13 - Петра (+ отец) ->

Акт II

Закончено

1 - Леви (вступление)
2 - Петра (Отец)
3 - Майк (Эрвин)
4 - Леви (1 акт)
5 - Петра
6 - Майк (Эрвин)
7 - Петра

8 - Леви ( 2 акт)
9 - Майк (Эрвин)
10 - Леви
11 - Майк (Эрвин) ->

12 - Петра (Отец ->)
13 - Леви
14 - Петра
15 - Леви

16 - Петра ->
17 - Майк (Эрвин)

18 - Леви ->
19 - Майк (Эрвин) ->

Акт III
1. Майк (Эрвин)
2. Петра
3. Леви
4. Петра
5. Леви
6. Петра
7. Редкий пост Майка. :"D

Отредактировано Mike Zacarius (2013-11-09 00:18:53)

2

Замечательное и светлое утро медленно перетекало в немного угрюмый день. Ярко-синее небо медленно затягивали серые тучки, воздух становился более разряженным, что предвещало небольшой, но мелкий дождик. Как всегда, жители не спеша готовили свои зонтики. Кажется. Это им было уже привычно – мелкие дожди в этом городе не были редкостью. Что лето, что осень, что весна – каждый из жителей был готов к дождю. Он мог длиться как пять минут, так и час, но никогда не затягивался слишком на долго.  И вот, буквально через пару минут, хлынул мелкий, но обильный дождик. Мелкими перебежками Петра поспешила в ближайшее кафе, накинув на голову довольно большой капюшон, от светлого бежевого пальто. 
По внешнему виду это было совсем пафосное кафе, которое трудно не заметить – большие идеально вымытые окна, которых казалось, даже нет, большая вывеска под старый манер, а само здание было из белого камня под классический стиль.  Однако, зайдя внутрь, вместо напыщенной и холодной обстановки, посетители  видели уютное кафе, где вся мебель была приятного коричневого цвета, где не было той строгой угловатости и яркого света, не было так же и злых официантов, которые лениво передвигались между столиками и подумывали, не плюнуть ли кому из посетителей в кофе.  Приглушенный свет, приятные абстрактные обои теплых цветов, мягкая с виду и удобная мебель, идеально чистый пол, здесь даже был отдельный зал для курящих людей и из него никогда не долетали клубы этого горького дыма до других посетителей, как это обычно бывает в кафе. Здесь так же присутствовали цветы, даже в большем количестве, чем надо, но они были настоящие, ухоженные, из-за этого в кафе легко дышалось, и никто не умирал, когда было слишком много людей.
Девушка прошла к одному из свободных столиков на две персоны. Скинув тяжёлый и слишком большой для неё капюшон, и неторопливо сняла пальто, повесив на спинку стула. Волосы были немного взъерошены, а чёлка и кончики коротких передних прядей намокли под дождём, не смотря на капюшон, который она одела немного с запозданием. Оставив пальто в покое, девушка поправила тёплый и длинный свитер белого цвета, на котором были вышиты причудливые узоры. Петра даже не обратила внимания на официанта, который сразу же предложил ей меню, она стала лихорадочно искать по карманам телефон, что бы сообщить отцу о том, что место их встречи переноситься.
«Дорогой папа,
На улице начался такой ужасный дождь, а я одела свои обычные чёрный ботиночки, даже не взяла носки. Опять забыла, что лето давно уже позади, и дожди сейчас гораздо холоднее. Поэтому подходи к кафе, и не забудь взять зонтик, он лежит на второй полочке в коридоре. И шарф, не забудь шарф, я тебя прошу, у тебя больное горло!
Я тебя буду ждать в кафе «У белого медведя». Приходи скорее, я тебя очень жду.
Петра.»

Действительно, кафе было похоже на уютную берлогу, в которой витали сладкие и пряный запахи выпечки, ароматного и настоящего кофе. Неторопливо переворачивая странички меню, девушка осматривала  его под слабым свечение больших светильников и маленькой  настольной свечи в подсвечнике, который напоминал маленький святящийся камушек. Просидев вот так – рассматривая, минут пять, Рал всё же заказала мятный чай, хотя изначально подумывала не заказывать ничего.
Пока несли заказ, блондинка присматривалась к людям в зале, просто так, без всяких намерений, заодно изучая и обстановку. В голову закрадывались разные мысли, например, было жалко очень намочить голову, ведь она только сегодня попробовала новый шампунь, который очень мягко пах травами, а синие джинсы, сегодня в первый раз одетые, уже намокли полностью до колен, где начинается пальто. Девушка чувствовала себя немного мерзко, так как не любила мокнуть. Да, ещё и руки замерзли. Поправив волосы и растормошив концы, что бы быстрее высохли, она дождалась заказа и согрела замёрзшие руки о теплую кружку. Чай был приторным, но обалденно пах мятой. Папа должен прийти примерно минут через пятнадцать, поэтому можно было не беспокоиться. Держа кружку в руках, которые стояли локтями на столе, она продолжала обводить зал взглядом, пока довольно интересная персона не зацепила её взгляд. Это был мужчина, не очень высокого роста, это было заметно, даже когда он сидел, у окна, который странно держал кружку. Очень странно.

3

Шуршание сухих листьев, которые с порывами свежего морозного ветра срываются с ветвей засыпающих деревьев и, танцуя венский вальс по порывам ветра, спускались в лужи, в которых отражалось небо серо-голубых мазков масленой краски. Однако, грязный окрас осени напрочь съедал эту красоту.
Трудно не назвать осень очень романтичным и прекрасным временем года, ибо всё "в золоте", но сырость  и чрезмерная грязнота в это время  - мерзость.
Отвратный запах плесени от гниющих в сырой земле листьев с порывами, уже прохладного, влажного ветра ударяли в лицо, проникая в самую глубь лёгких, оставляли неприятный землянистый привкус во рту. Каждый день погода буйствовала, удивляя своей непостоянностью.
С утра, открывая глаза и видя шальные лучики солнца,  пробивающиеся в комнату сквозь плотные бархатные шторы, ты начинаешь наивно верит их внешнему, обманчивому обещанию, что день будет весьма прекрасным, сухим и солнечным, но, ведь, стоит только поверить этой уловке осени, как вот уже спустя пару часов ты перебежками скрываешься от дождя. И, ведь, стоит только зайти в уютное местечко, где ты точно уверен, что сможешь переждать столь неприятный сюрприз, то небо сразу становиться кристально чистым и лучики солнца вновь хотят ехидно обмануть тебя.
Однако, если ты щепетильно относишься к чистоте в окружающей тебя среде, в сторону твоего комфорта, и не хочешь оказаться промокшим до последний нитки, и с океаном грязной воды в ботниках, то ты всегда берёшь с собой хотя бы зонт.

Уже давно проснувшись, и ожидая подобного обмана со стороны природы, Леви, собирался на лёгкую полу-часовую прогулку с конечным пунктом кафе "У белого медведя", где он собирался провести очередной тихий и безмятежный день в одиночестве. Весьма не подходящее название для такого чистого и дорогого кафе, ибо почему то, когда ловишь на слуху "медведя" переставляется именно берлога. Вонючая, грязная берлога, в которой дремлет огромная туша дерьма в меху. Но что поделать, это название порой завлекает посетителей своим милым и белоснежно-белым, как шёрстка полярного медведя, которые очень тщательно вылизывают друг друга, после каждого приёма окровавленной пищи, дурманом пушистости. И в самом деле, если бы не чистая, приятная для глаз обстановка в этом кафе, и не их вкуснейший кофе с выпечкой, то такой избалованный человек, как Леви, никогда бы не решил посетить это место. Собственно, в первый раз он посетил столь дивное место в компании Эрвина Смита, который уже заранее решил, что они туда придут.

Сейчас же, он, одетый в чёрное драповое полупольто строгого фасона, с тёмно-синим плотным тканевым шарфом вокруг шеи, тканевых печатках, строгих брюках и элегантных чёрных ботинках, и с зонтом-тростью в руке, вовсе не представляя как ему привязалась эта обстановка и минуты полного уединения в этом месте, заходил в это самое кафе.
Как обычно он сел за крайний, двухместный столик у окна и заказал себе то же, что и обычно: эспрессо макиато и французские домашнии булочки с абрикосовым повидлом.
В то время, в которое он обычно приходил в это заведение, а это часов 12-13 дня, людей было не так много. В основном сюда подтягивались ближе к вечеру, чтобы покурлычить вместе со своей парочкой, держась за ручки, задорно хихикая и попивая какой-нибудь отвратительно сладкий горячий шоколад, заедая его не менее сладким пирожным. Но днём здесь всегда было золотое время. В основном  приходили люди, которые давно хотят побыть наедине или тихо пообщаться по поводу своих планов, вовсе не мешая окружающим своим назойливым поведением и громким голосом. И сейчас мужчина именно этого и хотел - покоя и единения с самим собой.

С течением времени, он наблюдал в большие окна, пил кофе и изредка стучал пальцами по деревянной поверхности стола, прямо как по клавишам пианино.  Время шло быстро, незаметно, а на фоне играла тихая спокойная музыка, которая сопровождалась тихими перешоптываниями посетителей. Они, посетители, уходили и приходили, а мужчина успев, допить свой кофе, принялся за чтение книги.
Тучи, сгустившись и став сплошной холодной серой массой, прямо как цвет глаз Леви, мешали нормально попадать в помещение свету и от того работники кафе поставили всем на столы свечи и включили неяркий, приятный бронзовый свет, что это изрядно мешало читать.
Прошёл час, за ним другой и в окно застучал дождь, а спустя двадцать минут брюнет почувствовал на себе пристальный взгляд и, закрыв книгу, чисто интуитивно посмотрел в сторону, где, как ему казалось, сидит та личность, которая пристально разглядывала его. Там, куда пал его взор, за двухместным столиком сидела красивая молодая девушка с слегка золотисто-бронзовым цветом волос, большими глазами и приятной нежно-персиковой кожей.

4

А дождь продолжал лить. В зале было слышно мелкое постукивание капель по навесу над входом снаружи помещения. Приглушенный звук по слуховому ощущению был нежный, тихий, даже немного монотонный и убаюкивающий. Возможно, ещё и поэтому создавалось ощущение комфорта в этом кафе даже в такую погоду. Точнее, это самое уютное кафе для такой погоды. Каждый вымокший человек, наверно, с удовольствием тут останется до тех пор, пока дождь не прекратится. Уж слишком тут было уютно.
Петра не любила ходить в кафе. Если только с кем-то, но этот кто-то постоянно торчал в лаборатории. Отчасти она понимала Зоэ. Работа, особенна та, которая тебе очень нравится – превыше всего, но она так давно не видела подругу, что на данный момент, сидя в этом кафе и грея о кружку уже чуть согревшиеся пальцы, девушка ощущала некое опустошение. Она тут прежде не бывала и теперь, опустив кружку на стол, она потянулась за телефоном в карман, что бы записать название и потом предложить Ханджи, но рука буквально за пару миллиметров остановилась перед карманом, а сама Петра захотела провалиться сквозь этот стул и вообще уйти поскорее отсюда. Пока она была занята своими мыслями, её взгляд до сих пор был направлен в сторону молодого человека у окна, если так можно назвать мужчину лет тридцати. Но застыла она отнюдь не потому что её «засекли за пялением» на его персону, отнюдь. Сам взгляд заставил Петру впасть на пару секунд в оцепенение. Широко раскрыв и без того большие и круглые глаза, она сидела с откровенно удивлённым выражением лица смотря в серые глаза черноволосого незнакомца, разве только понять чему она так удивилась было трудно. Затем лёгкий румянец покрыл её щеки, когда она осознала, что сидит уже с идиотским выражением лица и попыталась этот взгляд куда-то спрятать. Не найдя лучшего места чем маленький экран телефона, девушка уткнулась в него, опустив глаза и голову с небольшим стыдом за свой настырный взгляд. Натянув широкий ворот свитера по самый нос даже немного выше,  она создала для себя ощущение, что хоть куда-то спряталась на небольшой отрезок времени. По рукам побежали мурашки, и Петра, наверно с диким маньяческим видом, стала писать смс-ку отцу, который пропадал где-то под дождём. Может он не может найти это кафе или она не правильно название прочитала? Или отправила? Вообще, где он там сейчас? Скорее всего, ей надо было встретить его на улице, хотя место их встречи находилось в пару шагов от этого кафе.  По ощущениям щёки горели, когда на самом деле, человеку с уже немного подпорченным зрением не будет заметно её смущение от чего-то. Тихо вздохнув, она отправила короткую смс отцу. Жаль, что из-за погоды сообщения шли медленно, приходилось ждать ответа иногда минуту, иногда две.
Собственно, чему же так была удивлена Петра. Для неё все люди – каждая отдельная история. Не важно, просто ли она их где-то увидела, это были новые знакомы или давние друзья – девушку постоянно интересовали их занятия. А что бы угадать, чем занимается тот или иной человек сегодня-завтра-послезавтра, можно смотреть по одежде, настроению, выражение лица. И какое же у неё было удивление, когда она увидела этот спокойный, немного уставший, но безразличный взгляд человека, который как будто и не хочет здесь находиться. Он не хотел нигде находиться. Казалось, это был человек, уставший от всех людей. Или просто ненавидящий всех, поэтому так безразлично смотрящий. Сколько за свою жизнь девушка заглядывала в лица – она ни разу не видела такого безразличия. Это было немного жутко.
Но с другой стороны, не беря во внимание дикое безразличие в глазах, которое и немного привело девушку в замешательство, Петра была очарована этим человеком. Она не знала кто этот незнакомец, чем он занимается и отчего такое безразличие ко всему, по крайней мере, во взгляде, но хотелось это узнать. Будь она немного смелее, возможно, сама бы и подошла, но навязывать своё общество сейчас не было нужды. Ведь, даже если она подойдёт – сразу придёт отец и разговора не состоится в любом случае. А зная своего отца, который спешен в выводах, который к тому же не стесняется что-либо делать или говорить неважно кто перед ним – прохожий, начальник или ещё кто, это могло обернуться чем-то похуже, чем просто неловкий разговор, когда тебя через пару секунд прерывая словами: «А кто это, доченька? Неужели у тебя есть молодой человек? Не рановато ли, милая?», а он обязательно так скажет, Рал была просто в этом уверена. Потому что это уже один раз было, когда она вместе с Зоэ сбила с ног одного довольно странного человека, который явно нарочно им нагрубил, причём так неумело, что им стало больше смешно, чем обидно. Но, как назло, подошел отец, успевший выйти из магазина, очень громко возмутившись, что этот человек так грубо разговаривает с девушками, а затем отругал Ханджи за то, что не умеет себе выбирать парня. Правда, брюнетке было всё равно на слова папы, она ему даже подыграла, разыграв настоящий спектакль, и окатила из лужи этого мужчину второй раз с криком: «Я тебя бросаю, неудачник! Каким надо быть никудышным, что тебя даже такой снисходительный и сердечный человек не одобрил!» и так далее в этом духе.
Улыбнувшись, она поёжилась в тёплом свитере, положив телефон на стол с уже отправленной смс Ханджи. Приятно было вспоминать такие моменты, но после короткой радости, тотчас  наступала меланхолия.

Она подняла голову, после некоторого смятения, надеясь, что на неё больше не смотрят, опустила поднятый воротник и заказала ещё кружечку чая, но на этот раз горячего, а не тёплого, потому что в тёплом напитке не успел раствориться тот сахар, что она туда положила, до того как выпить. Хотя она знала человека, который просто обожал наливать чуть тёплую воду в стакан, разводить там две сахарные ложки и пить эту смесь. Якобы для мозгов глюкоза без всего лишнего поступает. Чудной был человек. Она так тоже один раз попробовала, но не смогла выпить и двух глотков, настолько это было невкусно.

5

У кого-то день начинается  с чашки кофе, а у кого-то с тихих шагов и аккуратных потугов вытянуть плюшевого медведя из цепких объятий любимой женщины.
- Да отпусти ты эту дрянь, - ворчал в усы мужчина, вытягивая плюшевую мерзость, хватая её за заднюю лапу, и, торжественно улыбаясь, удалился на кухню. И буквально спустя секунды послышался излишне громкий прощальный треск пушистой ткани. Бедный медведь «родил» пару комков ваты, которая сразу же отправилась в мусорное ведро, оставляя на растерзание лишь белую шкурку и шарфик.
На этот самый треск выплелась и его голубоглазое очарование, сонно эти самые глаза потирая, с трудом выдавливая в себе утренний зевок и непонимающе смотря на Майка. Как же он любил эту женщину сонной: с утра она была так мила. Лохматая, заспанная, медленно переставляющая длинные ноги и каждый раз аккуратно касаясь плечом косяка, словно бы он помогал ей не упасть.
- Слушай, Микки, я тут какой-то звук слышала… - долгая пауза, заспанный вид улетучивается в окно, куда улетают медвежьи ошмётки. – Что это у тебя в руках? – первый вопрос был ещё спокоен, без угрозы, без истеричных женских повизгиваний и прочих дополнений надвигающейся истерики. да, в принципе, Нана и без них обходилась, устраивая скандалы. – Майк, я к тебе обращаюсь, - первый колокольчик надвигающейся бури.  Не «Микки», а «Майк». – У тебя в руках мой медведь!?
Теперь можно начать оправдываться или приводить свои аргументы в пользу собственной защиты: иначе рискуем быть сожранным заживо. К несчастью, аргументы всегда были недостаточно убедительны.
- Нет. Это не твой медведь. Твой медведь стоит на полке в нашей комнате, - лаконично и вкрадчиво отвечает Майк, не отрываясь от потрошения несчастной плюшевой игрушки. Игрушка, к слову, так приятно пахла, что возможно её было бы жалко, если бы не сам факт её существования и появления в жизни Закариаса.
- Там стоит твой медведь, Майк! Мой медведь у тебя в руках, - чуть ли не рыча заявляет лохматое создание в чёрной мятой мужской рубашке, закатывая рукава, грозно надвигаясь на виновника утренней ссоры. Естественно, Нанаба хочет вернуть обратно свой подарок, но вот загвоздка: Майк подарок возвращать не хочет. И вот остатки шкурки отправляются в открытое окно, мягко планируя на флагшток соседа и повисая там мёртвым грузом, прощально махая своим шарфиком. – Зачем!? Зачем ты выкинул его?
Ну а что она хотела-то? Ещё в тот день, когда она принесла свои вещи в его дом, достала этого белого медведя и на его вопрос о происхождении этого кошмарика с шарфом ответила, что это подарок её бывшего, а хранит она его в память о тех временах, Майку было понятно, что вся эта история закончится трагично. Для их общего маленького пушистого разлучника.
- Ты спала с ним, - всё также спокойно отвечал Майк, пока они кружили по гостиной комнате, обходя мебель. - Я купил тебе другого, но ты всё равно спала с ним.
- Ты ревновал меня к подарку!? – женщина опешила, замерла, но потом с большим рвением начала стремится дотянуться до обидчика. Так уж вышло, что все ссоры требовали дистанции: на беду Майка Нанаба пусть и была меньше по всем параметрам, но это не мешало ей сломать ему пару рёбер, а то и вовсе выкинуть к чертям в окно. Она могла, особенно в гневе могла. Майк же просто старался избегать необходимости успокаивать свою любовь путём скручивания её в рогалик. Просто из принципа: слабый пол на то и слабый, и всячески воздействовать на него с использованием физической силы – дурной тон. – Это просто подарок, Майк. Какого чёрта, скажи мне!?
- Ага, но это не мой подарок, а твоего слащавого бывшего, - недовольно протянул мужчина в ответ, рывком ускользая от цепких рук. Пока мебель и посуда в ход не шла, на том спасибо. – Я же не храню милые сладкие подарки от всех тех женщин, с которыми был, так ведь?
- Он был единственной памятью о Тони, чёрт возьми! – вскинулась блондинка, переворачивая столик. Ваза прощально опрокинулась на пол, расплескав воду и свежий букет жёлтых тюльпанов по полу. Следом на них опустилась босая нога, вдавливая цветы. Майк с сожалением поглядел на окончательно мёртвые растения, но отвлекаться нельзя, совсем нельзя:
- Тони? Ты называешь его Тони? – с неким недовольством вопросил он, теперь уже самолично повышая голос. – Он не умер от рака, чтобы так убиваться над ним, обнимая плюшевого мишку! – в сторону полетели подушки с дивана.
Началось. Теперь настал черёд соревнования «Кто испортит больше мебели в доме». Женщина запустила в Майка чашкой, он в свою очередь уронил телевизор. И всё также наматывали круги вокруг несчастного дивана, не прекращая орать друг на друга: она обвиняла его в чёрствости и неспособности понять её женские чувства, что она способна скучать по тем временам, он ей утверждал, что воспоминания о другом мужчине остаются или за дверью, или при Нанабе, но без Майка.
- Господи, как я вообще могла полюбить такого толстолобого кретина!? – В конец обозлившись заорала блондинка, со злости пихая диван руками. Тот страдальчески скрипнул и сдвинулся с места.
- Тогда может тебе стоило послушать свою мать в… - договорить он не успел. В дверь позвонили и кому-то из них пришлось идти открывать. Этим кем-то, конечно, была Нана. Она просто была ближе к двери, да и Майк не горел желанием рваться к дверному проёму по стеклу и цветочной каше с водой. Есть шанс навернуться и сломать позвоночник о злосчастный диван.

- Дорогая моя! Что с тобой!? - с коридора донёсся женский вопль, способный выбить стёкла из окон. – Да как он посмел! Как он посмел довести тебя до слёз… бедная моя, бедная.
- О нет, не-е-ет, - страдальчески промычал Закариас и шустро слинял в спальню, где не менее шустро накинул на себя первые попавшиеся шмотки, в надежде уйти незамеченным. Амелия была ужасной женщиной по мнению Майка: истеричная, громкая худощавая блондинка с лошадиным лицом и полным отсутствием хоть какого-то сочувствия к мужскому полу. Скажем так: одна из тех, кто считает, что мужчина – просто приятное дополнение к хорошей жизни.
Но вот в коридоре ему не повезло: надежда на то, что Амелия увела Нанабу на кухню отпаивать чаем, разбилась в пух и прах. Она так и стояла в дверях, обнимая зарёванную дочь, поглаживая по спутанным волнистым коротким волосам и приговаривая, какой Майк мерзкий и отвратительный человек. Буквально за минуту в помещении напряжение возросло до максимума. Худощавая пожилая женщина сверлила его взглядом, он старательно игнорировал её существование.
- Доброе утро, Майк, - донесся до его слуха неприятный голос, вкрадчиво сообщающий о том, что от него ждут хоть какой-то любезности. – Я смотрю, Вы всё же продолжаете портить жизнь моей дочери?
Мужчина лишь в ответ закатил глаза, скривив губы, продолжив молча натягивать обувь.
- А я говорила тебе, Нана, он тебе не пара, - с нажимом говорила женщина. Достаточно громко, чтобы услышали все, включая соседей. Видимо, она считала, что если она будет орать, то Майк точно обратит на неё внимание. Но он продолжал игнорировать очередное жизненное препятствие на своём пути, теперь ища по карманам ключи. – Посмотри, у него даже хватает наглости не здороваться со мной, а ведь я родной для тебя человек, - теперь эта стоптавшаяся женщина смотрела на него сверху вниз, даже не думая освободить проход:
- Дорогая мама… - медленно начал Закариас самым спокойным голосом, на который только был способен, искренне преодолевая в себе желание плюнуть ей в лицо, а вместе с тем боролся с соблазном поморщиться, ибо духи у женщины были воистину ужасные.
- И Вы смеете так ко мне обращаться? – приторно сладко говорила она, перебивая его на полуслове, сверля своими карими глазами и требовательно постукивая по дверному косяку наманикюренными ногтями.
- Дорогая мама, - повторил Майк, сжимая зубы, – завалитесь, пожалуйста.
Амалия так и опешила, оседая на пол вместе с Нанабой, даже не обращая внимания на то, что её сейчас в наглую перешагнули.
- Хорошего вам дня, Аномалия моей жизни, - зло бросил в след мужчина, угрюмо сбегая вниз по лестнице.
Пробежка вниз по ступеням хорошо способствовала успокоению, особенно хорошо эта мысль передавалась в одном из стихов какой-то русской поэтессы. Эрвин рассказывал о серебряном веке русской поэзии, но вспомнилась эта лекция почему-то сейчас. Ванильненько для взрослого дяди, но что поделать.
Вылетев пулей из подъезда, устремившись к своей очаровательной Ямахе, он с замирающем сердцем почуял неладное.
- Ну блять. Бля-а-ать, - теперь уже с отчаянием проскулил мужчина, с ужасом смотря на спущенные шины и осевший на землю гоночный байк. – Кто сделал это с тобой!? Кто посмел? – не скрывая откровенной боли шептал мужчина, падая на колени на осенний асфальт. – За что так с  ни в чём невиновными шинками!? Они же просто любили асфальт… - трагедия мысленно достигала своего апогея. И казалось бы дальше просто некуда, но вот теперь вместо злости или раздражения в груди поселилась неведомая грусть. В общем, день начался просто восхитительно. «Восхитительно» в понятии какого-нибудь морального мазохиста.

Дальнейшее его дневное существование протекало словно в замедленной съёмке:  он медленно плёлся по улицам, задевая людей плечами и думая попеременно о том, что умудрился наговорить лишнего, что вообще был неправ, и о том, что мотоцикл был его единственным утешением до утреннего инцидента. Теперь его не успокоит ни солнечные блики, играющие на осенних витринах магазинов, ни осенние листья, что отливая красивым красным светом с редких деревьев мегаполиса, ни тот факт, что сегодня тот редкий выходной, когда действительно было бы здорово с кем-то провести время. И можно было бы позвонить и извиниться, но совесть штука странная – когда хочешь извиниться, почему-то становится очень стыдно эти самые извинения преподнести. И вот приходиться здоровому мужчине идти и вытирать подошву чёрных ботинок об асфальт, мрачнея с каждой секундой. И музыка в наушниках как назло самая заунывная, и люди серые и безжизненные. А когда в довесок ко всему небо решило пролить на его уставшие плечи дождя, Майк окончательно убедился в том, что справедливости в этом мире нет.
Люди с улиц быстро рассосались по различным кафешкам, бутикам, торговым комплексам, лишь бы не мокнуть. Предусмотрительные личности раскрыли зонты, а мужчина брёл дальше. Дождь набирал силу и единственным сухим местом на человеке, который в спешке не взял тёплой куртки, осталась обувь и футболка. Ему даже на холод было как-то всё равно: дождь, уныние, музыка и капли, мерно стекающие с носа.
Единственное, что заставило его заглянуть в первое попавшееся убежище от дождя – скончавшийся телефон: теперь он точно никуда не позвонит и никому ничего не скажет. Не глянув название заведения, он раскрыл двери, убирая с лица волосы и оглядываясь в поисках свободных мест. Посетители не очень обрадовались появлению огромного мокрющего бугая с такой кислой миной, что у половины бы посворачивались сливки, если не настроение вместе с ними.
Но меткий взгляд нашёл отраду: у самого окна (и как Майк его не заметил?) сидел Леви, как всегда угрюмый, как всегда мрачнее тучи, но зато так соблазнительно одинокий. Можно и пар выпустить или просто поговорить, чтобы было не так грустно. Мужчина протиснулся меж столиков,  быстро направляясь в Левин угол, стараясь сделать лицо попроще: сейчас его взгляд выражал столько же усталости, сколько это бывает на лице недорослика.
- Дерьмового дня, гигант среди лилипутов, - мах рукой и усталое приземление туши напротив несчастного паренька. Леви не был рад. Он вообще не рад. У них с Майком отношения натянутые: сам Закариас называет это дружбой по принуждению, а мнение Леви на этот счёт его интересовало в последнюю очередь. Бросив на парня испытующий взгляд, он повёл плечом, морщась от прикосновения мокрой толстовки.  Нда, видок у него, если уж сравнивать с опрятным брюнетом, что сейчас сидел в своей лучшей белой рубашке, а на спинке стула висело не менее великолепное драповое пальто, был плачевный.  Мокрая толстовка, раньше была серой, теперь цвета мокрого асфальта, тёртые джинсы, мокрые до зубного скрежета и повышенная лохматость. – Надеюсь, я не испортил твоего праздного времяпрепровождения, - почти с эрвиновской интонацией вопрос мужчина, стягивая толстовку и вешая её на спинку своего стула. Футболка, конечно, не та одежда для середины октября, но с тёплой толстовкой как-то всё равно. Спасибо, что сухая.

Отредактировано Mike Zacarius (2013-11-07 21:31:56)

6

И ведь если судить пореакции Этой особы, то она не сразу заметила, что на неё смотрят в ответ, притом таким холодным, безразличным взглядом уставшего человека, который прямо выражал "Ну и какого Вы, сударыня, на меня уставились?", но мужчина это понял не сразу. Ему показалось, что столь длительный взгляд после его ответа выглядел скорее как вызов, что несомненно давало волю чувству омерзения к этой особе, однако, девушка всё таки очухалась и опустив взгляд смутилась, что было слабо заметно из-за освещения в помещение. Несомненно, эта немного запоздалая реакция наводила на две мысли сразу:
1. Девушка, просто смотрела куда-то рядом с его особой, но не на него самого, что несомненно могло бы заставить его задуматься о том, что тогда зря он посмотрел на неё и в итоге смутил.
2. Девушка, завидев мужчину, с любопытством его рассматривала и просто забылась в своих мыслях, а когда спустилась на землю, заметив холодный отклик, сразу скрылась оком в экран телефона, что синеватым отценком светил из-под стола. Если так, то тогда у него должно было сложиться впечатление о том, что эта девушка слишком неприземлённая.
И знаете, он решил выбрать первый вариант, хотя без сомнений знал, что точно есть третий и четвёртый, но они ему на данный момент ещё не приходили в голову, как оно обычно бывает. И ведь кто знает, что будет потом, после того, как он сделал выбор в сторону первого варианта.
Брюнет отвёл взор в сторону окон, убедился в том, что дождь всё ещё продолжает лить, притом ещё и усиливаясь. Кофе давно нет, а повидла остались последние капли, но и уходить пока что не хотелось. И от этой безысходности он посмотрел в сторону барной стойки и задержал свой взгляд на глазах официантки, которая обслуживает его столик. Та, заметив это и явно зная, что означает длительный взгляд посетителя, сразу пошла к нему.
- Да, сер?  - Спустя мгновение эта девушка оказалась около его столика держа в руках блокнот.
- Оливия, пожалуйста принесите  экспрессо макиато, и попросите сделать его более крепким, - да, Леви всегда старался запомнить имя обслуживающего его официанта, ибо тогда ему точно не принесут кофе в грязной чашке.
- Ваш заказ: двойной экспрессо макиато...
Чего нибудь ещё желаете?

- Спасибо, но на этом пока всё.
Она лёгким движением руки спрятала блокнот, забрала уже пустую чашку и ёмкость с крохами повидла, а после удалилась.
Как жаль, что в этом заведении нет живой музыки по вечерам. Если бы она была, то он бы решил задержаться здесь до самого вечера, услышать прекрасные ноты в исполнении талантливого, но не оценённого музыканта, а потом уйти домой по ночным улицам прогулочным шагом, замечая каким может быть этот город чистым.
Да, ночь - прекрасное время суток, а почему? Потому, что видно только те малые капли, которые освещают уличные фонари. Америка - страна чистая, но в то же время люди и природа всё равно умудряются всё загадить.

И, собственно о грязи. Кто бы мог подумать, что в столь чудесный тихий день придётся случайно встретиться с огромной свиньёй, которая явно была вне настроения, и, которая, явно хотела скинуть все свои страдания на Леви, и не важно как. Будь то сопливая беседа о том, как всё ему осточертело, или просто куча бессмысленных подколов и издевательств, как к примеру "великан среди лилипутов", суть от этого меняться не будет. А в чём будет эта суть? В том, что он, та сама свинья, а ещё точнее Майк Закариас, нарушит одиночество брюнета , плениться своей огромной мокрой тушей рядом и заберёт его время вместе с собой. 
- Сьебись, - до скуки кратко и грубо ответил брюнет. Он не хотел приветствывать этого человека, когда он находиться в таком расположении духа, как собственно и в обычное время, но делал делал из натянутой вежливости и чтобы не быть полной свиньёй. Он вынужден терпеть его, только из-за того, что он друг их общего знакомого, которому явно насрать на их отношение друг к другу.
- Надейся - он посмотрел куда-то в сторону, где сидела та девушка.

7

- Мог бы не поскупиться ещё парой ласковых, Леви, - парировал Майк, отмечая, что если его появление не испортило настроение мелкого засранца полностью, то точно подгадило вполне задавшийся настрой. Этот человек был одиночкой по жизни, его стремление к единению с самим собой вполне было понятно и когда кто-то мокрый (и, по мнению Леви, грязный) нарушал этот самый покой, у него явно проступало недовольство. Причём недовольство, которое заметит только человек, желающий это самое недовольство в Леви растрясти до стадии «я вырву твоё сердце и сожру, если ты не свалишь». Впрочем, с тем же успехом Майк мог просто молчать, выжидательно пялясь, а потом громко чихнуть чистоплюю прямо в лицо. И не забыть расплескать сопли ему на рубашку и утереться его же шейным платком.  Результат был бы доставляющим, но только для тех, кто любит потасовки в кафе с перевёрнутыми столами.
- Девушка, подойдите, пожалуйста, - ленивый мах рукой в сторону официантки. А ведь по правилам заведения, она сама должна была бы подтащить свою очаровательную стройную тушку к нему. Просто потому, что клиент лишним не бывает. Девушка подошла, улыбнулась, вежливо вопрошая, что, собственно, нужно «сэру». – Полотенце. Просто полотенце, пожалуйста.
Он даже почти улыбнулся, смотря на девушку снизу вверх. Миленько, надеюсь ему не плюнут на это самое полотенце – Майк не питал тёплых чувств к забегаловкам, как раз из-за работающего там персонала. Редкостное хамло, как правило, отрывающиеся на клиентах за таких же мудаков, что жалуются на внезапную муху в кофе или что-нибудь в этом духе. Вообще, тему сердец человеческих тереть можно бесконечно долго, особенно в дни плохих настроений. Все всегда становятся жутко нехорошими: стремятся ловко подгадить ближнему своему, чтобы не так обидно было в одиночестве заниматься самобичеванием. В прочем, большинство же делает это абсолютно случайно, просто из желания поплакаться, а им в этом отказывают. Такие вот невкусные пироги с повидлом.
- К слову, ты не только сегодня молчаливей обычного, но даже выглядишь большим мудаком, - а я в свою очередь, могу отметить собственную болтливость, - мысленно отметил Закариас, не отводя взора от этого уставшего от жизни юноши.

Вспомнить бы, чем ему он так не понравился. Помнится, познакомил их Эрвин, представил друг другу. А дальше он помнит только стойкую неприязнь к человеку, от которого пахло антибактериальными салфетками. Сразу возник образ человека надменного, брезгливого, к обществу относящемуся, в лучшем случае, как к дохлым тараканам. И на моменте, когда они должны были торжественно пожать друг другу руки, у Майка скривило лицо в неком подобии улыбки. И то, только из-за того, что Смит смотрел на него с такой угрозой, что можно было бы провалиться под землю. В прочем, даже узнав его несколько лучше, впечатление осталось тем же: человек если не сухой, то окончательно потерянный для, кхм, мира чувств и эмоций. Если его что и растормошит, то хоть какая-то забота. Но он же сам от себя людей отталкивает. Оставалось лишь качать головой, глядя на старика, который успел разменять только третий десяток, но готовый забыть обо всем мире, зато помнить о себе любимом. Тем не менее, сейчас его взгляд выражал что-то более, чем просто «отъебитесь» и был направлен в сторону соседнего столика.
- Ты серьёзно? – чуть ли не со смехом вырвалось у мужчины. – Ты всё же позврослел и стал интересоваться кем-то ещё окромя себя самого? – вот это праздник, вот это чудо. Ему только бы взгляд попроще и можно было бы прямо сейчас чуть-чуть поменять своё мнение. Но нет, взгляд у него был тяжёлый. Как всегда: не удивительно, что от него люди на улице шарахаются. А вот девушка, на которую он так усиленно смотрел, выглядела вполне мило. Молоденькая, стройная, в очаровательном белом свитере. По крайней мере, издалека выглядит обнадёживающе живой, а не фарфоровой куклой, которую только на полку ставить. – И от чего ты расселся здесь, а не идёшь знакомиться? – флегматично поинтересовался Закариас, подперев щёку ладонью и продолжая рассматривать девушку, что старательно копалась в телефоне, периодически отпивая горячий чай. Надо будет Ханжи рассказать: она от милых людей без ума просто, всегда стремиться растормошить их, разговорить и заделаться в лучшие подруги. Говорит, что такие люди самые лучшие на свете, хотя бы потому, что не говорят ей о её странности. Такта хватает. Ну, этого у неё не отнять, но с ней весело и явно не клонит в сон. Человек настроения.
Помотав головой, он отвлёкся на официантку, которая всё же принесла ему полотенце и, наконец-то, вытер волосы и лицо, окончательно разлохмачивая итак толком нечесаные с утра волосы. Божественный вид просто. Для тех, кто любит мокрых псов.

Вообще, зачем люди ходят в кафе в гордом одиночестве? Из тех кого он знал, этим действительно страдали Эрвин, Леви и Гергер. Но Гергер страдал одиночеством в кафе и барах как раз для того, чтобы найти компанию: всё ещё наивно полагал, что пока не лакает алкоголь в компании – не алкоголик. Леви – асоциальный тип, с которым двух слов не свяжешь. Но стремление идти в людное место всё же несколько удивляет. Эрвин просто тот человек, которому неважно где, но нужно с завидным постоянством подпитывать мозг книгами. И он может идти читать, а ноги сами заведут куда-нибудь. Главное, чтобы персонал не слишком доставал и чай был высшего сорта. Но если брать в расчёт эту девушку, то она явно не похожа на человека, которому неприятно людское общество, не похожа на литературную барышню, стремящуюся найти уединение в чаю и приятной музыке. На улице дождь, но переждать его можно в менее сидячем месте: допустим сеанс в кинотеатре (Майк точно знал пару неплохих комедий, что недавно вышли в прокат) или, в конце концов, пройтись по бутикам в торговой галерее напротив. Встаёт другой вопрос: какой человек может заставить девушку ждать?

Тяжкий вздох, и он с таким трудом отрывает свою тушу от нагретого стула:
- Скучный ты, Леви, не посмеяться с тебя, - грустно молвил Микки, разминая плечи. И вроде всего ничего сидел, но откровенно ледяной ливень, из под которого он выбрался от силы минут пять назад, свёл все мышцы до неприятной судороги. Да уж,  всё же это был достаточно прохладный ободряющий душ. – Пойду найду себе более общительного собеседника.
Сорвав мокрую толстовку со спинки стула и оставив унылому брюнету в подарок влажное полотенце, расслабленно побрёл в сторону девушки. Пожалуйста, ну пусть хоть она не будет такой молчуньей. Всё же, ей тоже должно быть скучно. Ну ладно, не тоже. Ей просто скучно, а ему просто грустно. Так почему бы не помочь друг другу простым задушевным разговором? О погоде, о птичках, ещё о какой-нибудь фигне. О Леви, в конце концов. Ибо явно не он был первым, на кого смотрели. Леви же. Он скорее с большим обожанием на чистящие средства посмотрит, чем на девушку даже самой приятной наружности.
Поравнявшись с её столиком, он слегка наклонился, пытаясь рассмотреть девушку, а заодно не напугать. А то так всегда бывает: подойдёт, спросит что-нибудь, а на него смотрят, как на мясника с разделанной человечиной в руках.
- Ам… - заминочка вышла. Вот видела бы его сейчас Нана, то размазала бы ровным слоем по стенке, посчитав за первый шаг к измене. Просто потому что никто из них не любит делиться. Ничем. – Здравствуй. Я могу присесть? – и вроде как попытка улыбнуться достаточно приветливо, как вообще может улыбнуться мокрый, продрогший от сидения у окна мужчина, у которого даже скулы свело от внезапного озноба. А потом мотануть головой в сторону Леви, не забыв замолвить и о нём словечко, - а то один сноб явно не в восторге от моего общества.

8

Горячий чай наконец принесли, и Петра смогла насладиться приятным мятным вкусом этого напитка. Чем горячее чай – тем сильнее его вкус. Тем временем, бросив взгляд на тот столик у окна, она как раз увидела приход нового персонажа в это удивительное кафе, куда приходят самые разные люди. Это был высокий, очень высокий русый мужчина, промокший под дождём. Неужели там на столько сильный дождь? Мужчина выглядел очень уставшим и, о боги, каково было её удивление, когда он подсел к черноволосому со своими красивыми серыми, но холодными глазами. Петра чуть не обожглась чаем и даже издала писк на подобие «Боже, как горячо», но тут же опустила взгляд в стол. Было интересно, конечно, что происходит за тем столиком. Да, и папа писал, что прибудет только в ближайшие двадцать минут. Но это было нагло. Девушка и так уже ощутила на себе этот холод до дрожи в прекрасных глазах и ей бы не хотелось, что бы он внезапно стал гневным, потому как даже после этого – дальнейшее наблюдение будет верхом не приличия. Или хотя бы он может подумать, что она навязчива. Ну, вот, кто знает, что у этого мужчины в голове.
Конечно, какая девушка не хочет нравиться окружающим её людям. И Петру не обошла эта вечная проблема – как же сделать так, что бы на тебя было приятно смотреть. В случае же с именно девушкой – что бы хотя бы не было им от тебя отвратительно. Ведь, как никак, блондинка как и каждая любая девушка думала о таких вещах как любовь, романтика и так далее. Но не в маниакальном качестве. Она не стремилась поглотить своей красотой сердца всех мужчин, или стать лучшей любовницей, или ещё чего хуже кроме этого. Но сейчас у неё возникло острое желание понравиться этому мужчине. Этого желания у неё никогда ранее не возникало именно в этой форме. Здесь и сейчас. Конечно, были моменты, когда кто-то её интриговал, но обычно, она её не смиряли холодным и безразличным взглядом по типу «Девушка, ну, вот, что Вам от меня надо? К чему такие взгляды?» и всё в подобной прозаической форме.
Опять, украдкой, взглянув на тот столик, где теперь с неприступным и меланхоличным видом сидел молодой человек, который сильно её понравился и рядом, создавая просто неимоверный контраст, сидел другой незнакомец, уже стаскивающий с себя толстовку и показывая своё подтянутое тело, почти в плотно облегающей майкой. Петра улыбнулась. Ей стало интересно – друзья ли они? Если да, то это довольно комичная парочка. Если они встанут вместе, девушка скорее всего не сможет сдержать свой короткий смешок. Но, завидя, что настроение у черноволосого не изменилось, Петра пересмотрела свою теорию о друзьях.
Настроение и вид у высокого мужчины со светлыми волосами, предположительно русого цвета, кажется тоже было не очень дружелюбным по отношению к тому к кому он подсел сейчас. Кривая уставшая улыбка. Даже улыбкой-то назвать было немного сложно. Действительно, как бы это грубо не звучало, но он был похож на выгнанную собаку под дождь. Как будто не по своей воле. Поставив кружку на стол, Петра уже не могла оторвать взгляд от этой «парочки».
Среднего роста, опрятный и аккуратный мужчина с пепельно-чёрным цветом волос, слишком юношескими руками, которые в какой-то мере можно было назвать женственными, красивой одежде, в меру официальной, но не напыщенной. Серые глаза её завораживали. Он был ей приятен, но огорчение перебивало почти всю симпатию. Огорчение, что она не могла пока вызвать тех же чувств у этого юноши. И второй незнакомец. Высокий, подтянутый, с маленькой бородкой и усиками, мягким выражением лица, добрыми и уставшими ореховыми глазами. Почему же, вот вопрос, Петру привлёк именно холодный и такой всех ненавидящий педант, а не его добрый на вид знакомый? Девушке стало вдвойне интересней. Ладно, не понимать других, но не понимать саму себя – это хуже. Может, в ней играло, что играет в каждой девушке – я добьюсь, только лишь потому, что я должна сломать этого «холодного» человека.  Или же нет? Отнюдь, Рал поняла, что это не важно. Пусть, пока это звучит банально и противоречиво, но она хотела «раскрыть» этого человека. Не для других. Для себя. Она просто не верила, что есть такие люди, которым давным-давно надоели другие и они живут ради себя, не замечая других.
Но тут, наступил тот момент, которого она совсем не ожидала. Когда на тебя оборачивается сначала один незнакомец, но Петра явно уловила, что смотрели как-то сквозь неё, и поэтому даже не потрудилась опустить глаза. Её ведь не видели. Смотрели куда-то рядом, сквозь, но как сам объект рассматривания ею никто не интересовался. Она перестала улыбаться и просто сделала вид, что заинтересована вывеской «Блюда дня» рядом с их столиком. Но заметив, что его знакомый, или друг, иди приятель. Явно не сквозь неё посмотрел, пришлось опустить голову и смиренно сидеть уткнувшись носом в кружку.
Отец ещё задерживался, а Петра начинала нервничать. Как же она испугалась, когда услышала рядом с сбой голос, а подняв голову, не слишком высоко, потому что к неё наклонились, увидела того самого светловолосого мужчины, который сбежал, как он выразился «от одного сноба».
Она посмотрела в сторону и увидела, что не ошиблась, думая, что тот самый сноб – это черноволосый незнакомец у окна.
- Конечно, прошу, присаживайтесь, - почти пролепетала девушка заплетающимся от неожиданности языком, не отрывая от мужчины изумлённого взгляда. Он был приветлив, не смотря на своё достаточно плачевное состояние и замёрзший вид. Ещё раз вспомнив сравнение с продрогшей собакой, девушка мотнула головой – Может, закажем Вам чаю? Вы верно замёрзли, - продолжила она уже чуть более уверенным голосом, на всё тем же заплетающимся языком. Причины того, что он пришел были почти ясны, но почему именно она? И зачем они на неё вместе посмотрели. Точнее, это было не совсем так, но даже этот факт не заставил задуматься Петру – а ничего они плохого не собираются сделать? Во всяком случае, отец был в пути… Поставив свою кружку и стараясь скрыть некий испуг со смущением (не каждый же день к тебе подсаживаются мужчины, да ещё при таких странных… Кхем… Взглядах.), Петра чувствовала дикое испуганное биение сердца. Даже дыхание немного сбилось, но и его она смогла выровнять довольно скоро. Отчасти, ей было всё-таки жаль, что это был не тот опрятный юноша, но девушка сейчас уже думала совсем о другом.
- У Вас... Что-то... Что-то случилось? – всё же, Петра была вполне смелой девушкой, хотя и голос до сих пор звучал неуверенно. По крайней мере, она была вполне смелой, для того, что бы поинтересоваться у незнакомца, не стряслось ли у него что-то в жизни. Ей нравилось слушать чужие истории.

Отредактировано Petra Ral (2013-11-08 23:08:16)

9

А вблизи она даже красивее и очаровательней, чем кажется издалека. Видимо, всё же сказывается какой-никакой возраст. Очаровательное округлое лицо, очаровательные большие глаза медового цвета и  странного, светло-янтарного оттенка волосы, стриженные под каре. Всё же, даже глядя на неё, кажется, что ей не больше 15-ти лет: уж больно по-детски выглядят причёска вместе с этими округлыми глазами. Хотя, возможно он просто привык к мальчишеской стрижке его блондинки, к её уставшему, но решительному взгляду. Чем-то даже напоминает Ханжи, только в ней больше озорства. Или Рене, но в той больше простоты и более грубые черты лица.  Но взгляд, в принципе, чем-то похож. Вообще, весь её вид вызывал улыбку от уха до уха, что в исполнении Майка выглядело несколько странно. Стоит себе высоченный мужчина, смотрит на маленькую девушку и улыбается во все 32, просто из-за того, что та безумно очаровательна.
- Спасибо, - и повторная церемония возгружения своей туши на стул. Что действительно бесило мужчину в подобных заведениях: слишком высокие стулья и слишком низкие столы. Ну почему!? – И ещё раз спасибо, но вынужден отказаться. Я безденежен, а просить девушку оплатить чай за меня – позор до конца дней моих, - и всё это время он не переставал улыбаться, слегка поддавшись вперёд и словно бы любуясь. Определённо, её вид даже немного поднимает настроение: смущение было таким очаровательным, что невольно вспоминались те года, когда он с Эрвином ещё в школе учились. Вот совсем такие же лица были у девочек в день Святого Валентина. Робкие, застенчивые, но на деле способны горы свернуть.

Определённо, это девушка вызывала в нём острое чувство ностальгии. Настолько яркое и непередаваемое, что оно притупляло все остальные: и горечь, и обиду, и ревность, и острый укол совести вместе с необходимостью извиниться и бежать домой, ползать на коленях перед Амалией и Наной. А сейчас он думал больше о прошлом, да об этом очаровательном ангеле. Даже немного жалко было, что взгляд её нет, да нет, но мелькал в сторону Леви. «И так всегда», - мысленно пронеслось в голове. Как в дешёвых бульварных романах. Осталось только и ему проникнуться чем-то большим, чем просто симпатией, и будет полная трагедия любви. Но ему такого счастья не надо, остановимся на простом восхищении. Всё же пропасть между ней и женщиной, с которой он готов разделить всю свою несоизмерима.
Вопрос о том, случилось ли у него что, поставил его в явный тупик. С одной стороны прямо сейчас хотелось изложить всю суть проблемы, поплакаться, потом назвать самого себя грёбанным идиотом, поплакаться снова, но с другой стороны пугала проницательность девушки. Или у него всё на лице написано? Мужчина резко перевёл взгляд на окно, где всё ещё с силой стучал дождь. В кармане медленно помирал мобильный: третий за этот год. А где-то в глубине он размышлял о том, что же действительно случилось. И единственное, что подворачивалось на язык:
- У меня случился Я, - флегматично отвечал Майк, залипая в окно, всё сильнее понимания всю силу божественного терпения, раз Земля ещё носит такого кретина, как он, а Нанаба не нашла себе кого милее и менее ревнивого. И надо же было приревновать именно к плюшевому подарку; надо же было, вместо разговора об этом медведе, подло отправить его к плюшевым праотцам; надо же было довести человека до слёз; нахамить, считай, самому дорогому человеку Наны. Хотелось схватиться за голову и дважды ударить самого себя лбом об стол, в надежде выбить всю дурость из своей головы. Чтобы раз и навсегда. – И дурное утро, - после длительной паузы добавил Закариас, не переставая сверлить взглядом серое небо. Даже милая ямаха забылась за этим серым дождём. Нда, повезло, так повезло, ничего не скажешь.
Вдоволь насмотревшись в окно, он снова взглянул на девушку, несколько ошарашено, смущённо. Хотелось извиниться за такое внезапное состояние, за внезапно пересилившие ностальгию проблемы.  В общем, просто за то, что сел, залип и своей кислой миной убил даже редкий лучик солнца из-за туч.
- Майк Закариас, - он провёл по столу ладонью,  протягивая её девушке, в надежде, что она всё же её пожмёт. – Вы? – возможно, это было глупым стремлением перевести тему на что угодно, но как можно дальше от сегодняшнего утра, тем более, ему было сильнее интересна девушка, чем то, что случилось. Свои ляпы он ещё исправить успеет, а вот встретит ли это очарование ещё раз – не факт. – И скажите; Вам нравится осень? – почему этот вопрос? Да просто Майку показалось, что ей осень очень к лицу: не плаксивая, пасмурная, а солнечная, с разноцветными кленовыми листьями. И снова поставил локоть на стол, подперев рукой подбородок, вглядываясь в девушку с завидным упорством. Словно хотел углядеть что-то ещё. Но вместо визуальных образов, образы, как бы странно не звучало, ароматические. В этом кафе, за всеми запахами булочек, кофеев и чаёв, у неё тоже был свой запах. Прелестный такой запах, как детские сладости: сахарная глазурь, а ещё чернила от шариковой ручки. – Вы учитесь? Сколько Вам лет? – ему было интересно абсолютно всё. От начала и до самого конца, а потом он ещё спросит у неё, обязательно спросит о том, что она сейчас думает и о чём мысли. Ему казалось, что эта юная собеседница не просто так встретилась в этом кафе и не просто так они обменивались с Леви взглядами. Ну… как обменивались: Леви смотрел сквозь неё, она смотрела на него.

- Тебе понравился Леви? – внезапно даже для себя спросил Майк, теперь уже с каким-то лукавством, как если бы тут сидела Ханжи, рекламирующая очередного классного парня, с которым было бы здорово провести если не всю жизнь, то пару месяцев к ряду. Мало того, он ещё резко соскочил с «Вы» на «Ты», искренне надеясь, что никто не обидится на такую фамильярность. Просто вопрос был так внезапен, что он не успел его профильтровать. В общем, дурное настроение сказалось на умении контролировать собственную речь и, как результат, теперь он спокойно мог сказать если не полную дурость, то поставить человека в неловкое положение. – Не самый лучший выбор, - добавил он, покосившись в сторону брюнета, который всё сёрпал свой кофе с такой невозмутимостью, что хотелось взять и уебать. Просто чтобы выражение его лица наконец сменилось на что-то более человеческое. – Я надеюсь, ты отчётливо расслышал мои слова, бесчувственное уёбище, - развернувшись на стуле, достаточно громко сказал Закариас, всё же ожидая хоть какой-то реакции. «Только сыгнорируй. Я же тебя действительно в паркет закопаю, кретин».  Обидно было не столько за хладнокровие его знакомого, сколько за то, что этой девушке конкретно не повезло с выбором пассии. И ведь пока этого дурака не принесёшь к ней за шкирку, он даже не подумает сделать хоть какой-то шаг навстречу. Ему западло.

10

- Ну, ради тебя, конечно, я могу сказать ещё одно ласковое слово: Уёбывай, - в своём обычном тоне ответил мужчина.
Он всегда был таким, абсолютно ко всем  и без исключений. Как бы тепло и хорошо к нему не относились, он всё равно ведёт со всеми, как скотина. Сухой и настолько чёрствый, что не разгрызть, прямо как вчерашний кусок хлеба, который оставили на столе. Хотя, может в сравнение подойдёт больше камень, ибо этот человек может сделать больно, как морально, так и физически.
Да, он скуп на эмоции, как и на положительные так, и на отрицательные. Говорит всегда то, что часто заставляет людей ненавидеть его.  На внешний вид может внушать некое уважение своей аристократичностью и ухоженностью, но на деле он внутри прогнивший скукой и унынием человек.  Многие часто в нём разочаровывались, однако, ко все общему удивлению у него есть круг людей, которых можно назвать друзьями.
А этот человек ростом 196 см, весом 102 кг, с русыми волосами и зелёными глазами, явно был для Леви чем то вроде  человека, которого хочется убить, сожрав все его внутренности, и даже при этом плюнуть на то, что после этого ты будешь весь в кровище. Он каждый раз испытывал чувство неприязни и некомфорта, когда рядом появлялся этот человек, и это началось ещё в день их первой встречи. И, нет, не потому, что Майк не понравился ему сам по себе, а потому, что тот с первого взгляда на низкорослого начал выражать отвращение и явную "радость" их встрече.
Ему не впервой видеть, как люди относятся к нему, как к чему-то пугающе холодному, он даже привык, когда сначала они тянуться, а потом разочаровываються и просто убирают его на задний план, стараясь как можно скорее вычеркнуть из жизни. И такое бывает порой почти сразу, после того, как они почувствуют на себе его взгляд.
В тот день их знакомства он почувствовал на себе слишком открытый взгляд, такой, как если бы посмотрели на раздавленную крысу, при виде которой хотят просто развернуться и быстрым шагом пойти прочь. Обычно, люди старались скрыть это внутри себя, но не этот человек.
Тогда Закариас натянул кривую улыбку, только потому, что рядом был Эрвин, чей взгляд как бы тонко намекал, что он должен это сделать или ему оторвут голову.
С тех пор так они и общаются: Майк при встрече сразу показывает всю "радость", а Леви же реагирует на него моментально и старается сплавить его как можно скорее, ибо его присутствие дарует ему ярое ощущение дискомфорта и грязноты.  А если эти оба в дурном расположении духа, по крайне мере первый точно, то наровят довести друг друга до Цугундера.
Когда он позвал официантку и попросил у неё полотенце, Леви нарочно кинул на неё такой взгляд, будто если она это сделает, то он убьёт её, но она это не заметила и спустя пару минут принесла ему полотенце. И ведь жаль, что даже если бы она почувствовала на себе этот взгляд, то всё равно бы принесла бы это чёртово полотенце этому дегенерату Закариасу, которого, в данный момент, Леви старался как можно сильнее игнорировать, надеясь, что ему надоест говорить с самим с собой и он уйдёт. Что собственно и произошло.
Этот человек заметил, как брюнет смотрит куда-то в сторону стола, где сидела та милая леди, но явно не понял, что он смотрит сквозь неё.
Несомненно, эта девушка, которая на внешний вид, прямо излучает простоту во все стороны "заинтересовала" маэстро. Чхать он на неё хотел. Ему никогда не нравился такой тип людей, к которым она скорее всего и принадлежит. Тип людей, которые увидев что-то новое, что несомненно их может напугать, тянуться пощупать это, в надежде, что всё не так то и плохо, в итоге понимают, что всё даже хуже, чем они думали. Обычно, именно эти люди навязывают своё общество, заставляют тебя привыкнуть к ним, заставляют чувствовать тебя чёрным мешком, который через силу открывают в надежде увидеть конфеты, но видят лишь пустоту, а потом убирают тебя из жизни, потому что их разочаровало и напугало то, что они увидели, вовсе не стараясь что-либо изменить или хотя бы принять факт.
Разумеется, он не может ещё утверждать, что эта девушка является именно такой, но он уже для себя решил, что будет одним из тех поверхностных людей, о которых можно кратко сказать "судят книжку по обложке".
После того, как русый покинул молодого человека, пересев к девушке, он стал смотреть в холодное окно и пить свой кофе, который на тот момент уже принесла официантка. Он непроизвольно слышал почти каждое их слово, что в итоге заставило сорваться с его губ пары ласковых слов.
- Не смотря на то, как я не хочу даже слышать твой голос, я уловил твоё очаровательное мнение, - он сделал глоток своего кофе и покосился на Майка. -  И меня не тронули твои слова, ибо и без тебя знаю это. - После этих слов, брюнет понял, что это ещё не всё, что он хочет сказать.  У него был выбор - молчать или сказать. И, знаете, учитывая всю неприязнь к этому человеку и то, что он сегодня является эгоистом в вакууме, он решил что скажет, уже ожидая и представляя какие будут последствия.
- Однако, я позволю заметить, что будь я на месте этой юной леди, то мне однозначно стало бы мерзко до тошноты, если бы ко мне подошёл мужчина, по типу тебя. Знаешь почему? Потому что ты выглядишь очень жалко.
Прямо как грязный труп псины, которую любящий хозяин выгнал из дому, за то, что та разорвала его любимую плюшевую игрушку,
- он сделал ещё один глоток кофе.
С каждой новым словом он понимал, что скорее всего давит Майку на больное, хотя совершенно не знает как именно. Это как если бы он стрелял вслепую. Знает, что перед ним мишень и знает, что в неё надо попасть, однако, его глаза закрыты и он просто целиться интуитивно в надежде попасть прямо в самое сердце.
- Она, эта псина, приползала бы к своему хозяину через какое-то время, чувствуя стыд, хотя бы просто за то, что хотела поиграть или же ей просто не нравилась та игрушка. Но, как бы она не скулила, как бы не ластилась, эту псину всё равно погнали прочь, ибо обида была бы слишком велика и становилось бы мерзко от одного созерцания этого жалкого существа. Эта собака глупая, ибо не смогла бы забыть хозяина и унять свою привязанность к нему и от того, не сдалась-бы и продолжала приползать вновь и вновь... а результат был бы абсолютно таким же. - Он сделал ещё один глоток и поставив кружку, продолжил, - Ей одиноко, стыдно, обидно, тоскливо и голодно... и вот она чует конец, забивается в засраный угол какого-нибудь переулка и ощущает на себе жалкую смерть в одиночестве. Только, жаль ты не такой же упрямый, как эта псина. Было бы весьма эффектно, если бы ты так сдох, как считаешь? - На этих словах, он повернулся лицом к Майку, уже готовясь к тому, что в скором времени он увидит парад звёзд, а потом проснётся с огромным синяком под глазом. Но, перед этим он искренне понадеялся, что сумеет увидеть ту эмоцию, которую можно лицезреть, когда человек открывая коробку видит тараканов, на лице милой девушки.

11

Ждать пока присядет мужчина долго не пришлось, ведь он сам пришел и решил присесть за один с ней столик, но отказ от чашечки чая ее расстроил. Петра, конечно, понимала всё, гордость и всё такое, но ей было неуютно пить свой чай, пока рядом сидит, хоть и не знакомый, человек, замерзший и не имеющий возможности согреться прекрасным чаем который здесь подавали. 
- И всё же, я настаиваю на том, что бы Вы выпили со мной чашечку чая, - девушка широко мило улыбнулась. Не смотря на то, что рост и сам мужчина её немного смущал, просто потому что она еще никогда не видела никого подобного этому высокому и светловолосому мужчине, его глаза были добрыми, улыбка неловкой и немного печальной, с тем мягкой и к себе приятно располагающей, ей было весьма приятно с ним находиться и даже тот факт, что он насквозь промок не вызывали в ней отвращения или неприязни. Петра не была брюзгой. В такой ситуации просто хотелось укрыть человека теплым полотенцем, сунуть ему в руки чашку с горячим и согревающим напитком и заставить рассказать, что же такого случилось, что он в такой дождь вышел на улицу, без зонта, при чем зная в каком городе они живут, где не день то дождь. Хотя сама она-то тоже слишком не заботилась о зонте, да и вообще, она была из тех девушек, которым нужны были все эти сумочки-кошелки, в которых куча карманов и бессчетное количество барахла в этих кармашках. Телефон она носила в кармане, а если нужно было что-то взять - будь то документы или важные вещи, она предпочтет полноценный рюкзак или походную маленькую сумку. 
Когда, после ответа незнакомец на некоторое время задумался о чём - то, смотря в окно, Петра отставила попытки разговорить его. Всё же, если у человека что-то действительно случилось, он вряд ли будет делиться ими перед незнакомкой, маниакально пытающейся напоить его чаем за свой счет. Потерев немного руки, она отставила кружку немного в сторону и терпеливо подождала пока собеседник очнётся от дум. Всё же, высокие и большие люди всегда напоминали ей плюшевых медведей, но она бы не рискнула сейчас сказать эту фразу русому. Мало ли он не любит медведей. Или вообще не любит сравнения. Ей казалось люди обижаются, когда их сравнивают с чем-либо. Особенно с чем-то для них лично невзлюбленным и грубо высказанным. 
Когда ей, практически не навязчиво протянули руку для рукопожатия, девушка даже немного удивилась. Она совсем забыла, что не представилась и уже успела задать вопрос. Как всегда, бег впереди паровоза. Имена? Да, кому они нужны. Девушка неумело пожала, точнее попыталась пожать одной рукой, большую руку Майка. - Моё имя Петра Рал, - а затем улыбнувшись добавила - У Вас такая рука большая, даже не знаю, как обхватить её, - и с тыльной стороны еще прижала второй рукой, наконец пожав, почти, как следует. - Приятно познакомится, Майк Закариас, - всё же это для неё был немного странный человек, со странным именем, и очень странной фамилией. Так же девушка не могла сразу не отметить комичность словосочетания "Майк в майке", ибо её собеседник сейчас именно в ней и был, но высказать в слух она это не решила, просто продолжая тепло улыаться новому знакомому. 
- Я действительно люблю осень, - честно ответила Петра. Уход от прошлый темы был принят и она предвкушала сейчас разговор на какую-то более приятную тему для Майка. По крайней мере она надеялась, что у них свяжется разговор. Отец был немного забыть, телефон молчал, а значит, всё пока хорошо и она никуда не спешила. Так же за эти не долгие минуты был забыт опрятный юноша за столиком у окна, но как только она уселась поудобнее на стуле, даже немного согнув спину, потому как шея уже затекала и начинали дико болеть плечи, взгляд снова упал в ту сторону. Рал мигом перевела его на собеседника. Вопрос был довольно неожиданным. - Нет, не учусь, я давно на практике. Преподаю детям в младшей школе хореографию. Это как бальные танцы, но больше рассчитано на правильную растяжку мышц и гибкость, чем на сами танцы, - хотя недавно ей пришлось покорпеть над отчетом, около трех дней безвылазно писать всё то, что она должна была писать отрывкам в течении месяца. Но ничего, и не такую крепость покоряли. Петра была довольна усидчива, когда это требовалось. Тем более что сама виновата, что тут скажешь. Но сейчас те самый долгожданные пять дней выходных. Интересно, что придумал папа? Он ей говорил о каком-то сюрпризе, но так и не раскрыл до конца, в какой области был этот сюрприз. 
Кажется её собеседник придерживался с ней одной позиции - люблю слушать пока говорят, как ей показалось, поэтому было решено, что лишним ничего не будет, если она уж начала говорить. 
На вопрос про "Леви", девушка сначала даже не поняла о ком говорит Майк, и только после того он обратился к нему сам, Петра залилась румянцем и опустила взор в столешницу пробормотав что-то не членораздельное со смыслом "О чем это ты, я не знаю людей с таким именем"... В общем неудачно прикинулась шлангом. Переход на "ты" - самое лучшее, наверно, было в этой фразе, потому как она не любила длительного официоза, но воспитание не позволяло первой перейти на "ты".  Не самый лучший выбор? Кажется, она сама это уже поняла, но не теряла надежды, что сможет найти общий язык с этим человеком, хотя бы. Раз уж в ней заиграло то самое чувство, при котором отступать не хочется, что тогда делать. Ломать себя девушка до последнего не собиралась. Даже если они больше и не увидятся. С Леви - скорее всего, потому как она его явно не интересовала ни как человек, ни тем более, как девушка, а вот Майка бы она с удовольствием, при других обстоятельствах, опять пригласила выпить с ней чаю. Когда черноволосый мужчина, оставшись сидеть на там же месте с чашкой кофе в руках, заговорил, это заставило девушку вздрогнуть. Но даже та неожиданность, что он их слышал и что они не так уж сидят далеко, что бы услышать его, не перебила некоторой неприязни дальнейших его слов. Петре как будто кто-то дал ножиком по лицу, сказав, что это будет не больно, и перед этим поковырявшись этим ножиком у неё в голове. Сероглазый явно не стеснялся выражений в предложениях, что бы как можно больнее и вернее зацепить явно так ненавистного ему "друга", как сначала было подумала девушка. Ох, какая же это была ошибка. 
Она просто сидела и слушала с широко раскрытыми глазами и еле заметно приоткрытым ртом, что говорит этот невысокий мужчина, не изменяя даже выражения лица, только в глазах горела некая злость, которая струёй выливалась на Майка. Когда столь неприятная и "пламенная" речь закончилась, переведя глаза на адресата слов Леви, можно было увидеть, как его слова грузом осели на таком большом человеке и заставили его проявить неимоверную усталость. Петре так и захотелось закричать "Майк, неужели ты не скажешь ему нечего? Неужели он прав? В чем же ты так провинился?.. Почему у тебя такое сегодня плохое утро?.. Не оставляй за ним последнее слово, Майк!" В этот момент она не почувствовала разочарование, кажется, она ждала подобного, знала, что чудес не бывает. И хоть ей хотелось плакать и было очень больно, от того, что она скажет, она не хотела молчать, ведь так нельзя с людьми. На ряду с тем, как её собеседник помассировал веки и опустил нос в свои большие ладони в грусти, признавая правду Леви, Петра легко встала со стула на половину подойдя к столику этого невысокого мужчины, с лицом полным решимости. Это было былегко и быстро. Будто-то цветок подхватило ветром и он прилетел к тебе по быстрому воздушному потоку. Петра стараясь не закричать на незнакомца, произнесла:
- А чем Вы лучше этой бедной собаки?! Вы даже не собака! Вы слишком малы и неразумны для того что бы быть таким нежным и верным существом, как пёс! Вы как бесхозный кот, которого запинали дворовые детишки и выкинула на помойку. Думаете этот кот умрете более цивильной смертью? Отнюдь, колеса от машины - вот что ждёт этого злого кота, который из своей глупости стал на всех шипеть и всех царапать, словно боясь того, что его еще раз запинают, не давая даже возможности кому-то доказать, что он может его пригреть, излечить и накормить. Кто не даст в обиду это животное больше никаким людям. Кот сам лишил себя возможности большей участи, чем смерть на дороге, под колесами машин. Сам лишил себя хотя бы шанса на... Лучшее, чем скитание и злобу. - кажется Петра немного лишнего сказала, но даже не это её остановило. Ей было тяжело всё это говорить, даже под порывом не очень хороших эмоций. Продолжая смотреть в это лицо,  всё потихоньку успокаивалось и остывало. Но это ничуть не уменьшело решимости в ее лице и серьезности в голосе. Она развернулась и прошла к Майку, собираясь погладить мужчину по спине, что бы тот не западал в слишком сильное уныние и не стал глубоко размышлять о словах Леви. Этот кот не тот человек, кто мог говорить русому подобные вещи. Пёс есть пёс. Кот есть кот. 
Блондинке даже не пришлось склонятся над этим здоровым и добрым псом, что бы погладить его по спинке. Он был слишком большим для маленькой Петры, поэтому она просто встала рядом и погладила его. Она хотела посмотреть, что ответит на это сероглазый и холодный мужчина, что так нагло забрал у неё возможность позлиться на него нормально, да и вообще, даже что бы просто отнестись к нему с трезвой точки зрения. Сам того не зная, наверно. Это было... Странно, но она не была разочарована. Только девушка подняла голову и взгляд обратно к обидчику, что бы принять ответ, каким бы он не был и парировать дальше, но тут за спиной раздался знакомый голос. 
- Петрочка! Как же я долго до тебя ехал, - добрый нежный голос отца, заставил девушку обернуться и расплыться в нежной улыбке полной любви к своему родителю. 
- Папочка, - они крепко обнялись, сразу после того, как её отец снял мокрую куртку - Всё хорошо? О, я вижу ты одел шарф, молодец, - она специально не хотела, что бы отец заметил потасовку, но то, как она гладила Майка по спине, явно не укрылось от его доброго и внимательного взгляда. Поэтому вопросов было не избежать. 
- Доченька, а кто этот мужчина? Твой знакомый? Я вас случайно не прервал? - с легким смешком поинтересовался отец. Конечно, от его взгляда не укрылся и Леви, хотя он его мало заинтересовал, ибо его дочь только что не его по спинке гладила. - Здравствуйте, молодой человек, я отец Петры, можете звать Меня Михаель, - он протянул руку к пожатию Майку. Петра же в этот момент краснея, поспешно взяла пальто и расплачивалась за чай у стойки, что бы не дожидаться официантку, которая больше сплетничала с барменом теперь, после завиденной и услышанной сцены. 

12

Вот чего-чего, а такого поворота событий Леви явно не ожидал. Он ясно смотрел на Майка, ожидая, что когда он повернётся, то увидит красное от гнева лицо, ну, или хотя бы выражение лица "ты что идиот?", но... ни того, ни другого он не увидел. В ответ на эти слова сероглазый получил лишь поникшего в печальную задумчивость мужчину и реакцию той молодой девушки. И кстати о ней.
После слов, что вырвались из уст мужчины, её лицо выражало как раз ту эмоцию, которую он ожидал увидеть до того, как ему влепят под глаз и во все стороны посыпятся звёздочки, но потом... эта леди весьма его удивила. Она выдвинула ему ответ о том, каким же на самом деле он является жалким типом. И нет, его не задели её слова, он просто удивился тому, что эта юная особа, совсем незнакомая ему, так смело высказала своё мнение.

Выслушав это в его глазах блеснула искра и на лице появилось нечто похожее на лёгкую полу-улыбку. Он встал с места, положил нужную сумму + на чаевые в счёт, лёгким движением руки снял полу-пальто со спинки стула и, сделав шаг к девушке, посмотрел ей прямо в глаза.
-  Петра Рал, значит...
Ему очень редко встречались люди, которые при первой же встрече с незнакомцем готовы его защищать и притом спокойно выразить своё недовольство в сторону обидчика. Словом - не по боясь сказать то, о чём ты думаешь на данный момент и при том передать это в очень хорошей форме. Возможно, эта девушка заставила Леви немного восхититься ей, но, несомненно, можно сказать точно то, что она развеяла его "посудил книгу по обложке" и тем самым немного обрадовала.
Что касается Майка - он вовсе не ожидал, что тот будет клевать своим огромным носом пол, хотя, это несомненно давало ему право думать о том, что он попал в самую точку. Даже глубже и сильнее, чем планировал с самого начала.

Сбоку послышался мужский голос и девушка, которая буквально пару секунд до первой согласной в речи того мужчины, была ещё перед брюнетом, сорвалась с места и ринулась обнимать того типа, радостно молвив "Папочка!.."
Ещё один удивительный поворот событий. Кто бы мог подумать, что тем, кого ждала эта девушка в кафе - будет её отец. Это был приятный на вид, худой и довольно высокий мужчина с добрым и взволнованным взглядом, о котором можно сказать всё сразу после того, как услышишь его речь.
Этот человек явно был из того десятка папань, которые за своих дочерей держаться, как за золото Леприкон, ибо только завидев то, что девушка погладила Майка, стал расспрашивать с подозрением о том, кто это тип и чего он хочет. Его можно понять, любой бы папаня сразу бы взъелся, если бы пришёл в кафе на встречу с дочкой и увидел бы рядом с ней огромного бородатого детину. Хотя, даже если бы это был бы гладко выбритый паренёк, этот мужчина бы всё равно докопался бы и до него.

- Мистер Рал, простите, что прерываю ваши расспросы о данном Типе, но, позвольте сказать вам пару слов... - прервав мужчину, молвил Леви, посмотрев на него снизу вверх.
Не, впервой он доставал своей макушкой хотя бы до плеча своего собеседника, что со стороны выглядит довольно комично. Да и вообще - низкий рост у мужчины, это очень скверно, но Леви предпочитал игнорировать этот факт и всё равно как то умудряться "смотреть людям прямо в глаза", в образном смысле этой фразы.
- Ваша дочь, Петра, - он посмотрел на девушку, сделав недлительную паузу, - Прекрасная девушка.
- А вы в свою очередь, - он вновь посмотрел на отца сударыни, - воспитали прекрасного человека.
Он кивнул мужчине в знак прощания и опять кинув взгляд на Петру, накинул на себя полу-пальто, а потом скрылся из кафе.

13

- О, даже так? – он улыбнулся ещё шире. – Но вынужден отказаться ещё раз, я не люблю чай, - и на данный момент я не отказался бы от чего покрепче, чем заварка с сахаром, - мысленно добавил Майк, слегка качая головой. Он знает многих любителей чая, искренне не понимая, что они находят в этом напитке, за исключением быстрого способа его приготовления. Кофе тоже не вызывал у него бурного восторга: знаете ли, у него есть один неприятный недостаток, который Майка, увы, просто убивает. Запахи и всё такое, если вы понимаете. Поэтому походы в кафе с Эрвином превращаются в кошмар: он всегда настаивает на заказе определённого сорта чая, блестяще оперируя аргументами в поддержку определённого сорта, опять же. Каждый довод бьётся о стенку ещё трёх фактов, начиная от того, что этот чай полезен вот для этого, а этот не имеет неприятного послевкусия. Понятие «Я не люблю» и «Я не хочу» - что-то запредельное для него. Просто поражает, как можно с такой упорностью заставлять пить грёбанный чай. Ощущение, что он не американец с глубокими английскими корнями, а самый натуральный, кха, потомственный англичанин, для которого чай – весь смысл его жизнь наряду с барахлом, с которым он ходит чуть ли не в обнимку. Хорошо хоть, что его новая знакомая на чаях не настаивает так рьяно, как блондин. Иначе у Майка сорвало бы крышу.

И у него стало так на душе тепло, когда девушка неловко обхватила его ладонь своими на удивление мягкими ладошками. Нежные девичьи руки, аккуратные и маленькие. А её слова и вовсе заставили его несколько смутиться: вот честно, он редко ощущал себя ну просто таким высоким и, кха, большим. Смутиться, а потом улыбнуться ещё ярче и жизнерадостней:
- Взаимно, Петра, взаимно, - честно, эта девушка была слишком милой, чтобы думать о ней, как о девушке. Если бы Майк был бы чуть более одержим семьёй, то, безусловно, Петра выглядела как самое восхитительное воплощение дочери, о которой может только мечтать любой отец .
Ответ об осени заставил его лишь ухмыльнуться украдкой, мол, угадал, каков баловник. Такую игру в «угадайку» он вёл очень часто при знакомстве с людьми. Помнится, знакомясь со Смитом, он угадал, что тот обожает сладкое, но, увы, ему не очень повезло с его употреблением. При знакомстве с Ханжи он был приятно удивлён тем, что она, не смотря на свою любовь поговорить, очень дорожит знакомыми. Она вообще часто удивляла: ещё ни разу, ни одного разу, он не смог угадать, что в голове у этой сумасбродной женщины. Знакомясь с Найлом, Майк отмечал его любовь к трём столбам ушедшей молодости: алкоголь, сигареты и женщины. В общем, гадать таким образом было несколько занимательно, да ещё и радовало, если он всё же догадался. Хореография?  Мило, очень мило. Даже словами не передать, как это мило.  Жаль, конечно, что не угадал, но всякое бывает.
Но вот его вопрос о Левином Величестве её смутил. Да, чёрт возьми, подобный вопрос прямо в лоб кого угодно бы смутил. Но с другой стороны, это звоночек к тому, что он ей действительно не безразличен. С одной стороны ему должно быть очень всё равно, с другой, это кажется неплохой возможностью в кое-то веки заставить Леви пересмотреть свои взгляды на жизнь. Не то, чтобы он о нём пёкся, просто пора перестать быть таким ёбанным говнищем и превратиться в человека, а не в каменную статую. Думается, если рассказать остальным о подобной перспективе, то оценят абсолютно все. Окромя Ханжи: она будет требовать, чтобы подобного ангела не отдавали в руки коротышке с повышенным чувством собственной важности, а нашли кого-то более адекватного, уравновешенного и спокойного. Её, например.

В прочем, когда он колко и громко известил Леви о его «самой лучшей» и «самой заметной» черте характера, развернувшись к нему лицом, тот всё же неожиданно для самого Майка ответил. Ответил, как полагается, в лучших традициях низкорослого брюнета: тихо, но чётко, что слышало его если не всё кафе, то половина точно. Говорил он зло, лицо без эмоций, невозмутимо отпивал кофе, делая своеобразные паузы. Чёртов эстет. Ты бы хоть в глаза посмотрел тому, кого унижать пытаешься, а!?
Безусловно, слова Леви его разозлили. Разозлили сильно, разозлили безгранично: но некое осознание того, что в них есть толика правды, поселили в душе колкое чувство. Неприятно, конечно, хочется встать и надавать недругу по лицу. Желательно так, чтобы разбить костяшки пальцев в кровь, а рожу этого поганца в кровавую кашу.
Но, чёрт возьми, этот идиот абсолютно случайно задевает больную на данный момент тему, совершенно спокойно сравнивает его с псом, совершенно спокойно сообщая о том, что его точно не простят и пошлют в далёкое посмертное путешествие. А, ну и заодно заявляют о том, что он слаб и беспомощен. Плохо пытаться унизить человека, когда его знаешь слишком плохо, да, Леви? Это только злит, но злит с толикой раздражения и вызывает, к тому же, некую жалость по отношению к говорящему. Словно слабоумный пытается донести до всех свою простую мысль, но выходит у него это, к несчастью, через задницу, с чередой непонятных звуков и левых, совсем левых слов.
От этого только и оставалась усталость от череды бесполезностей, произнесённых Леви на данный момент. Его слова, словно бы, должны были отметить, что кое-то безволен, а ещё кое-кто не способен легко прощать. К несчастью для самого коротышки, любящего слишком много трепаться языком и слишком мало узнавать о людях, первый был слишком упорен, как тот пёс из его речи, а вторая имела свойство прощать, как только оба признают свою вину. Сравнение с собакой, к слову, его ни разу не оскорбило, хотя, по идее, должно было бы. Умереть жалкой смертью, как говорит Леви, от того, что его просто прогнали, на самом деле такой уж жалостью не казалось. Вполне осмысленно зато: зачем существовать, если основной смысл в жизни успешно проёбан? Да и есть причины для обид серьёзнее, чем порванные игрушки.
В общем-то, он мог ответить на слова этого человека, мог бы с молчаливой угрюмостью набить ему рожу, как обычно бы поступил, мог бы отшутиться, но сейчас он решил посмотреть в глаза этого бессовестного человека, сдержав в себе любой порыв сказать хотя бы слово, отвернуться и просто устало вздохнуть, понимая, что, в прочем-то, могло быть хуже. Да и какой смысл отвечать человеку, у которого понятие «совесть» отсутствует напрочь?
Помассировав веки и зарывшись носом в ладони, он снова почувствовал некую грусть. И не от того, что было сказано, скорее от того, что все диалоги сегодня сводятся к его утренним грешкам. Ну сколько можно мусолить эту тему? Прямо сейчас захотелось стать очень маленьким, испариться, лишь бы никто ничего не увидел и не услышал. Самое страшное было то, что в кафе стало заметно тихо: если изначально все смотрели на Майка за грубость, то теперь на них пялились поочередно. И самое страшное, что все ждали какого-то ответа.
Странный этот безумный мир: отвечаешь – считают дураком, который мог бы промолчать и тем самым показаться умнее, отвечаешь силой – считают ещё большим дураком, потому что все умные отвечают словами, вступая в словесные баталии, молчишь – считают дураком, который не может и двух слов связать.
В больший ступор его вогнала Петра, которая резко куда-то сорвалась с места и буквально через пару секунд стал звучать её гневный монолог.  И даже не знаешь, порадоваться, что у девушки своё стойкое мнение или поплакать, что за него заступается такое создание?  Нда уж, странная ситуация, ничего не скажешь. Теперь пропасть хочется ещё сильнее, что уж там. Такой ребёнок и за такого взрослого дяденьку. Если Леви сейчас не оценит монолог по достоинству, то точно поднимет на смех.  Неловкая ситуация. Ещё более неловкой она стала, когда её тёплая рука коснулась его спины. От неожиданности даже табун мурашек пробежался, что уж говорить о том, что теперь ему стыдно втройне. И от стыда этого он ещё сильнее зарылся лицом в ладони, с трагичностью осознавая, в какую нелепую ситуацию он всё же умудрился вляпаться.

И только неожиданный мягкий голос отозвавший Петру, вернул Майка на грешную землю, тонко намекая, что пора бы прекратить страдать фигнёй. Но, тем не менее, к голосу этому потом прибавился второй и вот тут то Закариаса ждал самый настоящий неждан: представьте себе Леви, который благодарит постороннего человека за восхитительно воспитанную дочь. Тем не менее, видимо, он всё же не так безнадёжен. Быть может, стоит пересмотреть свои взгляды? Повторный звук голоса отца Петры заставил его вздрогнуть, повернуться к мужчине в возрасте и посмотреть на него с той неловкостью, которую испытывают дети или подростки.
- Здравствуйте, молодой человек, я отец Петры, можете звать Меня Михаель, - с каждым словом офигевание пролетало сквозь его черепную коробку, буквально разя мозг неожиданными поворотами сюжета. Оставалось только надеяться, что сейчас не случится чего-то ещё более нелепого. «Молодой человек», чей возраст был уже под 40, а далеко не 20, оторвал своё лицо от ладоней, развернулся и встал. Встал фиг  знает зачем, так, наверное, удобнее руку пожимать. И пожал же, смотря на отца девушки с крайне смущённым видом. Стыд-то какой, ему что, 16 что ли?
- Майк, приятно познакомиться… - выдавил из себя, то бледнеющий, то так же стремительно краснеющий, Закариас. – Вы не подумайте, я с вашей дочерью только что… - и он снова замялся, почувствовав на себе взгляд. В этот раз точно не левин. Он же изволил свалить с кафе. Переведя взгляд на окно, мужчина буквально  обмер.  Обмер просто потому, что на него смотрели два голубых глаза, прячущиеся под капюшоном, с которого неистово стекала вода. – И, я думаю, мне нужно идти, - невнятно закончил он, отпуская руку Михаеля и как-то в спешке поддаваясь к выходу. А два глаза почему-то решили за ним следить и дальше, а не стремительно исчезать в дождевом мареве.

И пока Майк судорожно хватал свою толстовку, пока судорожно хлопал себя по карманам брюк, думая, на чём можно записать свой номер, ибо ещё одна встреча с Петрой была бы удивительной: у него точно сейчас нет времени произносить цифры своего номера, ибо ждать его так долго не будут. Особенно, пока он любезничает с девушкой. В карманах нашлась только визитка Смита.
- Господи, Эрвин, ты вездесущ, - только и смог подумать Майк, отлавливая Петру и вручая ей прямо в ладонь жесткую глянцевую карточку. – В общем, это номер человека, который меня знает. Я бы дал свой, но время не ждёт. Просто спроси у него, - он говорил сбивчиво и отрывками. Честное слово, у него даже слова в горле застряли и не сразу решили вырваться наружу. Именно поэтому он пару секунд просто глотал воздух, постоянно оборачиваясь на окно. И только пока этот ждущий человек был на месте, он мог позволить себе говорить как можно быстрее. Только бы не ушла.
И оставив эту карточку в руках Петры, мужчина рванул через столики к выходу, даже не вспомнив о том, что на улице дождь. И естественно вымок за секунды, но зато был безумно рад, когда женщина, с голубыми глазами, в кожаной куртке с капюшоном, перевела взгляд со стекла на него. Вроде бы даже на её губах была лёгкая улыбка.  А может всё это показалось.

В один лёгкий момент забыл абсолютно обо всём: и о словах Леви, и о том, что сегодня ему довелось обидеть стольких людей, и о спущенных шинах мотоцикла, о сломанном телефоне, о девушке, что осталась в непонятках вместе с отцом, о том, что на улице разгулялся самый настоящий ливень, который, противореча своему обыкновению, не собирался утихать, лишь сильнее хлестал по лицу, думается, он даже забыл о том, что ему холодно.  И казалось, что единственное, что, в принципе, оставалось сделать, это сомневаться буквально несколько секунд , а потом налететь на блондинку, буквально сметая её в объятьях. 
- Ты же простишь меня? – тихо поинтересовался Майк, отрываясь лишь на секунду, чтобы заглянуть в лицо под капюшоном. Ответом ему служили ладони на его щеках и голос, перекрывавший шум дождя.
- Сразу после того, как ты расскажешь мне, что ты делал с Петрой в кафе, - вполне таким серьёзным тоном заявила она, сверля взглядом и с силой хлопая этими же ладонями по лицу. Честно, у него чуть звёзды из глаз посыпались.
И его даже не удивило, что они знакомы. Просто шальная мысль о том, что «мир тесен» и на «чудеса горазд».
- Это очень долгая и интересная история, с участием ещё одной знакомой морды, - прижав руки Нанабы к своему лицу, заявил Майк. Второго «леща» ему схватить не хотелось, тем паче двумя руками, тем паче по мокрому лицу.
- Значит, нет тебе прощения, смертный, - по интонации нельзя было даже понять, вот сейчас ему это серьёзно сказали или всё же то было шуткой юмора и зла Нана действительно не держит.  В общем, её иногда действительно трудно понять. Но тут уже скорее вина самого мужчины, чем кого-то другого: за пять лет он так и не научился понимать, чего хочет очень постоянная в своих желаниях женщина. В общем-то, сейчас он был уверен в одном: никто продолжения ссоры не хочет, а значит можно ещё раз обняться, закружить и поскользнуться на мокром асфальте.
- Тебе не напоминает это мыльную мелодраму с обязательным Хэппи Эндом в конце? – вкрадчиво поинтересовалась голубоглазая, заходясь смехом. Капюшон слетел, волосы сразу же промокли, зато им почему-то было очень тепло сидеть на холодном осеннем асфальте, перед окнами кафе,  обмениваясь то улыбками, то мокрыми поцелуями куда придётся. Смеяться в ответ действительно было легко, словно всё это время только этого и хотелось. И когда он поднимал её, оставляя у себя на руках, греясь о куртку, целуя во влажный лоб, он в очередной раз спросил:
- Точно не обижаешься? – каждое слово было произнесено с самой большой серьёзностью, на которую он был способен в данный момент.
- Ну, - она сделала вид, что задумалась, смотря в мокрые тучи, задумчиво касаясь пальцем в чёрной перчатке губ, и только потом отвечая, переведя этот самый палец к носу Майка. – У каждого из нас была своя правда, Микки. Но ты мне должен новую игрушку.
Чёрт, как же ему нравилось, когда в её светлых глазах плясали бесы и лукавство.
- Медведя? – с ехидством поинтересовался мужчина, ухмыляясь в усы.
- О нет, уволь, никаких медведей с этого дня, - театрально закатила глаза, откидываясь на руках, словно тургеневская барышня, что сейчас испытала такой неимоверный шок, что и словами-то передать трудно. – И пойдём домой, а то один мокрый пёс следующую неделю будет чахнуть в постели, громко чихая и не менее громко кашляя, - в этот раз носу достался не самый приятный щелчок пальцев, на которых почти под корень были сострижены ногти. Что уж поделать, маникюр не устраивал любительницу спортзалов.
А ему в ответ оставалось только кивнуть, спустить её с рук, поставив на твёрдую землю, но в ответ сжать в своей руке её тонкую ладонь. И он даже не подумал обернуться на кафе, что в скором времени осталось далеко позади.

14

Уже сейчас, когда Петра стояла рядом с отцом, который улыбался и сообщал ей, какие у неё замечательные знакомые, возникало чувство чего-то странного. Девушка поправила растрепанные волосы и глубоко вдохнула, устало улыбнувшись отцу. 
С утра было яркое солнце, днём полил дождь, который загнал её в кафе и заставил перевернуться пять раз с ног на голову её самочувствие и состояние. За этот день она встретила самого высокого человека на планете, наверно, а так же незнакомца с самыми красивыми серыми глазами, увиденными когда-либо, который не хотел теперь вылезать из её мыслей. Как же ей хотелось сейчас остаться одной, после всего случившегося. Желательно, разлечься на кровати, обняв подушку, как делают дети, которым не хватает внимания родителей, уткнутся в неё с лицом, свернуться в клубочек и подумать. Немного промотать в мыслях, что же сегодня произошло. Честно говоря, ей было стыдно, за то что она просто взяла и выложила всё своё плохое мнение прямо в лицо такому прекрасному, но холодному незнакомцу. Но ведь он был слишком жесток по отношению к своему, как оказалось, недругу. И даже не это, заставило её задуматься, а реакция. Когда она всё высказала, лицо незнакомца не выражало той холодности, что была изначально, а позже, до того как она стремительно развернулась и пошла, он встал и повторил как её зовут. На тот момент, Петра даже не придала значению этих слов, но сейчас... Это был первый вопрос, на который ей нужен был ответ. А второй, который она собирается сейчас выяснить, это о чём был разговор между отцом и Леви. 
Немного потерев ладошками щеки, словно пытаясь придти в себя, она подняла голову на отца и только сейчас поняла, на сколько не высок был тот незнакомец. Когда он встал прямо напротив, она так же не задумывалась над тем фактом, что голову пришлось приподнять едва ли на много выше, чем она бы смотрела прямо. 
- Папа, а о чём вы говорили? Точнее...  Что тебе сказал...
- Твой друг? - улыбнулся широко отец. - Сказал, что ты прекрасный человек. 
Чего уж она не думала, но такого ответа никак не ожидала. Отец наблюдал за медленно садящейся на стул дочерью, с глазами размер сравнимые только с тарелки. Летающие. Внезапно, человек который в упор её не замечал на протяжении всего времени, с весьма холодным видом осаждал знакомого человека - говорит твоему родителю, после того как ты выложил свою теорию о том на сколько этот человек жалок, что ты прекрасный человек. И приятно, и страшно, и стыдно... Боже, как же ей было стыдно. Опять приложив руки к щекам, она почувствовала, как они пылали под ладонями. 
- Пойдём, а то опоздаем, и выкупят твой сюрприз, ты же не забыла про сюрприз? - Ах, да, сюрприз! Да, блондинка про него совершенно забыла и сунув в карман визитку, которую дал ей Майк, в спешке убегая на улицу. Причину этой спешки Петра увидела тоже выйдя на улицу. И это повергло ее в очередной приятный шок. Рядом с Майком шла Нанаба! Кажется, Петра никогда не видела пары, смотрящейся более гармонично чем эта. Они удалялись в противоположном направлении. Широкая и мягкая улыбка появилась на губах девушки. Они нашли себе в пару самых идеальных людей. Нана - Майка, на первый взгляд доброго и понятливого, а Майк - Нану, сильную, но всё же женщину, которая была не менее хороша, когда не старалась побить мужиков на ринге. 

- Билеты? - Немного удивилась Рал, получая на руки два билета в большой "Концерт Холл", где шли только самые лучшие представления и музыкальные концерты. Она давно хотела сходить, но пока не могла себе этого позволить. А тут папа. Кинувшись обнимать родителя, который сделал ей самый лучший подарок на выходные дни, девушка и не знала даже, как выразить ему своё счастье, любовь и признательность за такой подарок. Отец же только сам был рад, что смог исполнить желание своей доченьки. 

Конец первого акта.

15

Начало второго акта.

Как только солнце скрылось за горизонтом, небо усыпало звёздами и взошла полная луна, которая сегодня была необычайно яркой и большой. Но эта небесная красота, будто смущённая дева, скрылась за лёгкой молочно-белой пеленой тумана для людей, что находились тесно стоящими между высоких домов города. Загадочный и прекрасный вечер.
И, ведь,  многие как обычно просидят этот прекрасный вечер у себя дома, вовсе не заметив изменений в осеннем антураже, но... может быть лучше провести этот вечер красиво, почувствовав себя эстетом?
В центре города, недалеко от центрального парка культуры, в огромном здании 18-ого века под названием "Концерт Холл", где обычно давали одни из самых лучших выступлений, должен будет в 19:30 состояться концерт, на котором будет выступать весьма известный пианист.
И в этом самом месте, уже с самого раннего утра бурлила жизнь. Рабочие в некой спешке догатавливали всё к концерту, а сама звезда нынешнего вечера, пришедшая позже всех, проверяла свои партитуры, разминала руки и готовилась к выходу на большую сцену перед сотнями людей. Этому человеку не впервой выходить в подобных местах под приветственные аплодисменты, смотря на свет прожектора, чей свет падал ему в лицо и почти полностью ослепляя, кланяться, а потом начинать своё выступление.
Когда это было в первый раз - творился хаос, ибо тогда, у ещё восходящей звезды, с самого утра была не проходящая мигрень и каждый лёгкий звук чуть ли не заставлял его кричать от боли, но, благо, всё обошлось,  буквально за час до концерта ему удалось снять головную боль и единственной проблемой было лишь только то, что молодой человек не разыгрался до выступления,  и от того ещё сомневающийся в нём тогда продюсер всё равно чуть не объявил всем, уже собравшимся в зале, зрителям об отмене концерта. Тогда то и уверенный в себе и своих силах юноша запер своего продюсера в чулане, а сам пошёл выступать.  Ибо, извольте, нехуй.
Разумеется, за такой поступок он получил выговор, но, знаете, он не жалел о сделанном, ибо на следующий день он и Мэтью,  его продюсер,  увидели в газетах положительную критику в сторону молодого музыканта.  И после этого концерта было немало предложений, и кто-то даже пытался переманить «звезду» на свою сторону.

Сейчас же прошло уже много времени с того дня, и пару часов с того момента, как мужчина зашёл в этот зал, осмотрелся и начал подготовку.  На улице начали собираться репортеры и попарации, готовые разорвать друг другу глотки за охотой на сенсацию.

И, собственно, о том музыканте, который с честью для себя выступит сегодня в подобном месте. Этим кто-то был невысокого роста мужчина, с  пепельно-чёрными волосами, бледной кожей и с холодными блёкло-серыми глазами, и имя его - Леви.  Для его профессии у него странное социальное отношение к людям, у него слишком холодный характер и многие бы критики могли бы назвать его исполнение «бездушным», но такого пока ещё не случалось. Так что удивление многих при услыхании его музыки просто не передать словами, ибо  при первом взгляде на молодого человека эти типы видят лишь холодного, уставшего, невозмутимого, антисоциального и вообще низкого, во всех смыслах этого слова, типа.
Каждое выступление проходило гладко и, вроде как, волноваться было бы и не из-за чего, но каждый раз его личной и единственной нервотрёпкой был лишь его продюсер.  Он никогда не отрицал тот факт, что ему несказанно повезло, ибо Мэтью очень талантливый продюсер с чутьём к своему делу, умеющий находить общий язык с любым типом людей, но, к печали, очень сильно паникующий каждый раз, когда дело доходит до того дня, когда состоится само выступление. Именно в эти часы до концерта он начинает превращаться в назойливую мышь,  которая стремится везде сунуть свой нос, узнать, что и где, как и почему, всё ли в порядке, а потом ходить и выть о том, что всё не готово и их ждёт полный провал. Не обращать на это внимание было бы просто, если бы эта назойливая муха не лезла бы тебе прямо в лицо, в сотый раз спрашивая:

- Леви, ты готов? Ты уверен, что ты готов? На сколько процентов ты уверен, что всё хорошо, что все партитуры на месте и что ты сделал правильный порядок композиций? А, что если  надо было сделать по-другому и вообще выбрать другого композитора для этого вечера?! - Он говорил это как всегда в спешке, чуть повысив голос и ходя из стороны в сторону.
- Не раздражай меня, если не хочешь опять слушать концерт из чулана. Ты и сам прекрасно знаешь, что Бетховен подходит мне лучше всего по звучанию и что мне проще всего именно его почувствовать и передать нужные эмоции, - молвил брюнет, ставя свои партитуры перед клавишами. – И ты сам проверял порядок композиций, после того, как я его составил.
- А если я ошибся?! – Резко молвил мужчина, схватившись за голову.
- Тогда я тебя обрадую – ты облажался. Вспомни, сколько раз было подобных сцен, и чем они обычно кончались до тебя.  Будь добр, уйди и не мешай. Я должен проверить - хорошо ли настроено рояль.   – Безразлично ответил мужчина, плавно нажимая на пружинистые клавиши инструмента.
- НО ЛЕВИ! – Выкрикнул Мэтью, вырвав из своей головы пару прядей и получив в ответ грозный взгляд, говорящий сам за себя, быстро развернулся и что-то лепеча о том, что пойдет и проверит, как там дела в холле скрылся из виду. И, спустя минуту, мужчина остался наедине с чёрный роялем в огромном зале с прекрасной акустикой и интерьером.

Через час должны будут приходить первые посетители,  а через час и тридцать минут он должен будет выйти на сцену и начать свою игру.

16

И вот, они наконец пришли. Отец - в строгом смокинге, причесанный Петрой, высокий, статный мужчина, но у него было слишком доброе лицо, которое всегда расплывалось в мягкой улыбке и именно поэтому, даже в таком строгом костюме, он не выглядел как очень серьезный и солидный человек. И Петра - в длинном платье нежного персикового цвета, на руках были маленькие кружевные перчатки, на ногах балетки, а через плечо весела маленькая белая сумочка. Волосы были причудливо собраны на затылке заколкой-цветком, из челки выпущены пару прядок, немного завитые они едва по длине доставали до её подбородка. Но, девушка абсолютно не была накрашена. Ни пудры, ни помады, ни туши - ничего. Единственное, что она "красила" - это были ногти, всегда не очень длинные, аккуратно подпиленные, покрытые блестящим, нет, не лаком, а укрепляющим маслом, которое давало эффект блеска, не размазывалось и почти не ощущалось, в отличие от лака. И теперь, когда все лишние вещи были оставлены в гардеробе, в руках у Петры было краткое содержание и последовательность программы, а так же кто и что делает, но она туда принципиально не смотрела. Хотела что бы было неожиданно, внезапно, можно даже сказать. Отец же предпочитал начинать читать программку уже с началом, под первые звуки. 
Они пришли довольно рано, и хоть людей было много, нон сильной толкучки они не ощущали. Отец предложил дочери взять его под руку, девушка с некоторой детской улыбкой, приняла его предложение, после чего они вместе рассмеялись и двинулись в сам зал. Размерами он поражал воображение, которое старалось охватить всё это великолепие за раз, но никак не удавалось. Не спеша они двигались вдоль прохода от двери, восторженными глазами осматривая всё это раз за разом. Огромных размеров сцена и на ней просто захватывающий дух восхитительный рояль. Девушка уже предвкушала спокойствие и наслаждение от этого похода в ближайшие часы. Наконец, они нашли свои места и решили всё же уже присесть, а люди всё шли и шли, становилось всё шумней, но они-то точно знали, что когда зазвучат первые звуки этого величественного инструмента, в зале будет полная тишина, никто даже не сможет и дышать шумно. 
Но всё же, как только они начали потихоньку привыкать к обстановке и уже всё рассмотрели, Петра положила голову на плечо к отцу и прижалась к его руке. Отец лишь улыбнулся. 
- Дорогая, почему ты грустишь? - Девушка лишь вздохнула, смотря на инструмент, как-будто хотела взглядом заставить произойти на сцене чудо. Он хотел бы и погладить её по голове, но дочка так долго возилась с причёской, что даже он понимал, какая будет неловкость, а для девочки трагедия, если сейчас она сразу же распуститься. Хотя по его мнению, она выглядела немного не так. Её вечернее платье было слишком светлым, но она отказалась одевать другое. Категорически отказалась от черного платья по колено, сиреневого с вырезом на спине и красного полностью закрытого в пол. А в этом платье она ему напоминала девушку на первом свидании. Вот, ходит она с ним всё, носится. Да, любит, но где же все те свидания, о которых мечтают девушки? Михаель не помнил ни одного раза, когда бы его дочь отпрашивалась на свидание с молодым человеком. Он волновался не столько, что она выберет не ту пассию, сколько что из-за него она так и не сможет быть с кем-то. Обычно, все будущие "женихи" остерегаются пап. К слову, о женихах. - Петра, А как те молодые люди поживают, что были в кафе? - Для отца все друзья дочки - молодые люди. Пусть один и младше его на пять лет. 
- Майк хорошо, мы с ним виделись недавно, ты же знаешь.
- А другой?
- Я не знаю, пап, - девушка подняла голову и улыбнулась отцу. Кажется, он даже понимал, что Петра не просто так потом дома, не захотела говорить ничего о нём, но рассказала о Майке, хотя тоже не много - но надеюсь, что всё хорошо. - Действительно, она не знала, и ей было не по себе. Странное ощущение, волнение и одновременное осознание, что его не должно быть. Это просто прекрасный незнакомец. Петра, очнись. Но девушка прикрыла глаза и опять всплывал один и тот же образ. Пепельно-чёрные волосы, спокойное отрешенное лицо, бледная кожа, элегантная одежда. Девушка вздохнула. "Леви. Ну, почему Вы так настойчиво остаётесь в моём сознании. Зачем Вы сказали такие слова моему отцу... Почему вдруг перед уходом посмотрели на меня?
Но, через пару минут она открыла глаза и улыбнулась. Нельзя терзать себя вопросами. Надо просто пойти и задать их. Нет смысла в терзаниях. Майк же знаком с ним, так что нужно просто спросить. 
Но ей было так стыдно за свой порыв, что именно это останавливало её. 

Со встречи в кафе времени прошло два дня, и эти два дня она провела дома. Утром - растяжка под лирическую музыку, днём - пробежка в тишине, лишь звуки города, вечер - час танцев, где она старалась растормошить своё состояние бодрой и энергичной музыкой, но всё заканчивалось одиноково. Девушка ложилась вечером в постель и часами лежала с закрытми глазами, уговаривая себя перестать думать о незнакомце.

17

Концертный зал очередного мьюзик-холла, до начала выступления минут 30. На город уже давно опустились тоскливые сумерки, к зданию лениво стягиваются любители филармоний и инструментальных исполнений известных пианистов. Афиши пестрят до боли знакомым лицом, мерный свет фонарей отбрасывает на них солнечно-жёлтую тень. Взгляд направлен в одну точку, куда-то перед собой. Прислонившись спиной к фонарному столбу, Майк выжидающе смотрел вперёд: ему даже не нужны были часы, чтобы знать, когда придёт его друг, с которым он знаком чуть ли не с самого детства. Всегда приходивший минут за десять до назначенной встречи, ему приходилось ждать этого педантичного человека, не опаздывающего ни на одну минуту, но так же не спешащего вперёд паровоза. Он приходил ровно тогда, когда обещался прибыть. Ни минутой позже, ни минутой раньше.
Жёлтый свет неприятно слепил глаза, перед взглядом маячили женщины в полушубках и платьях, а он стоял в чёрном строгом костюме, но растрёпанный, как ершистый кот, которому совсем нет дела до последнего писка моды. С красной рубашкой, у которой небрежно был отогнут ворот и расстёгнуты первые две пуговицы, с чёрным галстуком, расслабленный на шее, и пиджак, который он даже не думал застёгивать. Поверх – чёрная кожаная куртка, на правой руке – простые часы. И когда его взгляд всё же уловил Эрвина, что не спеша, уверенной походкой направлялся к нему, мужчине оставалось только ухмыльнуться. Вот кто всегда одет с иголочки: если рубашка, то заправлена, отглажена и накрахмалена. Приятного небесного или белого цвета, в зависимости от настроения. Костюм, в противовес Майку, был белым, светлым, почти торжественным. С чёрной полоской галстука, что тянулся до самой шеи, плотно обхватывая её. И шёл он гордо, слегка задрав подбородок, любуясь городом, но до самого последнего момента не замечая мужчину, что ждёт его впереди. И лишь когда он поравнялся с Закариасом, Эрвин снисходительно улыбнулся, проверяя время на своих дорогих часах, поправляя ворот распахнутого чёрного драпового пальто и слегка ослабляя хватку тонкого тканевого шарфа.
- Ты как всегда рано, - блондин посмотрел на вывеску, куда им сейчас суждено было попасть. Майк лишь ухмыльнулся на его слова, отмечая:
- В свою очередь, ты как всегда вовремя.

Эти люди были достаточно близки, знали друг друга, как не знает никто, но, тем не менее, разговоры у них были до скуки одинаковыми. Каждый знал, что ответит его друг ещё до того, как в голове проскочит мысль.
- Почему из всех знакомых, на чёртово выступление Леви ты пригласил… - он даже не успел договорить, как его прервали аккуратным жестом.
- Именно тебя, Майк? Ты прекрасно знаешь ответ на свой вопрос, - он снова улыбнулся, теперь несколько иначе, что заставило русого в очередной раз продрогнуть всем телом. Он никогда не привыкнет к тому, как улыбается Смит, никогда не поймёт, как можно иногда улыбаться так наигранно-фальшиво. Тем не менее, этот человек лучше других знал, что Майк эту его фальшивость чувствует если не нюхом, то нутром. Конечно, до уровня копания в чужих мозгах ему до Эрвина далеко, тот был виртуозом, непревзойдённым мастером этого дела. Чувствовал чужие сердца, как никто другой, знал, с какой стороны можно подойти к людям, о чём лучше умолчать. Безусловно, именно его можно было бы назвать удобным для всех, если бы не одна его вредная привычка: недоговаривать. Недоговаривать Смит любил. Любил взгляды, в которых плескался весь смысл его слов, но которые нельзя было понять. Он любил, когда все доходят до всего своим мозгом, а он оставляет только подсказки.
- Сегодня у него соло, это действительно восхитительно, когда Леви отдаётся игре полностью, - он рассуждал вслух, словно бы игнорируя чьё бы то ни было присутствие, снимая у гардероба пальто, передавая его в руки пожилой гардеробщицы. – Из-под его ладоней выходят замечательные звуки. Тебе должно понравиться, Майк.
- Я предпочитаю музыку иного толка, - отвечал мужчина, передавая короткую кожанку всё той же женщине. И если на первого мужчину она смотрела с благолепным восторгом, то второй вызвал у неё старческое негодование. Люди должны следить за своим видом. – И предпочитаю иных людей.
- Но ты заметил, что в Леви что-то изменилось, не так ли? – он протягивал билеты молодой девушке, та смотрела на номера, потом на двоих мужчин, потом снова на номера и только потом оборвала бумагу, медленно протягивая их обратно.
- Я заметил это ещё в тот злосчастный день, - сухо отметил Закариас. Он раздражался, вспоминая тот случай, ещё сильнее он раздражался, вспоминая, какую головомойку ему потом устроили за встречу с Рал. Абсолютно случайную. – К слову, откуда ты знаешь? Снова Ханжи?
- Я догадался, когда позвонил Леви и пригласил на свой концерт, - он поправил выбившуюся с чёлки прядь, аккуратно убирая её за ухо. В его понятии, сухое «можешь придти»  - это приглашение. – И когда следующим звонком, оказался звонок от девушки с именем Петра.
- Давать ей твою визитку было плохой идеей, - скупо отметил русый, поведя плечом. Он чёртовски не любил все эти официальные костюмы. С тех пор, как его уволили с прежней работы, он не одевал этих строгих костюмов, рубашек и галстуков. Просто потому, что его работа теперь требовала  иного дресскода.
- Отнюдь, - ответил человек, который, видимо, родился уже в пиджаке, лакированных ботинках, строгих прямых брюках и в отглаженной рубашке. Ощущение, словно Смит родился в начале прошлого века: он любил читать, ему была близка классическая музыка, он спокойно мог станцевать любой бальный танец, великолепно знает историю, как искусства, так и мира. Его образованность могла поставить в тупик тех, кто с ним работал, но даже со своими знаниями – он занимался тем, что лежало к его душе ближе всего и что не отнимало так много времени. Имея свою сеть антикварных магазинов, скупающих и продающих действительно раритетные вещи, у него всегда находилось время для саморазвития. Он побывал не в одной стране, пересёк не один океан. Круг его интересов обхватывал буквально всё: начиная наукой  и медициной, заканчивая политикой и последними археологическими раскопками. Не нужно было знать ситуацию в мире, чтобы говорить с Эрвином, он знает всё без вас, на всё у него есть его единственно верное мнение. Он знает, что лучше, знает, как избежать большинства проблем, но не рвётся к власти. Как он говорит, это не для него. А Майку это всё казалось самой беспросветной ложью.

В огромном зале, с тяжёлыми бардовыми занавесками, с бесконечными рядами удобных, мягких стульев, они проходили мимо ухоженных дам, от которых пахло дорогими духами, мимо полных мужчин, которые говорили о всяком вздоре, о том, что первое придёт в голову. Они шагали к своим местам, Эрвин впереди: с идеальной осанкой, не спешащей походкой, не пытаясь разглядывать окружающих и смотря только куда-то вперёд. И Майк чуть правее него, но позади: запустив руки в карманы, расслабленно, опустив плечи и смотря больше на особо неприятных ему людей. И так было каждый раз.
- Нам сюда, - мягкий жест указывает на ряд, затем на места и они вместе протискиваются сквозь ряды, боясь, не дай Бог, кого задеть. Честно говоря, Майк даже не знал, чьи симфонии сегодня будут исполнять, один ли будет Леви или со своим неизменным аккомпанементом. Просто дело было в том, что дай ему в руки билеты и он бы их порвал ко всем чертям, осыпая проклятиями и концерт, и Леви, и Смита. Ведь у некоторых, в отличие от этих снобов без личной жизни, она, личная жизнь, как раз таки была. И выходные были для него редким праздником, которым можно было баловать и себя, и счастливого пса, и Нанабу.
Протискиваясь мимо очередной уже расположившейся пары, Майк залип в лицо девушки, которая обнимала вполне статного мужчину с откровенно добрым лицом. И не сразу, далеко не сразу узнал в ней Петру.
- Петра? – удивление его было так высоко, что избавиться от него помогло только аккуратное прикосновение к локтю и просьба сесть. Удивительная штука судьба: ощущение, что когда люди не стремятся друг  к другу она всё равно их сталкивает. Вроде виделись совсем недавно, но вот, она сидит столько восхитительная слева от него. Действительно, даже дух захватывает.
- Прекрасно выглядишь, - произнёс мужчина, буквально очарованный её милым видом. – А, да, привет.
Это «привет» было опять ребяческим и мальчишеским. При первой встрече Майк вспоминал о детстве, и теперь в это самое детство впадал каждый раз, когда Петру видел. Глупая, такая нелепая случайность. И только Смит сейчас мешал так беспардонно разглядывать её.
- Это та девушка, что звонила мне? – поинтересовались где-то с боку, а потом, мягко вжав тушу Закариаса в спинку стула, Эрвин потянулся к девушке, улыбаясь достаточно очаровательно, чтобы запасть кому-то в душу. – Приятно познакомиться с Вами при личной встрече, Петра, - и он протягивает руку, но не для рукопожатия, не тот человек. А чтобы элегантно поцеловать женскую ладонь.  В этом весь Эрвин. Как уже думал Майк? «Словно не из этого времени».
А тем временем свет мерк, и на разговоры в полный голос не оставалось времени. Зато наслаждение музыкальными переливами ждало и волновало всех. Кроме Закариаса, который уже готов был откровенно зевать, сползая на пол.

18

Свет по ту сторону кулис стал меркнуть, шорох и перешептывания с каждой секундой становились тише и тише. Тамошние люди, одетые в свои самые красивые платья и костюмы, предвкушали прекраснейшие часы музыки, что ожидали их, а некоторые из них ждали ещё и званого вечера, что будет после концерта.
Но по другую сторону от этих цевилов,  где было не так всё идеально, ухоженно и чисто, а вернее эта противоположная сторона – спина сцены, была чрезмерно оживлена. Каждый разбегался по своим местам, где им предстоит пробыть в тщательной слежке за всем в течение 3-4 часов. Разумеется, работа не столь тяжёлая, как при постановках пьес, но это, в любом случае, уматывало до изнеможения каждого рабочего Концерт Холла.

Спустя минуту свет совершенно погас, и прожектор направили в центр зала. Из-за кулис вышел пожилой мужчина во фраке. Его осанка была идеально прямой, шёл он аристократическим шагом гордо, чуть задрав голову. Под ноздрями большого орлиного носа были аккуратные усики, а под губами, сжатыми в тонкую полоску некой брезгливости, была маленькая козлиная бородка.  Белоснежная седина его волос, тщательно убранных назад, светилась из-за белого, яркого света.
Он резко остановился по центру сцены, поклонился зрителям, выпрямился и, чуть кошельнув, глубоко вздохнул, а после громко, чётко начал вещать свой малый монолог.
- Мадамзйё и Месьё, мы пх`иветствуем вас в «Концехт Холле» и буквально чехез паx`у мгновений на этой сцене заживёт пxекx`асная музыка Людвига вана Бетховена, исполнять котохрью выпала часть знаменитому пианисту и скх`ипачу, чьё имя вам многим уже известно. А если нет, то, пхрьёшу, познакомитесь же с пxекx`асной и чувственной игхрой этого человека! Пхриветствуйте – Месьё Левьи, - мужчина резко выставил руки вправо, как бы представляя кого-то зрителям.
Этот Джентельмен, когда-то был знаменитым актером во Франции, но, после, закончив свою карьеру, он переехал в Америку и ему предложили почти сразу работу в этом месте. У этого человека был ужасный Французский акцент, но, почему-то, именно из-за этого акцента решили, что именно он будет представлять зрителям «звёзд» сцены.
Наверное чтобы они умирали со смеху...

Из-за бордово-красной шторы вышел низкорослый молодой человек с бледным лицом, серыми глазам и чёрными как, крылья ворона, волосами. Из-за света прожектора все его черты лица очень выделялись и казались более яркими, чем обычно.
Его кожа выглядела безупречно-белой, идеальной, бархатистой, прямо как дорогой старинный фарфор.  А глаза, их серость и холодность, казались почти прозрачными. Свет очень сильно отражался в них,  и от того они выглядели ещё более светлыми и ледяными . Он остановился рядом с мужчиной, лицом к залу и пронзающим взглядом посмотрел куда-то вглубь ни на кого... 
Он был одет в чёрно-белый костюм и вокруг его шеи был повязан белый шейный платок, заколотый серебреной брошью.  Этот человек, слегка похожий на бездушную, дорогую фарфоровую куклу, низко поклонился зрителям. В помещении появился очень слабый рыжеватый свет. Мужчина сел за фортепиано и открыв крышку, положил руки на клавиши. Минута молчания, он глубоко вдохнул и первая, высокая и краткая нота разразила тишину помещения.

Он начал свою игру  с симфонии «К Элизе».
Ещё до составления списка композиций он точно знал, что первой будет именно эта симфония.  Почему же так? Потому что она была нежна и близка к девьичиму сердцу, а таких сердец в зрительском зале просто дюжина сидела. Он точно знал, что именно эта мелодия заставит их мгновенно вспомнить те времена, когда они сидели и слушали со своих шкатулок в форме сердца именно эту мелодию. Вспомнят свои первые романы и свою первую любовь, и станут далее слушать его исполнение с восторгом, благодарностью и теплом на сердце.
Разумеется, эта мелодия больше игралась конкретно для дам в этом зале,  и это довольно безрассудный и рисковый поступок с его стороны. Не все критики могут оценить такое начало. Он мог начать с громкой и резкой игры, чтобы заставить вздрогнуть от неожиданности весь зал, но, ему казалось, что лучше удивить их чем-то приятным и до боли знакомым.

Леви, как обычно, игре отдавал даже больше чувств, чем можно в нём увидеть, даже если вы  знаете его на протяжении 10 лет.  Каждое касание пружинистых клавиш роялья издавали мягкий звук, передающий и печаль, и грусть, и тоску, и волнение, но в то же время некую радость, возвышенность и нежность.  Пожалуй, такие чувства и могла испытывать любая девушка в дни свои влюблённости, в особенности первой. Когда всё ещё кажется таким невинным и смущённым.

Он аккуратно, и чуть замедлив темп, завершил сонату, и, буквально через секунд, из под его рук опять начали вытекать ноты. Он начал игру «Соната №19 Джи Минор оп.41.». Эта соната является не менее мелодичней и спокойней предыдущей и от того создавалось чувство, что он даже и не останавливал игру. Лишь только продолжил, чуть поменяв эмоции на более игриво-ехидные, плавно перетекающие в меланхолию и обратно.

Игра шла без запинок, без ошибок. Всё было прекрасно, в зале люди боялись даже дышать, чтобы не прервать игру. Возможно, где-то там сидел приглашённый гость и слушал игру маэстро, как обычно, закрыв глаза и внимательно вслушиваясь в каждую ноту.  Брюнет редко кого-либо приглашал на свои выступления, ибо 1) он не видит в этом особого смысла, 2) ему всегда казалось, что игра в одиночестве намного лучше.  Но, в этот раз, покуда ему дали честь выступать на такой сцене, он решил один раз сделать исключение и пригласить на концерт единственного человека, который что-либо понимал в классике – Эрвина Смита.

В течении времени и эта симфония подходила к концу. Многие, возможно, унеслись в царство мечтаний и воспоминаний, и совсем размякли – как кошки на руках любимого хозяина.
Он надеялся, что именно это и произойдёт хотя бы с половиной зала, ибо далее следовала соната «Пиано-соната №.21 Си минор оп.53», которая, как будто бы, как хозяин кота, который неожиданно скидывал со своих рук питомца,  но потом доставал пёрышко и начинал с ним играть, а потом мягко переходил к нежности и заботе о любимце. Эта мелодия наполненная эмоциями, которые скачут от одной к другой. От чего-то резкого, волнительного, пугающего, к игривому и задорному, а потом к манящей, ласковой нежности.
И именно этой долгой и прекрасной мелодией закончиться первый акт длительностю примерно в 35 минут.

19

- Петра? – Знакомый голос немного выдернул её из уже накатывающей задумчивости и заставил поднять голову с плеча отца. Завидев здесь, немного с откровенно удивлённым лицом, Майка, который тоже явно не ожидал такого сюрприза от судьбы. – Здравствуй, Майк, рада вновь встретить тебя, - расплываясь всё более приятно-удивлённой улыбкой, поблагодарив за комплимент. Вот так судьба коварная штука. В глазах Петры Майк был тот же отец, только различия были явны, и их можно было пересчитать по пальцам. И сейчас, осматривая своего знакомого, который был явно не в восторге от того, что ему придётся сейчас довольно длительное время сидеть и слушать музыку. Только вот не ясно, то ли ему музыка не по вкусу, то ли компания. Закариас довольно забавно выглядел в строгом костюме, который он извратил, как мог. Чем больше небрежности, тем лучше. Всё же, Петра не сдержалась и поправила его взлохмаченные волосы. Не сильно, не прилизывая, не расчёсывая, как она уложила отцу, а просто, что бы выглядело хоть каплю аккуратней, и вот, точно в таком виде, в одиннадцатом классе ходили её знакомые в школу. Да, совершенно точно, в этом костюме мужчина напоминал больше старшеклассника-раздолбая, но ни как не любителя классической музыки. Кажется, чхать он хотел на неё в свободный выходной. Рал понимала его, ведь дома была Нана, и он предпочёл бы её, но тут была толика удивления, почему же он не с ней пришел. Ответ пришел, когда Майка вжал в кресло незнакомец, который и пришел с ним. 
Приятно познакомиться с Вами при личной встрече, Петра – Опрятный, этот мужчина заставил её на минуту задуматься, кто он такой. В итоге же, её озарило. – О! Вы наверно Эрвин, взаимно, - Да, этот человек значительно отличался от Майка, которому было по боку, в каком он виде пришел. Как говориться, оделся, лишь бы только одеться. Лишь бы пропустили. Ходя, даже, приди он в пижаме, его бы всё равно пустили. А вот Эрвин явно хотел создать о себе нужное впечатление. Идеально выглаженная одежда очень хорошо на нём сидела и можно даже сказать, что он чувствовал себя совершенно свободно в ней. Даже отец, который просто к своим годам уже привык к такой одежде, не чувствовал в ней себя столь свободно. По крайней мере, это так казалось с первого взгляда. Так же, стоит отметить, что светлые волосы, старательно уложенные, так же вызвали у хореографа улыбку. Петра хотела было уже протянуть руку, что бы пожать ладонь (девушка даже и подумать не могла, что её ладонь собирались поцеловать), которая была едва ли меньше ладони Закариаса, но тут отец прервал её действия, выхватив программку и надорванные билеты из руки доченьки. Девушка, так и не протянув руку блондину, удивлённо обернулась на отца. 
- Ты же ещё не заглядывала туда? – загадочно спросил отец, пряча только что вырванные бумажки из рук. Петра замотала головой. – Вот и прекрасно, я посмотрел ещё раз внимательней и теперь точно уверен, что тебе понравится, - Девушка удивленно потянулась за программкой, но отец по-детски спрятал её подальше, не давая маленьким ручкам дочки достать её. После этого только дурак бы не понял, что блондинка и понятия не имела, на чей концерт она пришла. Афиши? О чём вы. Завлечённая в последние дни в свои мысли, она не замечала того, что буквально перед её носом. Пригрозив отцу пальцам, она вздохнула и уселась удобнее, извинившись перед Эрвином, что отец прервал их разговор. Но продолжать - не было времени. В зале потушили свет. Концерт начинался.

Всё еще немного удивленно поглядывая на отца, который расплылся в улыбке и сидел смотрел на сцену. Выглядел папа престранно. Как-будто знал что-то, чего не знала сама девушка. Сложив руки на коленях, она выпрямилась, что бы получше разглядеть, кто будет играть. Скорее всего она его и не знает даже, ведь она и так не много знала сейчас людей, которые дают концерты, а тех кого она знала, надо ждать не скоро, они только наоборот уехали из страны. 
На сцену вышел пожилой человек бесспорно прекрасно одетый. Петра пару мгновений, пока он выходил, присматривалась. Что же, этого пианиста она не знала, значит это будет совершенно новым. Не важно новые его это будут композиции или старых добрых классиков. Каждый пианист совершенно индивидуально передает звучание и смысл исполняемой мелодии. Каждый раз это завораживает и заставляет с восхищением слушать. Но каково же было её удивление, когда этот человек с довольно сильным акцентом стал объявлять того, кто будет сейчас играть. Она совсем и позабыла, что исполнителей сначала объявляют. Особенно важных. 
- Так... Ты знал? - ручки дочери потянулись к брошюрке, вновь появившейся в руках отца. Тот только кивнул и сказал, что прекрасно запомнил имя того молодого человека, и взглянув на билеты, понял, что теперь просто не может не отвести дочь на такой концерт, даже если она против будет в итоге, изменив привычкам и взглянув в билеты. Девушка лишь посмотрела на брошюру, словно всё еще не веря своим глазам. Листок был отдан отцу. 
Она хотела остаться. До первых звуков. До первого ощущения, что недавно успокоенное сердце, вновь начало вздрагивать и трепетать, вновь начало сильно биться, так сильно, что кровь в висках стучала, а по всему телу ощущался пульс, сердца которое с бешеной силой гоняло кровь по венам, под прекрасные звуки инструмента прекрасного исполнителя. Буквально через минуту, девушка попыталась вскочить и выйти, но отец своей сильной рукой вжал дочь в кресло так же, как до этого Эрвин вжал Майка. Только более нежно. Блондинка опустила голову, не смотря больше на сцену, густо краснея, вслушиваясь в прекрасные звуки и мелодию. Они были нежны, прекрасны и с тем грузны и печальны, и сейчас, хотелось только разрыдаться, но теплая рука папы, которую она держала, немного нервно проводя по его большой ладони пальцами, успокаивала и грела похолодевшие пальцы. Побелев как мел, с тем щеками зардевшись как помидор, невозможно было понять, приятно ли ей слышать эти звуки или же если бы позволили она бы лучше ушла. 
Но сидя и слушая, что-то невообразимое и до глубины души залегающее, которое пропитывает тебя, невозможно было поверить, что это играет тот самый человек, который со спокойной душой может говорить людям, на сколько они ничтожны, при этом флегматично осматривая предмет унижения и попивая странно держа кружку кофе. Человека, который с такой пронизывающей холодностью, посмотрел на нее в первый раз, как будто окатив из ведра ледяной воды, но это всё отступило на задний план. Всё это. Оставались прекрасные глаза и странный поступок. Даже более чем странный, неожиданный. И теперь, её руки призрачно тянулись туда куда-то, в его сторону. К этому холодному лицу, что бы дотянуться до фарфоровой кожи, заглянуть в усталые глаза. Найти слова, что бы выразить мысли, найти смелость, что бы их сказать, что бы спросить, а главное найти силы, что бы не заплакать, что бы не расстроиться... Услышав далеко не то, что обычно называется хеппи эндом.

Наконец, когда первые две композиции были закончены, и начиналась последняя, самая длинная, Рал подняла голову и смотря на сцену, ощущала себя немного не комфортно, на этот раз мужчина был тут совершенно не при чём. Практически. Сколько еще людей испытали тоже самое, что и она, при этих звуках? Сколько людей еще были до глубины души тронуты этими прекрасными звуками? Тронуты игрой, которая так и останется в памяти навсегда? Или она одна, в связи со своей слабостью, готова была расплакаться, как маленькая девочка, которой невыносимо смотреть на искалеченное тело своего домашнего любимца, которого переехала машина. Но всё это было противоречиво... На столько, что не подобрать примера, вроде вот ты готова плакать, от грусти, но в тот же время, ты понимаешь на сколько прекрасное чувство тебя посетило. Не рано, не поздно. И вот этот человек, который заставляет  наполняться твой разными мыслями, а сердце чувствами, унося душу твою с собой, но ты не можешь даже подойти. Боишься чего-то и топчешься у порога, в итоге так и не постучав в дверь.

И вот мелодия плавно прекратила звучать. Первый акт был закончен, и Петра как можно скорее вставая, скрывая свои покрасневшие глаза, от слишком пристального взгляда на сцену, на Леви, проскочила мимо отца, собираясь в дамскую комнату. Там она привела себя более менее в нормальное состояние, умывшись. Румянец на щеках упорно не хотел сходить и сейчас замерев перед зеркалом, она долго пыталась понять, как же... Как же она влюбилась. И как же с виду холодный камень, оказался красивым цветком, распускаясь и показывая сердцевину только когда он мог играть прекрасные и великие произведения. Уже медленно возвращаясь в зал, она полу улыбалась, утирая слезу, которая всё же нагло прокатилась по её щеке. Против её воли. Сев же обратно рядом отцом, она всё так де обняла его за руку, положила голову на плечо к родителю, который сделал вид, что не заметил, как она переменилась в лице. 
- Спасибо тебе, папочка, - она поблагодарила его за всё сразу, что он привнес в её жизнь. 

20

Удивление отпечаталось на его лице, когда ему поправили волосы, только и оставалось, что удивлённо округлить глаза, а потом отвернуться куда-то в сторону, вжимая шею в плечи и сползая её ниже по креслу, упираясь ногами в передний ряд. Весь мир против высоких людей, иначе не скажешь. И когда прямо перед лицом Эрвина у него вырвали нежные петровские ладошки, когда отец отвлёк свою ненаглядную дочь для оповещения важной информации, его друг смотрел на Майка с неким разочарованием и недовольством, склоняясь к его уху.
- Я нахожу немного нечестным, когда так прерывают знакомство, - пока мерк свет, погружая всё в полумрак, людей, что восторженно задержали дыхание, а вместе с тем был слышен  стук мужских туфель по лакированному полу. – В конце концов, это хамство, - не сказать, что голос Смита был громким в этой тишине, скорее, он был свистящим и неприятно щекочущим ухо. Да и мало интересного было в его притворном недовольстве, так что мужчине оставалось только с усталым видом ладонью отодвинуть лицо своего приятеля, отмечая, что раз его пригласили на концерт для фортепиано, то было бы неплохо не насиловать ему мозг ещё и его, эрвиновскими, выходками.
Майку даже не стало смешно, когда на сцену вышел лысеющий пожилой мужчина, хотя в зале проносились смешки и даже сидящий рядом блондин сделал вид, что ему несколько забавно наблюдать этот ломанный французский акцент в американской речи. Когда представили пианиста, когда он вышел на сцену, обвёл публику взглядом усталых серых глаз, Закариас порвался уйти, но его остановила рука на плече и взгляд полный укора. Конечно, Эрвин не любит, когда ему портят музыкальные вечера, тем более, очень редко, его, Эрвина, Леви приглашает на свои концерты сам. Да что редко, это явление сравнимо только с неожиданными одуванчиками в середине холодной и вьюжной зимы в Канаде. Так что оставалось только терпеть. Не портить же Смиту праздник? Он со свету Майка сживёт за такие выходки. И только Леви усадил свою тушу за рояль, только коснулся длинными пальцами клавиш, как мужчину пронзило тонкое и острое чувство ностальгии.  А вместе с тем, осознание того, что афишу он, да и билеты с брошюрами, избегал.
- Концерт Бетховена для фортепиано? Почему ты не сказал? – склонившись к Смиту зашептал Майк, ожидая недовольного тсыкания в его сторону, но он лишь улыбнулся и развёл руками.
- Я не думал, что ты знаком с композициями этого немецкого пианиста.
- Ты издеваешься? – уже недовольно прошипел Майк, в дружеском мстительном порыве растрёпывая причёску Эрвина, за что получил полный огорчения взгляд больших голубых глаз. А потом неловкие порывы поправить причёску, на которую ушло столько времени и столько сил. И гелей. – Я не настолько дремуч в плане классики, чтобы не узнать знаменитое «К Элизе», -  «Тем паче, с этой мелодией много воспоминаний, Эрвин, и ты сам это прекрасно знаешь».

Честно говоря, Майк Закариас против классической музыки ничего не имел, хотя и предпочитал музыку современную, более жестокую и исполняемую, кха, на других инструментах и ртом. Присутствовать на концерте он не хотел по одной большой причине. Или маленькой, это как посмотреть. И имя причины этой: Леви. Всё ещё чувствуя явную злобу на этого мелкого уродца, что изволил ему окончательно убить всё настроение в тот злосчастный день в кафе, он грезил о том, как самолично выбьет из него всю дурь. Желательно лицом о прекрасный рояль, по которому сейчас выводили прелестные мелодии, перебирая пальцами, прогуливаясь по клавишам. Но, как Майк теперь понимал, если и была надежда настучать ему по рылу после концерта, то теперь её нет совсем. Портить настроение Смиту – дело плёвое, он всё равно всё поймёт и всё простит, когда узнает, где собака зарыта. Портить же настроение Петре, которая сидела рядом с таким оторопевшим и отчаянным, в хорошем смысле этого слова, видом, не хотелось совсем.
Но возвращаясь к классической музыке и воспоминаниям. Воспоминания, что навевала сама композиция, которую так старательно исполнял Леви, которая вызывала чёрную, зияющую тоску, приходилась ещё на страдавние времена знакомства Майка и Эрвина. Последнему и в голову не приходило, что случайно оброненное название композиции и композитора в голове Майка отпечатались надолго, тем паче, что тогда это было действительно незабываемо.  Вроде, такой же инструмент, та же мелодия, но воспоминания, что связывают тот отрывок времени и этот, чувства, что остались там и какие он испытывает сейчас, удивительно разные, совсем не похожие. Помнится, когда его, обычного, незаметного ребёнка притащили в дом к этому выхоженному, выхоленному и лелеянному ребёнку, когда Смит заставил его сесть рядом с собой за рояль и показал, как играть, казалось бы, такую сложную симфонию, время на мгновение застыло. И как тогда, блондин сидел и с чувством, с усердием и старанием ребёнка, которого многого лишали, но обещали похвалу за любое старание, играл на чёрном рояле, закусив губу, смотря больше на свои пальцы, чем на ноты в партитуре. Сейчас же он видел человека, что упивался игрой, сидя за музыкальным инструментом. Единственное, что действительно мешало насладиться музыкой, эта мерзкая злость, что таилась под сердцем и злобно грызла артерии. Потому пришлось закрыть глаза, усиленно притворяясь спящим, недовольно сложившим руки на груди. Но, тем не менее, на губах всё равно появлялась улыбка, когда Майк одним глазом замечал, что сидящий рядом Эрвин так изящно играет на собственных коленях эту же самую мелодию. А потом и следующую, а там и последнюю. Все 35 минут игры он повторял каждую ноту, каждый жест Леви, не отрывая своего взгляда, втянувшись и даже поддавшись вперёд. Сидящая же по левый борт, Петра так же смотрела только на Леви, но с непередаваемо влюблённым лицом. Майк, конечно, плохо понимал, чем определяется влюблённость на лице: обязательно ли там должна быть улыбка или может достаточно слегка припухших век, дрожащих рук и странного ощущения, что она готова сорваться с места.

И только когда оборвалась последняя нота, когда Эрвин перестал изображать из себя пианиста от Бога, а Рал сорвалась с места, Майк осознал, что, в принципе, это крайне похоже на выступление в доме для душевнобольных и что выступления такие ему всё же не по душе. Особенно, когда на рояле играет ещё один душевнобольной и помешанный.
- Майк, - из задумчивости его вырвал голос Эрвина, который даже не думал подниматься и покидать зал, как сейчас делали многие: время антракта всё-таки и многим хотелось пройтись, поделиться впечатлениями по поводу удивительной и прекрасной игры Леви.
- М? – не поворачивая головы, слегка приоткрыв один глаз, промычал он.
- Признай, что всё прошло не так уж плохо, - лохматый блондин в очередной раз попытался убрать волосы со лба, чтобы это выглядело эстетично, а не комично, но попытка, конечно же, успехом не увенчалась.
- Ахм, - Закариас кивнул, даже забывая, что в конце акта нужно было подарить Леви пару жидких аплодисментов как дань тому, что всё же задеть душевные струны своей игрой он смог.
- И познакомь меня с тем мужчиной, с которым пришла Петра, право, мне несколько интересно, - он снова потянул руки к своей чёлке, заставляя губы Майка расползтись в ухмылке полной не то умиления, не то усмешки.
- Это её отец, - он подтянулся в кресле, развернулся к Смиту и собственноручно принялся поправлять волосы, которые сам же до этого и растрепал. Эрвин же с неподдельным интересом смотрел за Майка, на мужчину, что соизволил прервать знакомство и тучу обязательных важных, по мнению Эрвина, слов. – Михаель Рал, - осмотрев свой шедевр на голове Смита, досказал Закариас, одёргивая своего друга. – И пялиться на людей…
- Дурной тон, я знаю, - закончил за него мужчина, обрывая речь своим привычным жестом. И только он хотел пристать к Михаелю, как вернулась Петра, села на своё место и поблагодарила своего отца. Вот уж кто действительно был счастлив оказаться на этом концерте, так это точно Петра. И заметно это было не только по щекам, что цветом напоминали пару красных маков, но и по вполне заметной дорожке от слёз. Тут нужно быть совсем слепым, чтобы не заметить, её волнение.
- Можешь закончить своё знакомство. Я даже могу помочь тебе встать, - с лёгкой издёвкой, совсем забыв про шёпот, который его изрядно достал, молвил пёс.
- О нет, я просто тебя подвину, - опять эта убийственная зубодробительная улыбка, а потом опять рука на груди и вдавливание Закариаса в кресло. Ну какого хрена, а?
- Подвину?
- Подвину, -
и вежливое обращение к милым, обнимающимся родственникам. – Я извиняюсь, что прерываю вашу идиллию, - Господи, ты бы знал, как мягко и совсем ненавязчиво это было сказано. Если бы тебя прервали таким образом, ты бы испепелил его на месте, просто потому что нельзя быть таким педантом! – Но я имел бы огромную радость всё же закончить начатое, мистер Рал, - теперь уже с другой стороны начал Смит, протягивая руку отцу Петры, улыбаясь уже лукаво. Ну что за человек? Не так, так эдак выкрутится, вывертится и всё равно добьётся своего. «Проблема! Ты - человек-проблема, Эрвин Смит!» - мысленно возмутился Майк, офигевая от такой наглости. – Тем более, я грезил о знакомстве с вашей дочерью после недавних событий, - пока Эрвин говорил, Майк запрокидывал голову и скулил. Пожалуйста, свет, гасни снова, Майк не хочет страдать последующие полчаса, пока этот блондинистый сноб будет изъясняться, извиняться и делать вид, что он самой невинной души человек. - И поэтому...
- Пожалуйста, пожмите ему руку, - не выдержал Майк, уже самолично потянулся к Михаелю, с таким откровенным отчаянием на лице, что был больше похож на жертву продавца Эйван. И только когда он отлепил руку Михаеля от дочери, самым наглым образом вложил её в руку Эрвина и заставил дружески потрясти, душа его осталась довольна. Душа довольна, а два взгляда, что упали на наглую усатую морду были крайне недовольны. В частности Эрвин. Не по правилам же.

21

Лёгкий шум, перешёптывания, хихиканье юных дев, украдкой поглядывающих на сцену, где уже никого не было, тихие и серьёзные разговоры пожилых слушателей, нервные возгласы юношей, которые пришли сюда со своими дамами, в итоге оставшись на втором плане после идеально сыгранной подборки. Сыгранной душой, открытой и тёплой, запертой внутри крепкого фарфора. 
Так считала Петра. Как возился Майк во время игры, сразу давало понять, насколько он не любил этого человека. Даже не смотря на то, как он сыграл. Что же вы так ненавидите друг друга ребятки? Нет, Рал – не Ханжи, она не станет сводить людей, даже не станет пытаться их подружить. Кажется, им обоим было комфортней ненавидеть друг друга. Майк был как белый воздушный шоколад. Такой, который с пузыриками. Вроде весь надулся, напузирился, а как откусишь, понимаешь, что все эти пузырики воздушные и пустые. Они только для вида. Так ей казалось. Если же сейчас смотреть на его друга, Эрвина Смита, то он был скорее горький шоколад девяноста семи процентный. Без мандарина не скушать, всё лицо перекосит от горькости, если ты конечно не любитель горького привкуса. В частности, Рал не была любителем и предпочитала мандаринку.

Висение на плече и руке отца было не долгим. Как только она вернулась, сразу в поле зрения, из-за Майка, появился Эрвин Смит, намереваясь опять поздороваться. Это девушку немного позабавило, а отца удивило. 
- Закончить начатое? – переспросил Михаель, немного ошарашенно смотря на незнакомца, но всё с той же доброй улыбкой. Петра быстро представила отцу Эрвина, указав, что позвонила ему, что бы взять номер Майка, ибо свой он не дал. "Папа, только не говори, что я его назвала Капитаном Америкой, не говори, вот стыдно будет!" При этом испытала такое смущение, как будто сознавалась ему в каком-то хулиганстве. Ещё никогда и никто не ставил её в такое неловкое положение в жизни, когда отца приходилось знаком с таким количеством людей за раз. Хотя, рекорд Леви никто не побьёт, с его словами к отцу. Единственное, что сможет побить, это наверно тот человек, который внезапно скажет, что хочет взять в жёны его дочь. Вот тогда у отца будет настоящий шок. Петра рассмеялась, смотря на то, как Майк усердно пытается заставить отца пожать руку Эрвину. И вот, они уже почти нормально пожали друг другу руки, вроде Майк их соединил, но Рал так и не успел крепко пожать его руку, потому что вдруг Петра… Просто чихнула, чуть подавшись вперед и что бы дочь нечаянно не вписалась в их руки, он мягко, но быстро отобрал свою собственную руку у блондина и удержал дочь за плечи. Петра прикрыв ладошкой рот, всё же стукнулась носом о рукав Смита, что заставило её покраснеть и отвернувшись, скромно и как можно тише высморкаться в платок, который лежал в её маленькой сумочке. 
- Извините, - сказала девушка, после того как сложила платок обратно в сумочку. Что-то знакомство у них не заладилось, но это как-то не сильно отражалось, по крайней мере на Петре. 
А ошеломленный отец, который уже почти не улыбался, вопросительно поглядывая на дочь. Он как бы спрашивал "Девочка моя, кто эти люди? Неужели у тебя такие взрослые и странные друзья?" и как бы в доказательство, он отстранил объятием своё сокровище от этих людей. Он явно начинал волноваться. Сначала Леви, над которым его девочка и поднимается в восхищении и плачет. То ли от радости, то ли от боли, он понять так и не мог. Теперь еще и два других странных человека. Один явно не хотел тут находиться, второй вел себя как настоящий джентельмен, как будто из другого века, но это это больше теперь его настораживало, чем притягивало. 
Что, же, Эрвин, Вы её встретили, - он повернулся, посмотрев на знакомого дочери. Не зло, но и не показывая, что он как-то... Чувствует, что Петре сейчас крайне не комфортно находиться в такой ситуации. Сама же девушка молила о начале второго акта. Не потому что ей не хотелось разговаривать, а просто потому что эта ситуация ужасно ее смущала и ставила в тупик.
И вот, третий звонок, опять потух свет. Первый перерыв никогда не был долгим, за что блондинка и была благодарна тому, кто это всё придумал. Девушка притихла вжавщись в кресло, пытаясь заставить отца не пожирать взглядом Майка и Эрвина, а смотреть на сцену, ибо отец уже начинал потихоньку беспокоится.

22

Красивый уход под аплодисменты за кулисы.
Перед глазами маячили цветные пятна из-за слишком яркого света прожекторов. Всё казалось немного мутным, пожалуй, прожектора были намного ярче, чем обычно.  На его лицо пала тень от бархатной шторы, и это дало ему понять, что он уже давно перешел границы сцены.
Послышался поспешный топот ног - это помощники сорвались с места, дабы предложить месье смочить горло.
Брюнет лишь устало потёр глаза и лёгким жестом руки отказался от предложенного. Через момент, когда его глаза пришли в норму, первое, что он увидел - это белоснежно белая и безумно счастливая улыбка его продюсера, которая немного испугала.
- Лицо сделай попроще, Леви! Ты же шикарно выступил! Послушай, какие аплодисменты, хотя это всего лишь первый акт! - Вымолвил он, всплеснув руками. - Какой аншлаг! Сколько народу! Я знал, что ты не прогадал с мелодиями! - Он выглянул за шторку и осмотрел зал. - Ты посмотри, некоторые дамы до сих пор плачут! 
- Попроси сделать прожектора менее яркими, если не хочешь, чтобы я начал играть совсем в слепую. - Вот так просто ответил Леви. Никакой радости, ничего.
Хоть на душе он  и чувствовал некое удовольствие от сегодняшней игры, умиритворение и благодарность за то, что ему устроили концерт в подобном месте, то на его лице этого совсем не было видно. Но его  продюсер и слова не вымолвил после этой фразы. Лишь ещё раз улыбнулся, только более добродушно, похлопал его по плечу, а потом ушёл.
Что-ж, теперь мужчину ожидали целых 35 минут антракта.
Он предпочёл провести их за отдыхом, пока остальные работники холла готовились к следущиму акту и поправляли малые ошибки, которые допустили в первом.
Леви зашёл в гримёрную, чуть расслабил жабо, которое чуть душило его, и, мягко приземлившись в кресло, посмотрел на свои руки, которые были в мозолях. В последнее время он очень много играл, даже слишком много. Он настолько увлекался, что забывал о времени и после ходил с неприятной дрожью в своих руках.
Очередной глубокий вздох и, опрокинув голову, он закрыл глаза и почему-то в этот момент ему всплыло очертание лиц девушки с светло золотисто-русыми волосами, которые чуть отливали рыженой. У неё была приятная кожа с светло-кремовым здоровым отливом, большие глаза янтарного цвета, в которых на этом всплывшем образе играли искры некой злобы и обиды.
Прозвенел первый звонок. Мужчина дёрнулся от неожиданности и, открыв глаза, с удивлением посмотрел на время.
Когда он зашёл в помещение было ещё очень рано до начала второго акта, но сейчас стрелки переваливали к 20:28, и это учитывая, что первый акт закончился в 20:05.
- Я задремал?... Даже не заметил... интересно, к чему это лицо... как там её... ах, да, Петра.
Брюнет поднялся и, поправив себя, вышел из комнаты и вернулся обратно на сцену, где его ожидал, уже совершенно изменившийся в лице, Метью.
- О, слава Богу, ты нашёлся! Где ты пропадал?!  - Вымолвил он, развернувшись и накинувшись на своего товарища.
- Я был в гримёрной. Слегка задремал. И прекрати паниковать, всё же в порядке.
Свет в зале начал потухать и, не дождавшись ответа Метью, Леви пошёл на сцену.
Свет прожектора упал на фортепиано, приветствие под аплодисменты и он опять сел за рояль. За рояль с этими прекрасными пружинистыми клавишами.
В зале настала полная тишина и он начал свою игру. Игру на фортепиано. Начал легко, слегка прыгуче нажимать на клавиши, что отталкивали его пальцы. По таким клавишам играть - только одно удовольствие получать.
Второй акт он начал с приятной на слух, слегка бодрящей мелодией - " Sonatina in G major, Anh. 5, II: Romanze". В этот раз его целью было - чуть поддержать хороший настрой посетителей, что после бурных обсуждений опять вернулись к слушанию музыки. Но так же хотелось расслабить тех, кто с кем-то повздорил и нарисовать на лицах улыбки. В общем - создать приятную и тёплую атмосферу в зале.
Он вспомнил, как в первый раз при выступлении всё норовил повернуть голову на зрителей и посмотреть в глубь зала, на их лица. То было юношеское любопытство, нетерпение узнать то, как люди воспринимают его музыку. Однако, уже тогда он понимал, что даже если он решит посмотреть, то всё что он увидит - это затуманенный светом первый ряд и кучу силуэтов и образов.

Этот акт длился дольше первого. Тот был всего 35 минут, а этот целый час.
Мужчина старался переходить от весёлой музыки, плавно к спокойной, но потом опять к чему то бодрому.
И можно говорить вечно о том, какие симфонии и сонаты были в сегодняшнем репертуаре, но, главнее то, чем он закончил сей вечер.
Последним словом была Лунная соната. Одна из самых любимых сонат мужчины.
Спокойная, мелодичная, загадочная, но так же и мрачная. Для уже немного уставших от сидения слушателей будет самое то погрузиться в задумчивую и спокойную муту, в которой они смогут спокойно подумать о том, что твориться в их голове и что они пережили сегодня.

23

Такая тоска отразилась на лице Эрвина, что и словами передать нельзя было. Когда девушка мягко тюкнулась носом в его рукав, содрогаясь от чиха, он только и успел предпринять попытку, чтобы придержать её. Хотя, в любом случае, отчаяние это было на его лице мимолётным: этот чёртов идеалист не любил, когда всё было слишком не по правилам. Его убивало, когда вещи были не на своих местах и нужные слова не были произнесены. В ответ на слова Михаеля, этот блондинистый негодяй только улыбнулся, возвращая свою тушу обратно в кресло. Ибо свет снова начинал меркнуть.
И как так вышло, что вся эта нелепица заняла у них полчаса? За это время можно было бы покурлыкать в телефон или сгонять до буфета и потом раздражать всех щёлканьем орешков. Но нет, он поправлял светлую чёлку этому наглому и безжалостному ублюдку, сидя в душном зале. Мимо них проходили люди, кто-то пару раз наступил на ноги, кто-то громко сзади кашлянул, а все эти выёживания пробуждали желание встать, развернуться и надавать в лицо тому дураку, что не может позволить себе носовой платок.
И снова, чуть ли не чванливой походкой, на сцене показался Леви, снова сел за свой инструмент и принялся играть. Не слыша больше знакомых мелодий, но явно ощущая на себе взгляд отца Петры, который выглядел слишком настороженным, Закариас не придумал ничего лучше, чем отрубить свой мозг совсем. Ему сейчас в этом зале находиться не хотелось, от музыки клонило в сон, а Эрвину всё равно на происходящее вокруг, пока он играет у себя на коленях. Мало по малому, но Майк начинал клевать носом, а на пятую минуту исполнения очередной симфонии так и вообще уснул, склонив голову к груди.

Сны под Бетховена оказались безумно сумбурными. Всё начиналось с просторной светлой комнаты, где он внезапно оказался. Занавески были воздушными, почти прозрачными и трепыхались от порывов ветра с открытого окна. Из этого самого окна был виден настолько зелёный сад, что на солнце он казался лимонным. Пол был кафельным, с забавным кофейным узором по белым меловым плиткам.  У этого самого окна под занавесками прятался невысокий кофейный столик, с вазой, полной свежих нарциссов, и фотографией в рамке. Лиц на ней, к несчастью, было не разглядеть. И, казалось бы, ничего особенного, но когда на окно села птица и в эту уютную тишину, где был лишь шёпот ветра, выплюнула чириканье мотивами Людвига, вся картинка исказилась.  Потому что взгляд повело от птицы в сторону и, как оказалось, это она не сама так пела, а подпевала чьей-то игре. Человек этот играл старательно и с восторгом. Такой маленький человечек, стоящий на стуле, с фраком, что откровенно ему велик. В высоком цилиндре, почему-то. Это показалось немного забавным. Потом, когда человечек резко ударил по клавишам, наполняя светлую комнату новой порцией звуков, взгляд опять отвело куда-то в сторону, и теперь он видел туалетный женский столик. С кучей всякий побрякушек, жемчугами и маленькой шкатулкой, которая играла ту же мелодию, что и человечек, с точностью до аккордов. И на этой маленькой шкатулке танцевала балерина, вскидывая ноги, семеня, подпрыгивая, крутясь в воздухе. И снова послышался грохот клавиш от быстрой игры, всё смешалось в чёртову кашу и теперь даже понять было трудно, от чего маленький Леви в парике Бетховена танцует балет на маленькой золотистой шкатулке, а на подоконнике сидит Смит, мягким баритоном своим повторяя мелодию, что играла на пианино Петра в балетной пачке.
Следом, по какой-то непонятной причине, комната наполнилась белым, но с трупной синевой, светом. Ага, это, значится, «Лунная соната», если следовать логике его непонятного сна.  Балерина стала играть медленнее, проникаясь игрой, с силой вдавливая клавиши, закрыв глаза. Хрен знает почему, он решил, что она закрыла глаза, но знание это само пришло в голову. Закрыла и всё тут. Маленький Леви в парике соскочил со шкатулки и теперь, присев рядом с Петрой, играл на рояле вместе с ней, переступая с клавиши на клавишу. А Эрвин… Эрвин сидел на подоконнике и как сова крутил голову. И именно на этом моменте что-то впилось ему в плечо, от чего у него где-то в волосах проклюнулась седина.

- А? Что? Кто? – встрепенувшись пробормотал Майк, оглядываясь по сторонам в тёмный зал. Леви ещё играл и, как это не странно, играл он «Лунную сонату», напряжённо, вдавливая таки эти грёбанные клавиши в рояль. Мужчина выпал в осадок, потом перевёл взгляд на Смита, который сжимал его плечо. – Да, Эрвин?
- Смотри, - он кивнул в сторону пианиста, который, казалось бы, совсем проникся своей игрой и совсем забыл об окружении. Никакого напряжения, только пальцы, только музыка, только фортепиано и свет прожекторов.
- Ну, старается. Ну, молодец. Мне ему медальку купить? – ехидно прошептал Закариас, недовольный тем, что его разбудили. Или довольный. Если вспомнить ту жуткую, кхе, сову, то скорее даже рад.
- Мы останемся до конца выступления. Я хочу немного с ним поговорить.
- «Мы»? Ты же хочешь, Эрвин, какого…
- «Мы». Я уверен, тебе тоже есть, что сказать.

И умеет же убеждать. Даже если сказать откровенно нечего, то после слов Смита, Майку резко показалось, что всё же слова есть и их много. Хотя, кто знает, сумеет ли он их договорить до того, как разобьёт нос этому недоростку.
Но соната шла к концу и со струн рояля сорвалась последняя нота, оборвался последний звук и зал потонул в аплодисментах людей, что и представить себе не могли игры лучше и насыщенней, чем эта. Все аплодировали стоя, ну. Почти все. Эрвин тоже не поленился встать, улыбающийся и представляющий из себя несколько занятное зрелище. А вот русый сидел, сползая ниже и ниже, чувствуя коленями соседнее кресле и чуть ли не лопаясь от одновременной сонливости и недовольства. Теперь ещё лишние минуты ждать, когда эти наговорятся.
Нахлопашись вдоволь, люди потихоньку из зала стали вытекать. Большинство стремилось посетить ужин в честь выступления, как такое бывает. Попить вина, обсудить «игру», похвалить пианиста, подержать его тонкие намозоленные ладошки в своих потных ручках. И только Эрвин в обход кресел, протискивался к сцене, опираясь на кресла первого ряда и внимательно разглядывая заставшего Леви.
- Господи, началось. Ну почему я не могу просто уйти, - и ничего не осталось, как поднять свою тушу и тенью проследовать за этим блондинищем, встать за ним, так же тенью и спрятать руки в карманы и со скучающим видом изучать занавес, потом оставшихся в зале чету Ралл, потом спину Эрвина. В общем, всё, что угодно, только бы не смотреть на Леви.
- Восхитительная игра, Леви, - Смит улыбался коротышке на сцене. – Пожалуй, ни я, ни Людвиг Ван Бетховен не сыграли бы лучше, - какая звёздная самооценка, заметили? Смит льстит всем подряд, считая лесть – вежливой формальностью. Вспомнить бы ещё, когда он в последний раз не был таким двуличным лицемером. - Спасибо за приглашения, - он заулыбался.

24

Сорвался последний звук с клавиши рояля. Он был самым длинным, и сильнее всех разрезал тишину зала. Он долго и протяжно наполнял зал, но как и всё, у чего есть конец, он смолк. Настала полнейшая тишина.
Люди повставали со своих мест и, громко хлопая в ладоши, возвели в зале залп аплодисментов. Кто-то стал протискиваться между рядов, стараясь выйти от этой толпы, чтобы после заката представления вручить маэстро букет цветов, который в своё время встал с места и подойдя к краю сцены низко поклонился.
К сцене подошла семейная пара - Женщина с мужчиной в статном возрасте и маленькая дочка, в руках которой был пышный букет. Она подошла к самому краю сцены и, встав на носочки потянула букет мужчине, который с благодарностью и некой, непроизвольно появившейся на его губах, слабой улыбкой принял букет.
- Благодарю, - молвил он, посмотрев на девочку, что заливалась краской от смущения.
Её родители ярко улыбались и хотелось верить, что у большинства в зале именно такие же лица сейчас. Лица, которые передают восхищение.
Представление было закончено и спустя минуту, бархатные шторы с тяжестью упали и скрыли музыканта за собой.

Он стоял лицом к зрителям, но, уже смотря на тёмные бархатные шторы, которые не пропускали ни лучика света, что наполнил зал после последней ноты.
Тень пала на его фигуру. Лёгкая улыбка на его устах, малые слёзки по краям серых глаз, что появились из-за слишком яркого света прожекторов, букет белых и любимых цветов - флоксы и лилии в его руках, что немного дрожали от усталости - всё это было скрыто за некой тенью.

- Леви, ты был прекрасен! Давай, иди в гримёрную, выпей воды и я буду ждать тебя на ужине. Все ожидают тебя там. - Вымолвил Мэтью, выходя на сцену к брюнету.  Опять он разрушает приятную обстановку одиночества.
- Я не приду, - кратко отрезал его Леви, а после попросил оставить его одного. Мэтью не сразу ушёл, возмутился, поворчал и лишь только потом скрылся с глаз долой.

Сейчас хотелось придти домой и, упав в тёплую постель, заснуть крепким сном, а завтра проснуться от звонка на телефон, а потом слушать весь день добротную критику в его адрес, которую будет чтить ему Мэтью. А ведь его никто об этом не просил и просить бы не стал. Надоедливый. 

- Восхитительная игра, Леви. Пожалуй, ни я, ни Людвиг Ван Бетховен не сыграли бы лучше.  Спасибо за приглашения,
- приглушенно, сквозь шорох и некую возню в зале, раздалось с другой стороны плотных бархатных штор. Это было до боли знакомый, мягкий грудной голос с нотками занудства, что говорил чётко и правильно.
Леви достал из кармана часы и, посмотрев время, убрал их обратно. Людей уже не должно было остаться а зале, так что выйти из-за кулис и обмолвиться парой слов с своим знакомым было позволительно.
- Не за что, Эрвин, - спокойно и тихо молвил Леви, выходя с левого края сцены и смотря на своего старого знакомого, полностью игнорируя вторую персону, что стояла за ним.
Этот блондин мог бы пойти на ужин и сказать эти слова Леви там, но, он уже наверняка догадался, что брюнет, как всегда, не засветиться там даже на одну минуту.
- Весьма привлекательная особо пришла с тобой сегодня на вечер. У неё такие пышные усы, но где же платье? - с сарказмом молвил он.

Леви провёл взглядом зал и уже не со сцены оценил его масштаб. Всё таки ему повезло, что ему дали честь выступать в подобном месте.

25

- Ты так прав на счёт его усов, Леви, - стоявший пред Майком Эрвин улыбнулся, легко мотая головой в сторону своего друга и не переставая улыбаться, как уродливый китайский болванчик. Хватит, Смит, хватит. У тебя улыбка, как у крокодила. – Я тоже желал бы, чтобы он в кое-то веки побрился, но нет, - трагичный вздох, о котором можно было узнать только по характерно вздымающимся плечам.
Вообще, не нужно трогать его, майковские, усы. Вечно стремятся его побрить, намекают, что они как бы «не очень». Только вот без своей растительности на лице, Майк не то чтобы ощущал себя неудобно, сколько тупо привязался к каждодневной процедуре их причёсывания и подстригания. Да и после бритвы так часто бывает зуд, покраснения и фигова туча неприятных последствий. Вот пусть сами бреются, а ему и так хорошо. Усатому, бородатому. И как бы показывая, что разговор такой ему не понравился, тяжёлая рука снова легла на голову Эрвина и тщательно повторила процедуру разлохмачивания волос блондина. Тот вздрогнул, и можно было бы догадаться, что он сейчас испытывает лютое недовольство, улыбаясь, но хмуря брови, зажмурив глаза. А Закариас ухмылялся, испытывая самое настоящее моральное удовольствие.
- В общем, - тихо начал Смит, ещё во время процедуры расчёсывания его волос от лаков и гелей. – Мы бы с радостью отметили твоё выступление, - опять за двоих произнёс он, Закариас хмыкнул, Эрвин дёрнулся в его сторону, как бы поясняя «да, да, и ты тоже». – Но ты слишком устал, я понимаю это, - какой понятливый ты парень, Эрвин. – Поэтому мы можем, - «я могу», - недовольно отозвалось в голове. Его ж машина. – Подвезти тебя до дому, заодно ты бы скрасил свой досуг разговором со мной. И я был бы рад этому, - да ты всему подряд рад. – Мы будем ждать тебя на улице, - навернись там, на лестнице, пожалуйста.
Спасибо, что букет не вручил ему, Эрвин. Какая же ты заноза со своей помпезной пафосностью, нет в тебе ничего настоящего в этом диалоге. Вообще ни грамму: только вежливость, обязательства и бла-бла-бла. Господи, как же Закариас ненавидит ходить с тобой на такие мероприятия, как он ненавидит быть с тобой в обществе. Представить себе не можешь насколько.
И когда это лохматый мужчина развернулся, посмотрел на Майка с привычным ему равнодушие, Майк ответил ему зубоскальством, понимая, что ему, в прочем-то, ничего не будет за испорченную причёску, вечер, да и любую другую шалость.

Голубоглазый блондин лёгким движением руки убрал волосы назад, понимая, что вернуть их в первоначальный порядок не получится, а уж лучше так, чем быть похожим на растрёпанного подростка. Но тот факт, что теперь он больше напоминал фашистского военокомандующего, его ни сколько, видимо, не смутил. А потом снова этот «многозначный взгляд» и она оба посмотрели в сторону Петры, которая до сих пор находилась в зале вместе со своим отцом и наблюдала эту картину.
Честно сказать, мужчина и не помнит, кто из них двоих первее сделал шаг в её сторону, но тот факт, что сказали они с Эрвином свои фразы одновременно, было неоспоримо.
- Приятного дальнейшего вечера, - прошептал русый мужчина, коснувшись правой щеки Петры губами.
- Приятно было с тобой познакомиться, - чуть громче сказал блондин, касаясь левой щеки девушки.
И им обоим приходилось наклоняться, оба потом сделали шаг в сторону отца, который оторопел от происходящего, возложили руки на его плечи, так же хором, как если бы у них был один мозг на двоих, произнеся:
- И Вам того же. До встречи.
- И с Вами тоже. До свидания.

И быстрым шагом вышли из концертного зала.

Помнится, потом всё было спонтанно быстро, сопровождалось молчанием. У гардеробщицы они молча забрали свои куртки, не поблагодарив, не попрощавшись. И только на улице, подперев фонарный столб своими спинами, мужчины соизволили переглянуться, а уже потом рассмеяться в голос. Эрвин смеялся от сложившейся ситуации, Майк смеялся от того, что теперь они могут спокойно поговорить: самая неприятная часть вечера окончена.
- И что на тебя нашло? – спросил Закариас, перестав заливаться смехом, пугая прохожих. – А как же поцелуи в ручку?
- Ну-ну, кто бы говорил о «нашло», -
Смит запахнул пальто, пряча руки подмышки. – Ничем не лучше меня, Майк, ну ни чем.
И снова пауза, за которую они дружно посмотрели в чёрное небо, поулыбались небоскрёбам, что таки царапали небо. Тишину оборвал Майк, слушая ворчание мотора нескольких сотен машин спешащих людей.
- Слушай, Эрвин, тебе ведь 38, так? – Голос его был задумчив.
- Именно, мы с тобой погодки, - Смит лукаво улыбнулся, словно предчувствовал этот вопрос. Не дай Бог, сейчас мод шутника включит. Его ж не уткнёшь потом. – А что такое, Майк?
- Ты выглядишь слишком молодо для своих близких сорока, - пожал плечами мужчина.
- Ты хочешь сказать, что я…
- Нет.
- Но ты намекал именно на это, -
вы бы слышали сейчас этот полный ехидного коварства и смеха голос. В кое-то веки Смит улыбался нормально, щурился и даже не забывал о том, что он всё же человек, а не машина с бесконечной памятью.
- Нет, Смит, я же сказал, - Майку было и смешно, и грустно. Ну вот так всегда. Теперь ему изнасилуют мозг.
- Нет, Закариас, ты явно хотел сказать, что я… - продолжал изгаляться Эрвин.
- Не произноси этого слова, - уже с трудом сдерживая смех, произнёс Майк.
- Красавчик, - он с наигранной самодовольностью провёл по своим любимым волосам, пародируя улыбку мачо. Майк смеха сдержать не смог. Скоро ему подсобил своим красивым смехом и Эрвин.

26

Какой концерт! Ох, а как играл Леви, это просто  непередаваемо. Какие эмоции, какие звуки, как же это было сыграно, казалось, с неким трепетом, и вот-вот запоёт что-то внутри, распадаясь на крошечные шарики света, которые будут блуждать вокруг тебя, заставляя ещё раз и ещё раз прокручивать в памяти эти мелодии, восхищаясь всё больше и больше. Петра аплодировала стоя, желая даже запрыгать от упоения. Слушать и слушать бы его игру вечность, если не больше только. Как это было прекрасно, как она будет скучать по этому концерту, по этому бархатному звучанию, классическому мотиву, который так и захватывал, даже крал, твой дух и сразу так легко и светло. Леви, Вы волшебник, не более, не менее, волшебник! И пусть Вы тщательно скрываете, свой цветок за видом камня, он у Вас есть. И кот уж не такой и злой, царапающийся, и надежда на то, что он хотя бы даст постоять чуть-чуть рядом, посмотреть в серые глаза и пару раз погладить за ушком – был. Он был, и это грело сердце. Пусть эта мечта, эта надежда, были на девяносто процентов несбыточными, не отнимайте её сейчас у Петры, ведь так легко ей не было ещё никогда.
Странные перешептывания Майка и Эрвина во время концерта даже не долетели до слуха девушки и её отца. Тот, кажется, от умиления, чуть не прослезился, как чудно играл этот мужчина. Это действительно было так. И, кажется, он понимал, куда уходит все его чувства, и этот устоявшийся баланс вряд ли можно нарушить. Можно сдвинуть, можно заставить зарябится, как вода под сильным ветром. Это вызывало тревогу.  Как бы это не отразилось на его Петре. Как же уберечь, а ведь это невозможно: не запретить, не поговорить, не объяснить-то толком, ведь сердце никого не слушает. Какой бы дочь не была хорошей.
Но вот, упали плотные шторы и скрыли за собой пианиста. Петра радостно схватила сумку и хотела бы уже попрощаться с Эрвином и Майком, но оглянувшись, никого рядом не увидела. Они удалились в сторону сцены, наверно хотело что-то сказать. Девушка пожала плечами, поправляя одну из прядок, и развернулась на все сто восемьдесят, что бы пойти к выходу. Но тут её остановил отец, схватив за плечи.
- Давай подождём, нельзя уходить, не попрощавшись, ведь мы и так нормально не поговорили с тем… Эм… Я имя забыл. В общем, с тем блондином, - они присели обратно. Вот и пианист появился, что-то сразу говоря Эрвину Смиту. Ралл же сидела и во все глаза смотрела на брюнета, про себя отмечая, что ещё более комично, по росту, он смотрится рядом с блондином. Но всё же, в глазах было упоение от услышанного, так что аж искорки сыпались, а глаза казались ещё больше, потому как Петра их совсем широко раскрыла. Как только могла. Прижав руки к груди и сжав сумочку, она даже радовалась, что её не заметил никто, да и вообще, что в их сторону вообще никто не смотрит. Не будет так стыдно, если мельком бросят взгляд. И так хотелось во всю грудь вздохнуть. Так громко, так сильно, что бы выпустить хоть немного из себя эмоций испытываемых в сторону этого невысокого, отстранённого и грубого мужчины, с совершено прекрасным даром игры на пианино. А отец в задумчивости смотрел в затылок своей дочери, которая так сильно всматривалась в незнакомца, который сказал такие приятные слова, для его души, как бальзам.
И вот они разворачиваются и идут обратно, явно намереваясь подойти к оставшимся, почти уже одним в зале, маленькой семье Ралл – к отцу и дочери, которая медленно встала с места и всё ещё не могла оторвать взгляд от Леви. Но кое-что, смогло её заставить даже тихо охнуть, схватиться за мигом покрасневшие щёки и захотеть подальше спрятаться.
- Вы что тут творите? – В след двум взрослым проказникам, показным строгим тоном произнёс отец Михаель. Он смотрел то на эти две фигуры, то на дочь, то опять на них. Блондинка не знала куда себя деть и что это за манера у них прощаться такая. Прижав сумку ещё сильней к груди, она только и смогла, что смущённо улыбнуться отцу, который сказал, что пойдёт за ними, а заодно и из гардероба заберёт вещи. Выдохнув и проведя пальцами по лбу, она поняла, что тут ещё остался этот гений игры, и улыбнулась, краснея уже по другому поводу. Ах, как бы ей хотелось ему что-то сказать, что-то такое, что никто ему не говорил после его игры на сцене, что может запомниться, но в голову так ничего и не лезло, а рот не желал издавать звуков. Он оглядывал, кажется, зал, поэтому, когда Петра тихо подошла, лицо его было повёрнуто в другую сторону.
- Здравствуйте, - чуть не задохнувшись, тихо произнесла Петра, нервно снимая перчатки, от того, что не чем было унять руки. На всякий случай, если же она действительно тихо произнесла, девушка легко похлопала кончиками пальцев мужчину по плечу пару-тройку раз.

27

Эрвин Смит и Майк Закариас. Что можно сказать о этих двоих?
Ну, первое это то, что они во многом противоположны друг другу. Разумеется не так, как Леви с Майком, которые были прямо как вода и огонь, земля и небо, и пустыня и луг.
Эрвин был очень правильным и воспитанным человеком. Его родители явно были строги к нему в детстве и от того сломали что-то хорошее в этом человеке. Он отличный парень и, можно сказать, идеал с обложки New Times: красивый, статный, ухоженный - человек, который может быть кем угодно и чисто потому, что он это может. Он умен и со своим мозгом он мог бы протиснуться куда только пожелает, будь то даже политика. И ведь он взаправду может это сделать, притом даже не особо стараясь, однако у блондина просто нет тяги к власти. Он просто хочет знать. Можно сказать живет ради и во имя познания всего на этой земле, при том, в основном, только в теоретической части.
Эрвин идеален до мозга костей, слишком правильный, и это его минус. Он не может позволить себе жить, как говорится " на развлекухе", ибо просто не понимает, как это. Он слишком холоден и скуп на положительные чувства.
Он скучный, потому что слишком много знает, но быть в его обществе приятно. Этот человек всегда может тебе что-то рассказать, но тебе не стоит говорить с ним самому, ибо это паршивец сделает вид, что ему очень интересно, хотя на самом деле он слышит это уже в 1000 раз.
А Майк Закариас... Это совсем иная личность. Кто знает, в какой семье он вырос, но он явно не похож на пай мальчика, который ходит в джемпере и рубашке застегнутой на все пуговицы. Он был похож на раздолбая с нотками бунтарства. Надменное выражение лица, которое так и кричит всем "смотрите, какой я охрененный" и по которому так и хочется вмазать, неаккуратный и слишком простой внешний вид.
Он тихий, спокойный и во всем слушает Эрвина, что даже немного смущает. Он всегда выглядит как тень, как телохранитель этого блондинистого упыря.
У него есть мерзкая привычка - нюхать. Обнюхивает людей, как какой-то блохастый пес, а потом, с видом будто узнал что-то страшно интересное о тебе, растирает мерзкую ухмылку на своем лице.
В самом деле о Майке, как о человеке можно сказать больше, чем о том же Эрвине и это их главное различие.
- Надеюсь, он не сильно мешал зрителям своей здоровой тушей, а то будет весьма печально, если за ним сидел весьма влиятельный критик, который весь концерт тянул шею, как жираф, стараясь что-то увидеть, - с надменным выражением лица, молвил Леви, опустив букет цветов бутонами к земле и покосившись на Закариаса, которого до этого так милосердно сыгнорировал.
Да, он даже сегодня перед лицом Эрвина не собирается скрывать свою неприязнь к этому бугаю. Себе потехи ради.
Он оперся о край сцены и стал наблюдать за дружеским воркованием двух этих мужчин. Ему никогда не было понятно, как Эрвин может общаться с Этим. Всегда было интересно, как же эти двое познакомились. Явно давно, но не уж то еще с того возраста, когда они еще куличики лепили, сидя жопой в писке? Хотя, это Эрвин сидел, а Майк разбирался с местной детворой, набивая всем красочные синяки... лопаткой.
- Какой ты проницательный, - молвил он и после, посмотрев на время, задумался буквально на минуту. - Так и быть, я поеду с вами, только сначала мне нужно уладить пару моментов... Хорошо, значит, увидимся уже на улице.
Мужчины неспешно направились к дальним рядам от сцены. Он проводил их взглядом и тем самым предоставил себе честь лицезреть весьма комичную картину, над которой хотелось посмеяться. Эти двое подошли к какой-то леди, к сожалению брюнет не увидел к какой именно, ибо зрение все еще шалило из-за прожекторов, и, судя по всему, поцеловали беднягу в обе щеки, от чего та залилась пунцовым румянцем.
- Хм, - насмешливо вырвалось у него из уст, - им совсем заняться что ли нечем? Ладно... Надо поскорее закончить уже с этим местом и отправиться домой. - он вновь медленно осмотрел зал.
Прекрасная архитектура и строение создало отличную акустику. Смотря на эти ряды и представляя, какого было слушателям, мужчина не произвольно принял для себя факт, что было бы замечательно услышать свою игру со стороны.
Он настолько задумался и поник атмосферой зала, что не заметил, как начало ускользать время. Зал уже совершенно казался пустым.
Тяжко вздохнув, он утер по краям глаз слезы. - А ведь просил сделать их менее яркими. Менее яркие, значит не сбавить на 1%.
Сбоку послышался какой-то тихий шорох, на который Леви не сразу обратил внимание, ибо подумал, что за кулисами еще остались работники. Но легкое касание, что почувствовалось у него на плече, все таки заставило его обернуться.
Перед его глазами оказалось налитое смущением лицо той самой девушки из кафе.
- Здраствуй... - чуть стормознув, помолвил мужчина, смотря в глаза девушки. Он никак не ожидал ее здесь увидеть.

28

"Здравствуй" - и всплыли строки, внезапно, но так явно, что улыбка сошла с лица и оставалось только стоять, замерев и еле дыша:

"Ищу тебя среди людей,
Смотрю на них, но нет тебя.
Душа кипит, а сердце ноет
И жду тебя, но ты уходишь.
Люблю тебя я одного, 
Но ты ведь это и не знаешь.
Ты не поймёшь наверное меня,
Как трудно всё - таки любить тебя!
Хотелось крикнуть на весь мир,
Что ты единственный и мой любимый,
Но жаль, ведь ты не слышишь вновь
И я тебе, наверно, безразлична.
Хотелось всё - таки конечно быть любимой
И розы красные держать в руках.
Но ты не видишь ведь моих усилий,
Так зачем же всё - таки страдать?
Хотелось холод в твоём сердце растопить
И быть с тобой и днём, и ночью.
Любить тебя при всякой боли
И быть с тобой при всякой доле!
"

И пока в памяти всплывало каждое предложение, каждая буква и каждое слово, девушка с растерянным взглядом и смущенным видом смотрела в серые глаза. Ах, как он красив! Какие тонкие черты его лица, какие строгие его глаза, идеальны брови, какой прелестный носик, с чуть вздернутым кончиком, а губы... О них даже нельзя было говорить, только тихо восхищаться! С еще большим смущением, она опустила взгляд, скрывая свои чувства за пушистыми ресницами. Жабо, рубашка, строгий фрак и брюки, идеально вычищенные туфли... Не передать словами, как хотелось оказаться прижатой к груди этого мужчины, зарыться носом в жабо, тихо привстав на носочки коснуться губами лба, после - легонько подув на черные волосы. И пусть он не из тех, про кого говорят "Ручищи 'во'! Грудь 'во'! Аполлон в полный рост!" ей нравилось, до боли и безумия нравилось, что именно такой и никакой другой. Как обычно представляются пианисты? Точнее их руки. Идеальные ухоженные ногти, тонкие длинные пальцы, нежные, как шелк. Сейчас на руки этого мужчины было больно смотреть. Да, за ними явно очень тщательно следили, но эти пальцы были все измучены игрой, хоть и прекрасной, как сама песня миру, но которая изнуряла, оставляя мазоли и онемения от постоянной игры на изнурение. Машинально потянувшись, что бы взять руку и рассмотреть поближе, Петра очнулась только когда пальцы уже коснулись ладони. Рука была теплой, кожа в натертых местах шершава, а на глаза чуть не навернулись слезы от смущения и... Страха? Что всё, одной вырванной рукой, разрушит тоненькую ниточку надежды, что давала Ралл такие дерзкие, воздушные мечты. Одна вырванная рука разорвёт все её представления, и прорвёт путь дикой боли и укора самой себе. Но её спасли перчатки с сумкой, которой выпали из руки, ибо от неожиданности собственных действий, она ослабла, чувствуя слабость во всём теле, от одного лишь прикосновения к руке этого мужчины, с такими гладкими пепельно черными волосами, в которые хотелось запустить пальцы, растрепать, погладить... Сделав вид, что просто хотела пожать руку, пришлось присесть и быстро схватить выпавшие вещи, которые с таким грохотом упали на пол. А грохот эхом отозвался о высокие своды этого помещения. Унимая выскакивающее от волнение сердце, легким прикосновением к груди. "Улыбка моя, где же ты потерялась? Куда ты пропала, когда мне так нужно выразить ему своё восхищение его поразительной игрой?" Что его внешность, в сравнении с тем, как он раскрывает себе душу игрой? И пусть он груб, пренебрежителен и чистоплюй, пусть не замечает в ней хотя бы будущего друга, да, пусть даже не видит в ней того, что говорила Ханси, пусть! Изящен был он для неё душой. Своей игрой, открыл он убеждение её. И даже если сам он не замечал в себе, в нём было то, о чем хотелось закричать ему в лицо. И пусть он отрицает, говорит, что пусто всё, или молчит, поджав устало губы. 
Она бы закричала, сказала, расплакалась, но вновь бы рассказала. И повторяла вновь и вновь одни и те же слова: во мне живет любовь! Прими её, ты можешь! Возьми, и унеси подальше. Запри в сундук, оставь на чердаке, забудь, но только забери. А лучше вырви сердце из груди, что бы больше не билось тщетно в клетке, о прутья-кости. 
Встав и поправив вновь прядь, она стыдливо подняла глаза, как если бы случилась шалость. "Простите", но шепот так и не сорвался с полураскрытых губ, оставшись комом в горле. И почему же ты? Почему она стремится так сильно и так тщетно достигнуть и прорвать твою голую ледяную стену? Пусть, маленькими шагами, пусть только в снах, но почему? 
- Ле-Леви, - заикнувшись, наконец промолвила Петра, тихо-тихо, а после прикрыла ротик на секунду пальцами, словно испугавшись произнесенного. - Вы подарили прекрасный вечер людям, что были в этом зале, - ну, что ты шепчешь? Скажи громче, скажи, что бы он услышал, и не подумал, что ослушался. - Это самое... Проникновенное исполнение. Такого я ещё в жизни не слышала. - Она откровенно горько вздохнула, но вздох был так же тих, как и слова. Наверно, не она одна говорила ему такие слова. Что делать, если слова все сказаны, что делать, если для человека, ты не можешь ничем выделиться, просто потому что ты самая обычна Петра Ралл. Обычная от мозга до костей, девушка, которую пленила игра маэстро. Это угнетало сознание, но она наконец улыбнулась. Скромно, словно радуясь самой мысли, что это не так уж и плохо - быть вместе со всеми. "Всем миром поддержим", не так ли? 

29

Теперь, смотря на неё, он понимал насколько был тускл свет в том кафе. Она стояла к нему очень близко и смотрела прямо в глаза так непонятно заворожённо и с неким испугом. Он видел каждую черту её лица так близко, как ни у кого и как никогда ранее:
Слегка округлое личико с маленьким острым подбородком, аккуратный чуть вздёрнутый носик, маленькие губы розоватого цвета, как у фарфоровой куклы, густые ресницы русоватого цвета, обрамлявшие огромные глаза, налитые мокрым блеском и с широко расширенными зрачками. Кожа сладко персикового цвета, налитая сильным румянцем, который, с каждым новым вдохом девушки, становился ещё более ярким.
Смотря на неё, казалось, что воздух в помещении невероятно тяжёлый и что его очень и очень мало, и если сделать ещё один малый вздох - то его не останется вовсе.  Непроизвольно он даже забыл как дышать.
Её волосы казались будто из паутины, не потому что беспорядочно растрёпанны, как можно подумать, вовсе нет. Они были тонкими и на вид шелковистыми, и такими насыщенно яркими и живыми. 
Раньше к нему никто так близко не подходил и не смотрел так открыто в его глаза, а если и подходили, то он не обращал на это должного внимания. Каждый раз после концерта, он мог бы видеть подобное, но нет, он это игнорировал до сих пор. Не мало подобных молодых девушек, что были намного более красивее Петры, смущённо подходили к нему и высказывали своё восхищение его игрой, при этом летая где-то в облаках.
Многие думали, что он обратит на них внимание, но в ответ получали лишь "Благодарю" и холодный взгляд.
А эта девушка... она так неожиданно подошла, да и ещё так близко.
Она стояла и смотрела на него, а он смотрел на неё и казалось, что время замерло. Ему было непонятно, что и почему так происходит.
Его руки, всё ещё дрожащие из-за усталости, почувствовали тёплую, аккуратную маленькую ладонь Петры. Такая аккуратная ладонь... мягкая кожа, что отдавала очень много тепла лёгким неуверенным прикосновением соприкоснулась с его, в некоторых местах мозолистой и холодной.
Его рука чуть дрогнула от неожиданности, но он не убрал её, а лишь продолжал смотреть в её огромные глаза.
Иногда она беззвучно шевелила губами, будто пытаясь что-то сказать.
- Что? - Пронеслось в его разуме. Он был в неком недоумении, хотя прекрасно понимал происходящее. Ему было так непривычно и странно, но он почему-то не отрекался от этого. Возможно, сказывалась усталость и хорошее настроение от игры.
Казалось, что Петра очень напряжена, но в то же время и расслабленна. Это нельзя описать точно.
Было чувство, что ей страшно, что она очень волнуется, и в то же время казалось, будто она рада и хочет, чтобы этот момент длился вечно.
Тихий грохот эхом раздался по залу. Девушка нырнула следом за ним к полу. Она выронила свои вещи из рук, а после в спешке стала их собирать.
Брюнет чувствовал какой-то казус. Он был поражён лицом этой девушки, ибо никого ранее он не видел так открыто.
Она поднялась с пола, поправила волосы и через момент молчания, начала тихо шептать то, что обычно ему говорили.
Но ещё на половине её слов он выпал в свои мысли.
- Ты мне приснилась в дрёме между актами... - непроизвольно вырвалось из его уст, когда девушка заканчивала фразу, а потом, с громким щелчком, что по всему залу раздался эхом, погас свет.

30

Она крутила эти бедные перчатки в руках, совсем растерявшись. Кажется, её не слышали. Он смотрел так пристально, почти не моргая, словно пытаясь найти в её лице какую-то причину или разглядеть ответ. Эти глаза, которые еще в прошлый раз были полны холодности, затем мелькнувшей заинтересованности, и сейчас так пристально смотревшие, эти серые глаза, с радужкой, в которой были всевозможные узоры снежинок, такие разные и не повторяющиеся, немного холодные, но чуть подтаявшие и растворившиеся в этом взгляде. К чему это было сказано? А главное - зачем? Ей откровенно нечего было ответить на это, но тем временем внутри что-то стало теплее, что-то ожило. Наверно, надежда что теплилась до сих пор. Теплилась и заставала все внутренности сжиматься в маленький ком, смешиваться, и оседать где-то в желудке, сокращаться и пульсировать. Ах, бабочки, почему вы такие тяжелые? Почему вы не летаете, а забились на дно, и бьете своими крыльями об пол, пытаясь проломить его? Может, потому что ей не верилось, потому что бедное сердце сжалось, забоялось и стало лишь сильнее биться, что бы сбежать, потому что страх, что он продолжит фразу чем-то что может разбить это чувство. Ведь звучало, не совсем однозначно. Звучало в задумчивости, в размышлениях и как в тумане, она на близком расстоянии была расплыта. К чему, к чему же все эти терзания, к чему мучать и без того тяжелые чувства, зачем обязательно капать дальше чем есть.
 Петра сделала вдох, раздался щелчок, погас свет. Девушка положила руку себе на волосы, которые были собраны на затылке, и вскинула голову к потолку. Она словно боялась, что прическа распустится. Но взглянув снова на мужчину, она улыбнулась, опуская руку. И всё же, ей было хорошо и тепло. Душа начинала распевать на высокие ноты песню, с тихой и трепетной мелодией, посвященной маленькому, но очень восхитительному человеку. Казалось, его и без того светлые глаза светились, как два заплутавших светлячка в полумраке. Черты лица чуть смягчились, взгляд стал выразительней и сейчас, он казался загадочней и проще, чем при ярком свете. Казалось, можно поднять и чуть протянуть руку, что бы дотронутся до его щеки, хотя бы на пару секунд, но Петра просто не посмела бы сделать этого. 
Глаза девушки наполнились слезами, и она тут же отвернулась. Ей было так хорошо рядом с этим человеком, даже просто стоять рядом, смотреть в уставшие глаза, но проникновенные после такой душевной игры. Она была очень рада, что смогла еще раз увидеть мужчину, который запал ей в душу и сердце. Прижав маленькую сумочку с аккуратными кружевными перчатками к груди, она утерла выступившие слезы, которые были не от того, что ей было горько, нет, не на этот раз. Так уж было хорошо, что не сдержать эмоции, которые вновь пролились слезами по щекам. Она не умела ни кричать от радости, не радостно прыгать, как делали другие, что бы выразить свою радость. Она могла кинутся на шею, крепко обнять, иногда что-то сказать, но разве тут могла она так сделать? Не могла, она боялась, при этом радость постепенно превращалась в теплого и солнечного зайчика, что прыгал у неё внутри. И вроде бабочки перестали дробить ее желудок взлетая и вновь вырываясь через грудь наружу. Вот-вот раскинешь руки и они взлетят, вырвутся и взлетят, высоко высоко, туда куда стремиться её любовь - к нему. Но сейчас лишь по щекам стекала её радость, а губы дрожали в скованной и радостной улыбке. Утерев же слезы, она обернулась через плечо к мужчине, что подарил ей столько эмоций. 
- Кажется, нас могут закрыть тут, если мы не выйдем, - всё так же тихо сказала девушка, улыбаясь глазами. - До свидания, Леви. - "Вы подарили мне кусочек счастья!" - говорил за неё счастливый взгляд. Она быстро вышла из зала, продолжая плакать пока шла, пока спускалась по лестнице и бежала в гардероб, придерживая платье за юбку. 

В гардеробе её ждал отец, который сквозь окно смотрел на улицу. Без лишних слов, Петра быстро оделась и переобулась. Отец удивленно смотрел на дочь, которая была и счастлива и несчастна одновременно, хоть и по виду была счастливей всех находящихся в этом помещении людей. 
- Ты уверена, что не хочешь остаться? - спросил отец, когда дочь прятала перчатки в карман. Она лишь замотала головой, улыбаясь. Румянец еще не прошел, но по крайней мере уже чуть остыл. Она тыкнула пальцем в окно. 
- А что ты их не догнал? Ты же так хотел научить их манерам, - отец лишь пожал плечами и что-то проворчал в ответ. Ах, эти хулиганы, просто слов нет. Но она так была счастлива, что встретилась с ними. И с Эрвином Смитом, что был немного старомоден, но блистателен, и с Майком Закариасом, что был как подросток, но более надежный, чем кто-либо. Петра поцеловала папу в щеку и они вышли на улицу. Рука девушки была в кармане, и проходя мимо Майка и Эрвина, что молча стояли и смотрели на звездное небо, она помахала им рукой на прощание. Перчатки мягко выскочили из кармана и упали на асфальт. А семья пошла дальше, сливаясь с толпой. Дома их ждало вкусное какао и вечер обсуждений.


Вы здесь » Our game » Our game. » Romeo x Juliet


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно