То был жаркий месяц июнь: не смотря на то, что в Англии погода, как правило, убогая до ужаса, именно этот месяц выдался настолько жарким, что невосприимчивый к погодным капризам Нэо плавился от жары. Если в будни дни он спасался в прохладном помещении морга, где вполне приятно прошибал озноб и можно было легко схватить простуду, то в выходные приходилось выжирать тонны мороженого с литрами воды. И вот в это жаркое воскресение, передвигаясь перебежками от тени к тени, коих в промышленной духоте Лондона не хватало, взгляд Нэо упёрся в столь желанный продуктовый ларёк. И без лишних размышлений именно в нём было куплен шикарный фруктовый лёд с клубнично-яблочной начинкой.
Приходясь в задумчиво разморённом состоянии мужчина это самое мороженое умял быстро, не оставляя ему и шансов на побег. А вместе с тем внимательно изучал упаковку. И лишь потому что делать всё равно было нечего, а в такой жаре соображалось не очень хорошо, на указанный номер был отправлен заветный номер с упаковки.
И прошёл почти месяц, Нэо и думать забыл о своей летней глупости, а вот она помнила и выжидала. Выжидала и томилась. Но час пробил!
- Поздравляю! Вы стали победителем летней лотереи от нашей фирмы! Вы получаете путёвку в Японию на месяц! - эта смска повергла его сначала в шок, потом в смятение, потом в безудержную радость. А следом и в бесконечный порыв радости и воплей:
- Прощай, начальник, вот тебе бумажки, а я в отпуск на месяц, - и широкой походкой он вышел из морга, быстро упаковал вещи и был таков.

То был краткий пересказ всех событий до одного единственного момента, а именно - бесконечного торчания в аэропорту, рядом с улыбающейся японкой, держащей табличку с лейблом того мороженого. У Нэо вещей много не было, сумок он не ждал: всё влезло в спортивку. Вот и сейчас, в жарком аэропорту Токио он ждал тех, кто предпочёл тащить с собой воз и целую тележку всяких мелочей. А ему было и душно, и плохо, и их встречающая не желала разговаривать с тятей. Тятя же рассматривал со стороны и приезжих, и жителей. Те, кто уезжал - обязательно в строгом костюме, видимо, только по делам японцы и покидают свою уютную страну. Приезжие были больше похожи на выкинутых в море рыб: твоюматьмывЯпониипойдёмпоидимсушииподнимесянатокийкуютелебашню. Словно других достопримечательностей и нет вовсе. Мало того, жутко шумные.
Ладно, сам мужчина тоже не затыкался, высказывая своё недовольство и комментируя происходящее. Ждать он не любил, а вот тут стоял и ждал. Мало того, проходящие мимо обязательно считали своим скромным долгом взглянуть на "ужасно высокого дядю". Дядя же взирал на окружающий с недовольством, отвечая на любопытные взгляды злобным зырканьем.
- Ощущаю себя приматом в цирке: подходите, не стесняйтесь, только сегодня и только сейчас: удивительный человек-гигант! - продолжал ворчать мужчина, переминаясь с ноги на ногу и разминая кости. Жары, к слову, на которую он жаловался, он и не чувствовал вовсе. Просто нужно было поворчать на что-то, припоминая самому себе, что это плохо, то отстой, а мало того, с ним ещё и не разговаривают. К слову, даже если бы он чувствовал эту жару, то разницы ему особой бы не было. На огромной туше и без того была свободная одежда, да ещё и крайне летняя, ничуть не мешающая приниманию солнечных ванн и тепловой удар ему бы не грозил. Тряпичный чёрный жилет с ядрёной оранжевой молнией на голое тело, даже не застёгнутый, да такие же тканевые брюки. На плече спортивная сумка, в руке попеременно сжимаются серьги-гвозди и каффы, которые его заставили снять перед металлоискателем. Это была жизнь-боль, не передаваемая на словах. Особенно, если учитывать, что подобную операцию ему пришлось проделывать уже второй раз и это несколько раздражало. И то, что эти сраные металлоискатели не под его рост делались - тоже бесило. Хотя, тут была и другая проблема - ему вообще по-жизненно не везло с обстановкой - специально для мега-высоких людей продукции мало. Даже одежду найти бида - пришлось учиться шить, а отсюда и мега-стильная одежда собственного производства - пафосно, по-мужски, упорото. А по мнению Нэо заебца. Что может быть лучше толстовки с принтом няшный крылышек на спине? Именно, только кислотно-розовая футболка с подмигивающим бананом.
Волося свои несметные убирать после долгого перелёта дяденьке было лень, посему именно сегодня, вместо привычного хвоста, патлы разметались по все спине и груди, как бы тонко намекая, что их ещё бы расчесать неплохо.
- Девушка, - обратился брюнет к встречающей их японке, она подняла на него свои чёрны очи и вежливо улыбнувшись, поинтересовалась, что не так. - Скажите, девушка, сколько народу нам ещё ждать?
- Пять человек, - слегка качнув головой, ответила она, а Нэо сжал губы, отводя взгляд в сторону и натыкаясь этим самым взглядом на нечто с фотоаппаратом, вышагивающим с гордым видом и походкой розового фламинго, но увы, не понимающее, что эти розовые леггинсы не для этих жирных лях шились. - Пресвятое пони, откуда ты такое вылезло? Откуда ты такое влезло? - снова сам себя спросил он, стараясь найти другой интересный объект для рассматриваний, но нет, нет, эти леггинсы заполонили весь аэропорт и казалось окружили его. И единственно, что смогло его отвлечь, это русская девочка показывающая пальцем на Нэо:
- Мамка! Смори, дядя Стёпа! - свежепоименнованный "Дядя Стёпа" перевёл взгляд на девочку, улыбнулся, а девочка улыбнулась в ответ. А вот мама её улыбок не оценила.
- Не смотри на него, Лизонька, - и дёрнула дочь за руку. А "Стёпа" недоверчиво посмотрел ей вслед, украдкой махая огромной ладошкой этой самой Лизоньке.
- Ути-пути-пути, - умиленно бормотал Нэо, сделав неловкое поползновение рукой в сторону кармана и неудачно ссыпая туда все серьги и украшульки. Конечно, половина ссыпалась на пол, пришлось подбирать, ругаясь на все лады. А следом из кармана полетели очки, увеличив количество извергаемых ругательств и маленькая, так сказать, походная книженция. - Что за день? Что за страна? Зачем я купил то мороженое? - причитал мужчина, потом перевёл взгляд на улыбающуюся японку, и добавил, сменив гнев на милость. - Хотя японки такие милые, - у девушки моментом сдуло улыбку с лица. Не потому что комплимент был ни оч, а потому что лицо Нэо было слишком нахальным. Ну а что делать, если они правда милые? Такие все куколки, прямо бери и на полку ставь. Путя-путя-тя. Наверное, только в Азии такие милые девушки, в остальных странах таких кукол не найти. Хотя, что уж, дело в макияже.

Честно говоря, Ливэй никогда не любил мороженое, его любила его сестра. И он всегда покупал ей его: как она любила, банан с шоколадом. И ему было отнюдь не трудно принести его по полуденной жаре после колледжа, бегом, чтобы не растаяло. Но сестры нет уже много лет, мороженое свою привлекательность потеряло, даже не смотря на частую убивающую американскую жару. Но нет, да нет, раз в год он покупал то самое, шоколадно-банановое, чтобы просто сесть на скамейку и, вспоминая былое, есть это самое мороженое, в кое-то веки переставая улыбаться и щуриться. Вот и в тот день, он наскрёб себе на холодное угощение, нашёл ту самую излюбленную скамейку в тенистом парке, и, читая этикетку с этого самого мороженого, медленно уминал его. Честно говоря, слова и буквы проносились мимо его сознания и он не совсем понимал, что читает. Мысли были только о том, как давно он последний раз видел улыбку Лафэн и как давно она говорила ему о том, что "дырочка" на лице у него совсем не страшная.
И каждый раз, вспоминая о ней и о том, что произошло в его жизни, ему становилось определённо грустно и одиноко - впечатлений от жизни он не получал, цели не имел, да и людей избегал. Слишком некомфортно когда на тебя пялятся. Как, например, в тот летний день.
Конечно, он не боялся со своим увечьем выходить на улицу, не боялся снимать эту ткань в полдневную жару, когда продохнуть просто невозможно, но его раздражал взгляд, который на него бросали и хотелось в первую очередь намекнуть, что его вообще не стесняет внешний вид и в нём нет ничего страшного. Но против людской природы не попрёшь: ладно, когда жалость, но когда поднимают на смех - это уже задевает.
И вот, закончив с мороженым, Гао мял в руках обёртку от него, то сминая её, то разглаживая складки. И только потом, налюбовавшись, автоматом достал телефон и набрал цифры, да отправил смс-ку. Ему было скучно, а попытка выиграть могла бы пробудить азарт, в конце концов, Лафэн всегда хотела увидеть Японию, побывать на вершине Токийской Телебашни и попробовать такояки. Всё равно делать нечего, да и в летний сезон работы почти нет: лето, море, пляж. Дурь разбирают в депрессивные сезоны.

Сейчас Ливэй вспоминает, что был приятно удивлён, получив ответную смс-ку спустя месяц, где говорилось о том, что приз он таки выиграл. Так что упаковав чемодан, не забыв пихнуть туда фоточку сестры в закрома, да взяв фотоаппарат, мужчина отправился покорять недружелюбную к китайцам Японию.
И оказавшись в аэропорту, вооружившись фотоаппаратом, Ливэй сразу же принялся плодить воспоминания. Это ведь так замечательно: потом сидеть, смотреть и наслаждаться, особенно, когда есть надежда, что за этим занятием наблюдает дорогой тебе человек.
Проходя через толпу иностранцев, которые были выше его головы на три, мужчина сжимал фотоаппарат в руке, периодически отпуская его болтаться на шее, чтобы поправить сползающую повязку. Ему было действительно душно здесь, внизу, среди людских туш. И вырвавшись из этой вереницы со своим чемоданом, он, наконец, вздохнул спокойно, стерев пот со лба, а потом улыбнувшись по-лисьему.
Впереди виднелась табличка, которая терялась за людьми, но можно было догадаться, что ему идти в сторону огромного мужчины, стоящего рядом. Его потерять из виду было трудно - аки маяк, он контрастировал со всеми. И только приблизившись, Ливэй схватился за фотик и со вспышкой сфотографировал мужчину, по видимому, тоже выигравшему приз, потом поклонился девушке, извинившись за ожидание, а потом уже его взгляд метнулся за её плечо. Где стоял мужчина, но откровенно просвечивал. И не придумав ничего лучше, купаясь в лучах одного гневного взгляда, китаец повторил свой торжественный ритуал снимка и очень удивился, когда никого там не обнаружил. То есть туристы были, а мужчины в белом костюме и маске не было. А потом с неким удивлением и, в кое-то веки, любопытствующим восторгом, раскрыв свои очи на всю ширину, уставился на нечто.
- Быть не может, - только и ахнул Ливэй, а потом, словно бы воспрянув духом, довольной цапой встал рядом с девушкой, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Он и не думал, что  такое возможно, а если возможно...  взгляд снова упал на странного мужчину.
- Мне страшно повезло с тем мороженым, - он сжал сильнее ручку чемодана.

Знаете, какая самая любимая сладость у Балы после этих чудесных арабских сладостей? Мороженое, конечно же. Причём любое: и сорбет, и шоколадное, и банановое, и клубничное. Главное тазиками и побольше. В любую погоду, мужчина готов был уминать его без остановки, запивая любым напитком, подвернувшимся под руку. И в этот раз, отдыхая на пляже, закинув ногу на ногу в шезлонге и потягивая колу, взгляд модника в широкой женской шляпе упал на мужчину продававшего мороженого. И только он один заставил Балу подорваться с места и купить три трубочки с "пьяной вишней".  И не дав и минуты на размышления, не слушая подруг, фыркающих на калорийность угощения, умял покупку. Сначала одну, пытаясь смаковать, но резко вспоминая, что в такой зной, всё растает, потом вторую, чудом не уронив её на песок, а там и третью, с явным удовольствием жмуря янтарные глаза за широкими стёклами солнце-защитных очков.
И лишь облизав пальцы, Бала заметил информацию об акции на скомканной упаковке.
- О, поездка в Японию, как интересно, - мягко улыбнувшись, молвил индус, набирая аккуратными пальчиками смс и отравляя на нужный номер, а потом, с неким блаженством растянувшись на своём солнечном месте, прикрывая глаза и поправляя шальную складку на купальнике.
За месяц, прошедший стремительно быстро в жарких лучах калифорнийского солнца, Бала частенько вспоминал о той смс-ке, но чаще лишь пожимал плечами, думая, что очередной развод не сделает его беднее, что уж говорить о том, что в Японию и просто так можно съездить, пусть и достаточно дорого.  Но вот, в один прекрасный день, делая укладку очередной клиентке, телефон таки завибрировал, а глаза Балы чуть округлились в неком изумлении, хотя губы вытянулись в полуулыбке.
- Что там, Бала? – поинтересовалась пожилая леди, откидываясь на спинку кресла и запрокидывая голову.
- О, я выиграла поездку, - махнув рукой ответил юноша, а потом, крутанув в руках расчёску, услужливо поинтересовался. – Итак, сегодня мы красивые или сногсшибательные? – слегка смеясь, вопросил блондин, щуря свои очи в отражения зеркала.
Но настоящим испытанием для него стал сбор вещей. Кто же знал, что это будет так сложно: нужно было взять и кимоно, а вдруг фестиваль? И купальник, и пару полотенец,  и косметику, и маски, а то ещё кожу засушит. Или выбор туфлей, или выбор платьев. В итоге, в громоздкий чемодан и две походные сумки уместилась четверть гардероба, а Бала никак не мог угомониться, постоянно думая о том, не забыл ли он чего.

И эти копошения чуть не оставили его дальше млеть в США: на самолёт, всё же, он успел, а вот после перелёта началось ещё большее веселье. Сначала он ждал одну сумку, потом другую, там и чемодан, потом оказалось, что это не его сумка и кто-то перепутал, даже не смотря на бирки. Причём это происшествие не смогло вывести вечно-спокойного и мягкого мужчину из себя даже на долю секунды, он лишь пожимал плечами и заверял перепутавшего, что ничего страшного в этом нет, в конце концов, документы у него в другой сумке.
И вот, наконец, вдохнув полной грудью, если можно так сказать о худом, слабом человеке, под гнётом двух сумок, Бала огляделся по сторонам, в поисках своей, так сказать, группы счастливчиков. Сначала взгляд зацепился за яркую табличку, потом за знакомое выражение лица, а уж совсем потом за огненно-рыжую копну волос. И лишь потом, взглянув на электронные часы, Бала протяжно ахнул, понимая, что эта самая компания точно не обрадуется такому опозданию.
Задерживать окружающий на добрый час – это, конечно, перебор. Но ничего, ведь ситуацию всегда можно объяснить, а Бале такие вещи давались, вроде как легко. И вот, слегка качнувшись, первый шаг в их сторону был сделан. А значит поворачивать уже нельзя и нужно сделать так, что он и понятия не имел о том, сколько сейчас времени и что не так с этим миром.
На лице – самая очаровательная улыбка, на которую был способен блондин, самый добрый взгляд, а главное, самый прекрасный внешний вид. Недаром же он в самолёте битый час проверял не выбилась ли где прядь из аккуратной, расслабленной косы, украшенной цветами? Недаром же проверял длинную шифоновую юбку на наличие складок? И недаром, далеко недаром искал хоть малейшее пятно на своей кристально белой, лёгкой летней блузе.
И только подойдя на достаточно близкое расстояние, Бала заулыбался достаточно радостно: ведь знакомое лицо – это просто чудесно! А уж что говорить о том, что и попутчики будут чудесные. И вот тот в маске, в белом костюме, никак не отягощал картины – вдруг и у него есть свои чудесные стороны. И милый низкорослый азиат, который щурился и улыбался, словно заведённый, сжимающий в руках фотоаппарат, являл собой зрелище очаровательное. И удивительно красивый молодой человек  с длинными волосами, цвета спелых апельсинов. Он так вообще запал Бале в душу, заставив несколько смутиться от собственного пристального взгляда, да снова пошатнуться на высоких каблуках. Всё же, одевать эти чудесные бархатные туфли оказалось плохой идей, даже не смотря на то, что в них он не только выше, но и ещё более красив. Но вот, взгляд остановился на Нэо, и чуть ли не побросав все сумки, Бала шустрым шагом приблизился к группе, спокойным голос произнося:
- Извините за опоздание, мне так жаль, - виноватая улыбка и опущенные веки, а вместе с тем, нервное сжимание лямок сумки, как если бы его сейчас же принялись ругать на все лады. – Небольшие проблемы с багажом были, - аккуратно приподнял взгляд, а потом опять опустил. Он как-то и не подумал, что английский могут знать не все, но что уж. А потом он метнул взгляд на Нэо, на его нечесаные патлы, надулся, аки шарик, а потом быстро выдохнул. Надо же, он в своём репертуаре: король небрежности.
Блондин всплеснул руками:
- В акции говорилось, что билетов шесть, - в задумчивости надув губы, произнёс он, аккуратно касаясь ногтем щеки. А потом обвёл взглядом разношёрстную толпу. – А нас пятеро.
Японка улыбнулась, заверив, что должен придти ещё один, ведь его рейс совершил свою посадку ещё час назад. Бала удивлённо округлил глаза, снова вздыхая и качая головой. Плечо, между тем, ломило от боли, а второе уже давно свело судорогой. Но опускать столь дорогостоящий груз он ни за что бы не согласился, даже если бы ему сказали, что расстреляют немедля.

Ух, ты! Если бы Нэо взялся угадывать, кто следующим будет в этой очаровательной группе любителей мороженого, то, скорее всего, промахнулся бы со своими догадками, как минимум, на километр. Первый гость ввёл его в состояние транса – мужик в белом костюме, откровенно просвечивающий, с голубыми, их же ж мать, волосами и в маске. Он или член тайного Масонского общества или… или более безумной догадки в черепушке Агрэ ещё не возникло.  А жаль.
Слишком отвлёкшись на странного мужика, Нэо горько расплатился своим любопытством градом слёз из глаз из-за резкой вспышки фотоаппарата. И лишь только проморгавшись, он уследил взглядом за мелким наглым китайцем, мысленно пообещав подсыпать ему в еду лезвий. Главное, чтобы случай представился.
Закончив утирать свои горючие слёзы, мужчина заметил новое лицо в их разношёрстной компании – и если тем двоим крайне странным ребятам внимания он не предал, то тут сразу распушился аки петух, наводя на себя вид тоскующее-скучающий и нисколько им, шикарным незнакомцем, не интересующийся. Вида этого хватило ровно на минуту, чтобы потом снова согнуть спину, поддавшись вперёд для лучшего обзора, он буквально захавал с головой очаровательную рыжеволосую Рапунцель, пообещав, мысленно, конечно же, ей самый незабываемый отпуск.  Жаль, что так же мысленно он не умел скалиться, потому что пожелать то пожелал где-то в голове, но на лице отразилось всё до последней буковки. Ну что поделать?

Спустя час безрезультатного торчания, бесконечной скуки и затёкшей шеи – ведь так важно было не спускать глаз с того милейшего, а то вдруг убежит – к ним заявилось следующее чудо, которое Нэо старался игнорировать со всем неприсущим ему спокойствием. Каждый многозначный взгляд, намекающий, что пришедший должен быть зацелован от счастья, игнорировался с бесконечным усердием и попытками не здороваться. Вообще не раскрывать рта. Потому что Бала, однажды прицепившийся к незадачливому патологу, до сих пор стремиться раскрыть в нём «всё лучшее», ведь у него есть такой большой «потенциал», который можно направить во «благо». Нет, спасибо, ему такие загогулинки не нравятся. Так же, как и навязчивость данного субъекта в женской одежде.
Следом явился милейшей наружности мальчонка – явился, очаровал Балу, и смылся под гогот Нэо. Забавный парень вызвал у него самые тёплые чувства, если так можно назвать очередную порцию плотоядного интереса. Брюнет задавался теперь только одним, крайне важным на сегодняшний день вопросом:
- А обломается ли он? – а потом смотрел таки на Балу, ехидно кашляя в кулак.
Но окончить не начатую фразу-издёвку ему не дал вернувшийся невесть откуда опоздун-джентельмен. Японка, обведя всех взглядом, налепила на лицо очаровательную улыбку, поклонилась и указала рукой на выход.
- Сейчас мы отправимся в частный дом, где вы будете жить ближайший месяц, - она говорила, как автоответчик. По крайней мере, это была единственная ассоциация с зазубренной, спокойной и идеальной речью. – Как вам уже должны были сообщить, наша компания оплачивает только билеты, проживание и некоторые экскурсии, - продолжала она свою речь, медленно шагая к выходу, пока за ней шла нагруженная вереница людей. У аэропорта было припарковано два такси. Тут им любезно предложили покидать вещи в багажник и утрамбоваться в эти два такси самым неведомым образом.

Нэо, не будь дурак, распихал всех и влез первым, понимая, что если усядутся все, то ему уже будет не суждено.
И как только автомобиль тронулся с места, мужчина прилип носом к стеклу, тихо напевая себе под нос:
- Мы едем-едем-едем в далёкие края, - потарабанил пальцем по стеклу,  и следом за этим жестом, в знак приветствия в стекло тукнулась одинокая капля дождя. Потом ещё одна. И ещё. А следом целый ливень, смывший улыбку, но не желание петь. – Хорошие соседи, - он обернулся назад, оценивая взглядом этих самых соседей и их хорошесть. Оставшись удовлетворённым, он протянул заключительную часть песенки. – Счастливые друзья, - и с дрожью вспомнил Балу, который сейчас, наверное, закинув ногу на ногу, поправлял очередную деталь своего гардероба или радостно улыбался, говоря обо всём на свете.
А потом замолк, не представляя, что вообще можно делать в грёбанной машине, если не петь. Но остальные как-то не стремились поддерживать выступление одинокого артиста: «Ну и пошли они в далёкие дали», - заключил Нэо, откинувшись назад и скрестив руки на груди, да строя самую постную рожу.
- Чудесная погодка, просто шик, - а дождь лил. Хрен знает, сколько они неслись по этому шоссе, но он не затих ни на секунду, а Нэо уже тоскливо думал о том, что не брать с собой зонтик – к простуде. И когда они остановились у дома, дождь, словно бы издеваясь, продемонстрировал всю свою силу – позволил непрошенным гостям вымокнуть до последней нитки, а потом смолк, оставив редкие капли срываться с серых туч. И вот, злые и голодные – брюнет точно был злой и голодный – они ворвались в квартиру, получив визитку, чтобы звонили по вопросам и три комплекта ключей от парадной двери. На том, японка была такова, а они остались в новом доме с неизведанными глубинами. Но обувь снята, вещи поставлены на пол, а, значит, пути назад точно нет и нужно что-то начинать. И понимая, что больше всего ему сейчас хочется, Саши осторожно подал голос:
- Никто не против лёгкого перекуса?

Отредактировано Sashi "Neo" Agre (2014-06-28 18:10:52)

Нет, Ливэй знал, что пунктуальность самый редкий дар в скупом человеческом мире, но чтобы вот так – он и догадаться не мог. Сначала прибрёл мужчина с рыжими длинными волосами, китаец смерил его длинным взглядом, поставил галочку, что бездушный в команде у них есть, а значит и остальные фрики соберутся крайне скоро.
Но вот тут он и разочаровался во всём роде людском – у него появился целый час, чтобы почувствовать кожей пронзительный взгляд мужчины в белом. И он не постеснялся краем глаза подарить ему в ответ такой же любопытствующе-заинтересованный, но крайне уставший взгляд. Но ему скоро надоело косить куда-то в сторону и он уставился на другие достояния его будущего отдыха, понимая, что поездка будет скорее развлекательной и увеселительной, чем познавательной. Но это не помешает делать ему фотографии.
Высоченный мужик выглядел если не полным извращенцем, то просто мутным типом, таких бы расстреливать сразу, как родились, чтобы сберечь приличное общество от их взрослых поползновений на чужую безопасность, но законы, как правило, во многих странах слишком гуманные. А ведь на роже этого хрен-знает-кого был написан чисто извращённый интерес к бездушному, попивающему водичку где-то в углу. Гао поймал себя на мысли, что он бы полил этой водичкой брюнета, чтоб остыл.
Рыжий, кстати, интересовал его меньше всего, единственное за что цеплялся взгляд – его бесконечно длинные патлы, которые сам китаец считал огромным и неудобным дополнением, даже не смотря на то, что сам носил длинные волосы. Но это были тонкие пряди на затылке, которые убираются в тугую косу, а не массивный пучок на голове.
А потом снова его белый объект пристального интереса. Он действительно то, за что его принял Ливэй или у него от тоски совсем разум помутнился? Да хрен его знает, но вполне возможно. Мужчина позволил себе ухмыльнуться, а потом послышался приятный женский голос, вкрадчиво извиняющийся за опоздание.
Он поднял свои чёрны очи на сгибающуюся под тяжестью сумок мулатку, вскинул бровь несколько удивлённо, а потом мысленно пожалел несчастную. Не из-за тяжести сумок, а из-за того, что ей повезло попасть в компанию мужиков. Можно было бы даже делать ставки, кто первый доберётся до её холёной ручки. Обычно бабы ластятся к мерзавцам, так что чернявый может быть в выигрыше. Хотя и эдакие симпатяшки-аккуратисты тоже притягательные, то можно и рыжего не списывать со счетов. Он и таинственный хрен за спиной в пролёте – слишком мутные и, как подсказывало Гао его чутьё, оба не подходящие для отношений. Потому что есть душа, но предназначенная на одного, а не для всех подряд.
Но вот, буквально спустя минуту прилетел юноша сразу же вырвавшись в фавориты сегодняшней гонки: истинно по-джентельменски он вручил леди утерянную пудреницу. А такие поступки, как правило, сразу же делают тебя выше в глазах у окружающих. Ровно до тех пор, пока ты не вспоминаешь о собственном багаже.  Брюнет усмехнулся, отмечая, что это действительно забавно и возможно, это даже хорошо, что скучать ему не придётся.
А потом, когда это пушистое чудо вернулось, их потащили в такси и Ливэй имел бесконечное неудовольствие ехать в одной машине с этим самым огромным мужиком, который первое время пел ему в ухо, а потом ворчал на всё подряд. Азиату ничего не оставалось, как старательно игнорировать его, пытаясь состроить рожу подобрее, при этом смотрясь в экран телефона. Но, видимо, тряска и пение не вызывали у него должностной радости и вместо доброй улыбки у него выходил злобный оскал. Ну ладно, воспоминание об этом моменте поездки он припасёт на потом. Всё же, он делает это не для себя.

Когда машина затормозила, до него, наконец, дошло, что на улице дождь, а значит технику нужно прятать. И не успел он потянуться за зонтом, как его нагло выпихал из машины сидящий рядом мужик, чуть ли не ногами подпирая спину. Гао даже сообразить не успел, как промок до исподнего и сразу же продрог насквозь, мысленно проклиная этого кретина с полным отсутствием терпения, но прелестным набором с ясным названием «наглость и Ко».
Зайдя в дом, его таки ждало подтверждение его теории – нечто в маске прошло сквозь стену. А сам фармацевт даже забыл о том, что он мокрый, холодный и несколько раздражённый. Он рванул в соседнюю комнату, куда, по идее, должно было оно придти, но, видимо, это оно уже оттуда смылось. Ли выругался, но забил болт – отнёс свои вещи в рандомную комнату, особо не заботясь о том, кто выпадет соседом, переоделся и неспешно спустился вниз. Фразу о надвигающемся перекусе он услышал и надеялся, что извращенец хотя бы готовить умеет, а не отравит их всех.
К тому же, к безграничной радости китайца, внизу сидел мутный тип. Брюнет сел за стол, чётко напротив этого весёлого мужчины в маске, безо всякого стеснения уставившись прямо в прорези для глаз и надеясь найти там все ответы на вопросы. Но чем больше смотрел, тем больше спрашивал себя: что же ты всё-таки такое и много ли таких есть? И возможно ли… но не важно. Потом, потом спросит.

Шестой поспел скоро и, переводя дух, протянул Бале пудреницу. Юноша бросил на эту самую пудреницу взгляд, припомнил, брали ли её с собой, затем обмозговал вообще пользуется ли он пудрой и лишь полностью утвердившись в отнюдь не положительном ответе на все поставленные вопросы, выдавил из себя улыбку, полную глубокой признательности и крайне неуклюже, пытаясь сохранить равновесие, принял «подарок».
- Большое спасибо, даже представить не могу, когда я могла её обронить, - соврал он, понимая, что не очень хорошо выйдет, скажи он правду, а так хоть мальчику приятно будет. – Ты настоящий джентльмен, - блондин аккуратно убрал пудреницу в передний карман одной из сумок и задумчиво посмотрел в пространство. А потом снова вернулся, подумывая, что неплохо было бы сказать «спасибо» ещё раз, но того восторженного светловолосого юноши и след простыл. Бале оставалось лишь пожать плечами, да поправить сумки.
К слову, этого шустрого не было долгие полчаса, а Бала медленно, но верно осознавал всю тяжесть своей ошибки по набору такого количества вещей.  Их было не просто много, их было феноменально много! И куда ему? Ах, да, и на прохладную погоду, и на душную, и сменная. Как он мог забыть. Но, о его дурья голова, конечно же он не думал о том, что это придётся тащить именно ему, и никто, совершенно никто ему не поможет. Именно эти мысли занимали его целых полчаса. Ни о чём другом, кроме зудящих костей он и думать не мог, не то что о своих попутчиках и будущих соседях. Какое, право, ему дело до них, когда самому с трудом думается?
Но, благо, парниша вернулся. Вернулся с сумкой, а значит теперь их, наконец, увезут с аэропорта.
- Лишь бы далеко идти не пришлось, - выдохнул Бала тихо-тихо, краем глаза замечая, как приободрились некоторые. И правильно: столько ждать, наверное, просто ужасно. Где-то под ложечкой засопела и заворочалась совесть, а юноше стало ужасно неудобно и неловко: теперь ему хотелось буквально рассыпаться в извинениях, понимая, сколько неудобств он принёс им своим поведением и задержками.

Сбросив все свои сумки в такси и усевшись на задние сиденье, посмотрел сначала в окно, а потом на покрасневшие плечи. Под белой, прозрачной, как решето блузкой, отпечатков было может и не заметно, но он определённо чувствовал, как отваливаются плечи и какой чёткий след остался от этих трёклятых ремней. И устало вздохнув, юноша размял плечи, потягиваясь. А потом взглянул на того самого светлого юношу, что сел рядом и на мужчину, что сидел впереди. Как показалось ему, это было отличный момент, чтобы рассмотреть поближе тех двоих, особо интересных. Рыжий мужчина был удивительно красив. Конечно, красота была несколько своеобразна, но дух она захватывала. Бала не удивился бы, если бы узнал, что лет пять или десять назад у него отбоя не было от представительниц прекрасного пола. Просто потому что сейчас на лице этого человека читалась такая усталость, что у юноши проснулось дикое желание его обнять. А потом приготовить вкусного какао и завернуть в плед.
Но огромные медовые очи перебежали на его соседа по заднему сиденью и теперь блондин протяжно ахнул.
- Юноша, Ваша щечка… - и абсолютно не думая о том, что это будет бестактно с его стороны, он быстренько пробежался, удивительно холодными при такой  тёплой погоде, пальцами по красному отпечатку на мягкой щеке молодого человека. – Кто же это Вас так? Сильно больно? – при этом он не преставал причитать, а потом ещё и тюкнулся лбом о водительское кресло, когда водитель слишком резко тронулся с места. В итоге получилось, что ногтями он этот самый красный отпечаток задел, чуть царапнув и сам приложился лбом, теперь извиняясь на все лады, не переставая тереть лоб и подбирать слова.
- Мне так жаль, простите, - он отрывал ладони от собственного лба, мечась между незнакомым ему блондином и самим собой. – Право, я не думала, что так выйдет. Извините, - но всё же приоритет оказался на стороне этого удивительного милого мальчишки. С этими чудесными глазами, ясными, как само солнышко, и чудесным слегка вздёрнутым носиком. И это ведь усугубляло чувство вины – как же так можно. – Нужно обработать, чем-то срочно обработать, - копошился блондин, теперь уже абсолютно забыв о том, что он сам был недавней жертвой обстоятельств. В своей сумке, не той, в которой ему пришлось тащить все вещи, он достал и ватный диск, и дезинфицирующее средство, готовясь к войне с микробами. И даже если бы пушистый, как летний одуванчик, молодой человек решил бы отказаться от услуг слишком самоуверенного и целеустремлённого до чужих болячек Балы, он бы ни за что его не послушал. И именно поэтому теперь царапинку аккуратно обрабатывали, пробегаясь то пальцами, то ватным диском и проверяя, только ли там эта самая царапина оказалась.
И лишь удостоверившись в том, что теперь всё замечательно, душа блондина успокоилась и он откинулся на спинку своего сидения, укладывая в сумочку ваточку и средство.
- Так намного лучше, - в очередной раз подняв глаза на молодого человека, почти прошептал мужчина. – Ах, да, моё имя… - но представится он как-то не успел. Теперь добрый японский водитель резко затормозил и Бала снова поцеловался лбом с передним сиденьем, просто не успев выставить руки вперёд. Блондинистая голова не сразу дошла до того, что эта самая голова должна быть целее, чем недавний свежий маникюр. Думать-то ему чем-то нужно. Хотя, судя по всему, можно и на одном сердце жить. И не думая о том, что на улице разразился настоящий шторм, Бала чуть не вылетел следом за рыжим мужчиной, но тот, видимо, уже ощутил на себе все прелести погоды и Балу встретил зонт, за что, в свою очередь, чудесному спасителю внешнего вида молодого человека былы вручены целый воз и тележка благодарностей. Только вот свои сумки Бале теперь было не взять, зонт придётся запихивать разве что в зубы. Апогеем нелепости стало то, что все уже почти скрылись за спасительной крышей, не считая Балы и чудесного светлого мальчика. Апогеем, конечно же стало не то, что сумки полетели в лужу, нет, их у него любезно взяли. Апогеем стал град брызг из под колёс уезжающего такси на длинную юбку блондина. Теперь он просто стоял с раскрытым ртом, опустив зонт и не находя в себе нужных слов. Причёска из-за дождя быстро превратилась в ничто,  а сам блондин вымок насквозь считанные секунды. И когда он опомнился и всё же решил воспользоваться зонтом, было как-то поздно. Поэтому этот самый зонт был подарен мокрому юноше, стоящему рядом, а Бала, секундно пообнимав себя за плечи, всё же схватил чемодан за ручку, да покатил его к дому, насупившись и надув щёки. На всё происходящее в нём ему было теперь глубоко всё равно. Он был мокрый, холодный, грязный, а самое страшное, что во всех его бедах был виноват он сам. Это никак не грело его душу, хотя и обвинять никого он не стал бы. Так вот и вошёл под уютную крышу, где один мужчина уже во всю возился на кухне, другой спал на диване, а ещё двое играли в гляделки.
Бала, снова почувствовав сконфуженность и стыд, повернулся к блондину и неловко спросил:
- Извини, из-за меня ты тоже промок… - он замялся, понимая, что эксплуатировать молодого человека было бы не выходом, но у самого индуса уже просто не было сил терпеть этот произвол. И когда он ступил мокрой ногой, освобождённой от мокрых туфлей, на гладкий лакированный пол чуть не навернувшись, но намертво повиснув на собственной чемодане, всё сомненья улетели прочь. – Но не мог бы ты помочь мне донести всё это? –и виноватая улыбка, да опущенные ресницы.

Нет, ребята определённо мутные. Вы бы удивились не меньше Нэо, когда прямо перед ним мужик вошёл в стену, другой, оставляя за собой мокрые следы, рванул следом, чуть ли не вереща, как маленькая сучка (в воображении мужчины, конечно), и потом оба возвращаются, устраивая игру в жмурки, покуда удивлённый брюнет таращится на них с плохо скрываемым изумлением.  И этот рыжий был ещё веселее – пропёрся, пихнул, сел на диван и уснул. Нормальные вообще. Нэо поспешил ретироваться подальше от очередных героев сегодняшнего дня: позади ведь Бала, а ему всегда страшно не везёт, когда это блондинистое недоразумение оказывается ближе, чем в паре метров от самого брюнета.
Правда, шлёпать в мокрой одежде и с мокрыми волосами было удовольствием сомнительным, если не крайне омерзительным. В сумке у него всё равно ничего толком не было, переодеться можно и потом, а остальное приложится. Так что сумка осталась покоится рядом с вещами апельсинового незнакомца, волосы быстро убрались в тугую, мокрую косу, а толстовка полетела ко всем чертям куда-то на другой конец дивана.
Стараясь не таращится на любителей игры в гляделки, Нэо прошествовал на кухню, которая отделялась от остальной огромной гостиной комнаты лишь кафелем на полу, вместо брусчатки. Ну и ладно. Порывшись на полках, Саши пришлось лишь закусить губу от безысходности: продуктов был раз два и обчёлся: ещё пару банок с тушёнкой и можно было бы предположить, что они в бункере. Свет, к слову, никто не включил, брюнет пожал плечами и зажёг этот самый свет только над своими уже любимыми и обожаемыми кастрюлями и сковородками. И тихонько насвистывая принялся придумывать нечто такое, чем можно было бы закусить. К счастью самого Нэо холодильник оказался не настолько пуст, насколько мог быть – в морозилке было рыбное филе, где-то на полках откопалась мука, вместе с ней сушёные шиитаке и рис.
- Можно приготовить удон, - задумчиво барабаня пальцами по поверхности столика, бормотал Агрэ, доставая миски и плошки и нужные ингредиенты. – Но Бала вегетарианец. Ему, значится, рис, - пожав плечами, заключил он, наливая воду и смешивая её с мукой, попутно насвистывая под нос. Радостно было, что типично-японская лапша готовилась без использования яиц и даже находясь в полной жопе можно было обойтись простой пшеничной мукой и водой – а там уж дело времени и техники. Макароны все любят. Тесто замесил, в холодильник убрал, воды в кастрюлю набрал, туда рыбу. А пока варится она, можно заняться рисом – промыть, в пароварку. Японцы, всё же, любят технику и она была всюду. Начиная от электрической плиты и заканчивая хрен знает для чего нужной вундервафлей. Можно было бы и потыкать в неё, но всё же риск не всегда оправдывает средства, а уж когда с головы капает так, словно он и есть микро-тучка, только в помещении – то лучше держать пальцы подальше от всего пищащего, пикающего и с проводами. Жаренных гвоздей и костей Нэо не хотелось чуть менее, чем полностью.
А дальше по плану – шиитаке замочили в тёплой водичке в надежде, что они не ссохлись до состояния дедушкиного праха и их ещё можно растопить. Тесто дошло, а значит раскатываем. И его насвистывание медленно переросло в напевание прелестной темы из крысино-поварского мультфильма. И его ни грамму не смущало то, что песня на французском. Он его знал, он его любил. Поэтому нарезать и шинковать будущую лапшу можно было с эдакой музыкальной паузой, поминутно отвлекаясь на рыбу, дабы снять пенку и на рис, чтобы перемешать. Где-где, а на кухне Нэо, по какой-то непонятной причине, чувствовал себя как дома. Готовить он начал сразу же, как сбежал от хлебосольных родственников: жил один, ел много, а однообразная еда очень быстро приедалась. Страсть к деликатесам росла, в рестораны ходить дорого, а готовить самому порой было интересно. Эдакая кулинарная химия, над которой можно колдовать. И если первые года ему трудно было заставить себя взять в руки поварёшку и нож, то дальше дело пошло легче: сначала внушал себе необходимость готовить, потом ставил целые кухонные представления – начиная от того, что он великий алхимик и заканчивая участием в мегаповарской передаче.  Устраивать из готовки цирк ему определённо нравилось, но только лишь если цирк не превращал кухню в место Бородинского сражения.
На приготовление ушёл добрый час – пока дошёл рис, пока отварилась лапша, пока отмокли и сварились шиитаке и пока Нэо, обжигая пальцы, нарезал рыбу.  Потом сервировка на шесть персон, зелёный чай в чайничке и поднос, на котором всё это было расставлено – теперь Нэо был официантом, который оскалившись самой доброжелательной улыбкой, расставлял миски с удоном (и одну с рисом), приборы, чашки и, собственно, чайник. Ну и соль, перец, сахар и соевый соус. Ничего не жалко для дорогих людей. Имена которых он даже не знает.
- Ну, господа, угощаемся. Кому невкусно – готовьте в следующий раз сами, - учтиво скалясь сообщил патолог, хлопая в ладоши, а потом подлетая к рыжей Рапунцель. – И ты, красавица, просыпайся давай, кушать-с подано, - и любовный щелчок в лоб спящему. Чтоб не повадно было. – Эй, голуби, спускайтесь на кормёжку, - это было сказано в три раза громче, чем все остальные воркования. И обращение это было к парочке, которая возилась на входе, а сейчас где-то там наверху распаковывала Балины чемоданы в надежде найти там приличную одежду. Ну, по крайней мере именно этим занимался Бала. Чем ж ещё. И до того, как разбуженный вьюноша отвесит дядьке Нэо пинок, он улетучился за стол, где с довольной мордой уселся, принимаясь расплетать свою, почти сухую, косу. Правда, не учёл, что волосы у него теперь будут виться круче, чем у холёного пони.
- Курва! - многострадальчески выругался брюнет, расчёсывая волнистые волосы пальцами, перебирая свеженакрученные кудряшки.

Как только Ливэй сел за стол, всё окружающее пространство потеряло для него всякую значимость. Перед ним сидел объект его интереса, а он смотрел и смотрел, якобы желая просмотреть насквозь эту маску, заглянуть под неё. Ибо стойкое ощущение, что за этой самой маской ответы на все его вопросы, его не покидало, наоборот, оно усиливалось и сжимало. Погрязший в мыслях, он иногда нетерпеливо барабанил по столу: редким случаем было так безрассудно терять контроль над собственной головой и действовать по наитию. Обычно же он стал бы подступаться к этому человеку, рассматривать его со всех сторон, изучать. А здесь сверлит взглядом прямо в лоб, пытаясь подобрать нужный вопрос и получить на него ему необходимый утвердительный ответ. Казалось, что любое отрицание может сломать его пополам, подарив нескончаемые муки. На деле бы, всё отразилось бы лишь дрожью в сжимающихся в кулаки руках, да мысленным укором за глупость.
Тем не менее, единственным человеком, который смог оторвать Гао от созерцания мужчины в белом костюме был… другой мужчина, расставляющий тарелки по столу. Китаец бегло его осмотрел, ещё раз поразился росту, а потом вскинул бровь, когда чудо-юдо развернулось спиной. Видно, у них тут парад уродцев. У каждого свой недостаток. Карлик без носа есть,  призрак (Ливэй всё ещё сомневался в своих догадках) есть, оперная дива с волосами в пол есть (пусть и не совсем дива и не совсем оперная), гигант с откровенно жуткой улыбкой есть (можно представить, что он промышляет человечинкой), а ещё есть пара клоунов. Что может быть лучше? Гао всё больше и больше убеждался в том, что месяц выйдет жарким и полным сюрпризов.

Брюнет опустил взгляд в тарелку, удивился, но виду подавать не стал. Он лишь слегка чувствовал этот запах варёной рыбы, но желудок взял верх. А значит, сложив руки и коротко кивнув, он принялся за еду, особо никого не ожидая. И лишь когда все собрались, а этот самый Ярослав раскрыл рот (или что у него там), Ливэй оторвался от лапши, сложив палочки. Его внимание теперь было полностью приковано к говорящему.
То, что парень оказался русским не могло не радовать. Китаец с явным недоверием относился ко всем, кроме русских. Так уж вышло, так уж воспитали в собственной стране. Знаете о культе Сталина, который был деформирован в будущей России? В Китае он живёт и расцветает на фоне вместе с Мао Цзэдуном.
А потом повисла тишина, видимо, все ждали следующего говорящего. И Ливэй не постеснялся.
- Моё имя – Ливэй Гао, - стоит, наверное, отметить, что с лица его не сползала улыбка ни когда он говорил, ни когда думал или осматривал гостей. Только иногда становилась шире – то ли от неприязни, толи от нарастающего удовольствия и предвкушения. – Я – китаец, если до кого не дошло, - грубо добавил он. – Я живу в США. У меня есть крайне существенный недостаток, - он стукнул пальцем по столу. – По образованию – фармацевт, в жизни занимаюсь кое-чем… иным. Хобби – фотографирование, - а потом, словно бы окунувшись по самые уши в холодную воду, он натянул самую доброжелательную улыбку и договорил. – Надеюсь, мы отлично проведёт время вместе, - и снова вперился взглядом в Ярослава. На остальных гостей цирка Шапито ему было всё равно.

А парниша в глазах Балы окрасился в ещё более светлые цвета: надо же, такой отзывчивый. Конечно, это не помешало блондину с чистой совестью спихнуть ему на руки все сумки и жестом указать наверх.
- Для начала на второй этаж, - как-то сейчас ему стало немного тепло, не смотря на то, что он был мокрый, холодный и голодный. И что-то в глубине души подсказывает, что поездка будет очень даже радужной. Хотя, чего уж, не тот Бала человек, чтобы впечатление от отдыха портилось в мгновение ока – в конце концов, он всегда умел находить положительные стороны буквально во всём. А тут уж ни одна досадная оплошность ничего не испортит. Наверное…
К слову, перед тем, как подняться на второй этаж, буквально в паре метров перед ними пролетел китаец, явно чем-то взбудораженный, но быстро остепенившийся и напустивший на себя важность.  «Экая птица», - хихикнул в кулак Пракаш, аккуратно поднимаясь по лестнице. Внизу всё казалось достаточно просторным, как выяснилось, и второй этаж теснотой не грешил. Бале хватило быстренько пробежаться по комнатам, чтобы выяснить что и где есть, а закончив с осмотром, он схватил под руку своё новое персональное солнышко и потащил его за собой следом. Что-то ему подсказывало, что все уже давно для себя решили, кто чьим соседом будет. Китаец был явно взбудоражен не из-за рыжего мужчины, и не из-за Нэо точно, а значит, закинул вещи в комнату с тем странным мужчиной в маске.  А комнат свободных было две – Бала чисто наугад посчитал в какую стоит кинуть шмотки  и уже решил для себя, что его соседом будет мальчик-одуванчик. Счастливых мгновений ему хватит с горкой, а уж лучше насладиться ими сразу, чем потом мучиться и плакать в подушку, закусывая мороженым под глумливый смех старого знакомого.
- Ты сегодня мой герой, - позабирав сумки из рук блондина буквально пропел Бала, сразу же погружаясь в чемодан и доставая оттуда чистое, белое свободное платье. Так сказать, на каждый день. – Большое тебе за это спасибо, - приложив его к себе, он удовлетворительно кивнул и собрался было в ванную, дабы привести себя в божеский вид, но на секундочку остановился у двери, обернулся на его очаровательного помощника и хитро сощурился. А потом быстрым шагом буквально подлетел к молодому человеку и легко поцеловал в щёку, всё так же хитро хихикая убегая по коридору в ванную комнату и запираясь там на ближайшие полчаса. И кто бы мог подумать, что от такой привычной шалости у самого Балы так загорятся щёки и уши.

- Ох-ох, - только и оставалось, что охнуть, приложив холодные ладони к полыхающим щекам. Неужто снова? Ну, здравствуйте, приехали. И вроде впору отчаиваться, но с другой стороны… блондин решительно взглянул на себя в зеркало, а там на него смотрело грустная девушка. – Ай, что будет, то будет, - воскликнул он, набирая холодной воды в ладони и умываясь. Холод мгновенно румянец согнал, а следом и отрезвил немного помутившийся разум.
- Так-так, а теперь наводим красоту, - хмыкнул он, стягивая мокрую одежду и распуская не менее мокрые волосы. По его расчётам, сейчас внизу кто-нибудь да увлечётся готовкой, а значит это займёт ну чуть больше получаса, а к столу всегда нужно успеть. И именно поэтому блондин никуда не спешил, спокойно переодеваясь, расчёсывая волосы, да и оставляя их распущенными, разве что, убрав их за плечи, оставив только небольшую прядь от чёлки.
И повертевшись перед зеркалом, подобрав мокрые вещи, Бала бабочкой выпорхнул в коридор, а потом и в комнату, где чуть ли не кружась, развесил вещи, и быстро-быстро распаковал оставшиеся сумки, распихав всё в шкаф, поражаясь, как туда всё влезло. И только он снова хотел обратиться к юноше, как снизу донёсся зов, оповещающий о том, что еда, собственно, готова.
- Ну, пойдём? – и не дожидаясь ответа, он спустился вниз, уселся за стол рядом с китайцем, посмотрев сначала на порции окружающих, заметив в них рыбу, поморщившись и, заранее приготовившись к тому, что у него в тарелке тоже будет рыба, опустил взгляд. Но нет. Там был рис с грибочками. – О, это так мило с твоей стороны, - улыбнулся Бала, подставив ладонь под подбородок и ещё раз осмотрев окружающих. Азиат уже во всю уминал еду, когда раздался несколько пугающий голос. Видимо, того парня в маске. Идея его Бале импонировала. Что уж говорить, она была замечательной, по его мнению. Правда, голос китайца, то есть Ливэя, его ужасно удивил. Надо же, и такое бывает.
И после рыжего мужчины со странным именем, индус решился рассказать и о себе.
- Моё имя - Бала Пракаш, - он слегка коснулся пальцем щеки. – Родилась в Индии, но живу в США, - он хлопнул в ладоши. – А, мне 28 лет и я вегетарианка, - здесь даже несколько смутился, всё же, никто о своём возрасте не говорил, а ему казалось это несколько странным. – И я работаю стилистом-парикмахером. Тоже надеюсь на самые лучшие впечатления от поездки, - и обведя окружающих взглядом, он остановился на Нэо. – Спасибо за еду, - и улыбнулся. Правда брюнет радости от улыбки, как всегда, не разделил.

- Атя-патя, какие милости, - думал себе Нэо, сложив ручки на столе, да возгрузив на них свою ясную, но далеко не светлую головушку. Надо же, первым до знакомства додумался парень синюшный, с голосом зычный и звучным. Мужчине оставалось только давить удивительно довольную лыбу, жмурясь, як довольный кот. И если бы китаец не бросился на лапшу, как оголодавший зверь, всё напомнило бы ему одно поляночное ток-шоу. Да-да, то самое, где кто-то пытается что-то построить. «Хата дыва». Или «Каникулы в Японии». Тоже неплохо.
Впрочем, теперь он знал, что под одной крышей он живёт с Яриком (Ярослав слишком длинно и нудно), а значит не нужно удивляться тому, если вдруг за стеной начнут бренчать на балалайке или баяне. И этот безликий безработный его несколько позабавил. Ровно до того момента, пока не раскрыл рот мелкий шкет. Нэо ржал. Ржал громко, со всхлипами и совсем некультурно и непристойно бился головой об стол. Вы когда-нибудь слышали китайца с таким зычным басом? Типично американским басом! Брюнет трижды пытался себя успокоить, но в итоге просто уполз под стол, продолжая хихикать теперь уже над «кое-чем иным». Правда, следующий заспанный голос заставил его вернуться на место, кашлянуть в кулак, но продолжая глаза посылать лучики безумного угара во все стороны.
Возмущению англичанина не было предела – по его мнению, рыжий медик рассказал о себе унизительно мало, а это задевало его, нэовские, чувства. В частности, любопытство.
Когда речь принялся толкать Бала, брюнет состроил кислую рожу. Ну не нравился ему этот человек, поэтому любой взгляд, слово и движение в его шикарную персону воспринимались, как хлёсткая пощёчина.  Поэтому он и надулся, як недовольный ёж, отвернувшись куда-то в сторону и искренне веря, что на него перестанут так таращится.  А пушистик умилил: юн, молод, определённо мил. Но тоже о себе лишь два слова, всего два слова.
- Какие мы скрытные и недоверчивые, - фыркнул-хихикнул Нэо, покачав головой. – Очаровательно, - и постучал кончиками палец друг о друга в неком коварном умысле,  вполне так же улыбаясь. Но не долго он так горбился, осматривая горе-любителей м ороженого. Откинувшись на спинку стула, он с явным удовольствием принялся и за перечисление своих очаровательных качеств. – Зовите меня Нэо, родился и живу в Англии, мне 38 лет, - сухой отрепетированной речью начал он. Создавалось ощущение, словно он на заседании клуба анонимных алкоголиков. Одни других красочней и многословней. – Врач, через чьи руки обязательно пройдут все. От мала до велика, - секундная пауза для того, чтобы все перечислили хотя бы парочку таких врачей у себя в мозгу. – Патологоанатом, - и самая очаровательная и кровожадная улыбка. – Надеюсь на отличный совместный отдых, - снова сухо закончил он. Теперь можно было бы и поесть.  – Приятного аппетита, господа… и дама, - с секундной задержкой добавил он, с откровенной издёвкой смотря на Балу, учтиво питающуюся грибочками и рисом. Кушай-кушай,  моё любимое анатомическое пособие. Не обляпайся.
Когда сам попробовал свою готовку, расстроился лишь из-за отсутствия перца - уж больно Нэо любил острое. Что может быть лучше горячего и острого бульона после проливного душа? Да только имбирный чай. Имбирный чай и коричное печенье.
- Думать о еде, пока ешь - умеем, можем, практикуем, - с довольной рожей подумал брюнет, краем глаза наблюдая за тем, как господа вкушают. И заодно жалел, что не сыпанул веществ. Даже простое лекарство с забавным действием внесло бы капельку.... оживлённости.

Вы видели это? Нет, вы видели? Лицо Нэо застыло с изумлённой гримасой, когда это рыжее чучело после третьей ложечки  плода его искромётных стараний, что-то пролепетало и скрылось. Нэо только и оставалось, что сощурить свои глаза, мысленно назвав рыжую неблагодарную поганку самыми нелестными словами, быстро высерпать всю лапшу, оставить тарелку на столе и семимильными шагами проследовать за Филином. А тот, видимо, и не думал о раненных чувствах уязвлённого повара и, можете себе представить, спокойно так знакомился с фаянсовым другом.
- От скотина, - в этот раз брюнет выпучил свои янтарны очи, понимая, что у него руки чешутся этому красавцу в лоб настучать, да так, чтобы мозг через затылок вылетел. Но, чуяло сердце брюнета, этот парень застрял там надолго, а значит можно вещи притащить.
Быстро спустился вниз, не смотря на трапезничающих, схватил сумку и улепётал обратно. Его терзали смутные сомнения – начиная от того, что он всё ещё мокрый, как последняя собака, злой, как конченная сволочь и ему явно не хватает тактичности. Но кого это волнует? В конце концов, последнего качества явно не хватало рыжему засранцу.
- Гадина, вот же гадина, - костерил его на все лады Саши, просклоняв скромную персону Филина по всем матерным словам, которые были известны скромному любителю иностранных языков.
Открыв первую дверь, Нэо бросил взгляд на кровать – там были чьи-то тряпки, потом в сторону – там были тоже чьи-то тряпки, но женские и, со стуком, захлопнул дверь. В следующей комнате его встретили сумки.  А вот в третьей ничего не было, а значит нэовская сумка была брошена у рандомной кровати. Ничтожно короткой кстати.
- Будь моя воля, я бы их сдвинул, - проворчал он, вслушиваясь в происходящее в ванной. Благо до неё было сравнительно не далеко и плеск и шуршание воды он мог расслышать за своими занятиями. И пока Филин настойчиво набивался в друзья к фарфоровому господину, Нэо чесал свои длинные патлы, зажав зубы и со слезами на глазах. Каким бы извращенцем и мазохистом он не был, такого рода развлечения он не любил и иногда клялся состричь всё это к едрёне фене. И каждый раз останавливался прямо перед дверьми парикмахерских. Жалко было волося.
Но шум стих скоро, как раз после того, как на кровать натекло мокрое пятно с влажной одежды, а волосы были отчёсаны, но в беспорядке, пушась, и буквально разлетаясь наэлектризованным одуванчиком в стороны. 
Тихой походкой, слушая внимательно и готовя западню, Нэо прошёл к двери, встал за нею и просто подождал, когда неблагодарный гад войдёт в комнату, кинет свои шмотки и… сядет, выдохнув. О, ещё и страдает.
- Ну всё, ты огребаешь, - прошелестел Агрэ, сгорбившись и аккуратно, своей длинною рукой закрыв дверь, просто надавив на неё. Медленно так, сверля объект сначала своих вожделений, а потом своих страданий таким взглядом, какой выражал лишь стойкое желание превратить Филина в уютный настенный коврик или чучелко.  И медленным шагом, слегка пружиня, подошёл к рыжему засранцу, нависая над ним и услужливо интересуясь:
- Як тебе, красна девица, харчи не приглянулись? Аль хвораешь чем? – с очаровательной улыбкой чуть ли не проскрежетал рассерженный Нэо, щурясь и церемонно разминая плечи, вместе с длинными пальцами. Похрустев костьми, он с явным предвкушением продолжил: - Так мы тебя вылечим. Всех вылечим, - и склонил голову к плечу, от чего длинная чёлка, до сих пор игравшая в «я лежу на боку и никому не мешаю» свесилась на глаза, от чего мужчине пришлось отказаться от своего дикого образа и приняться отфыркиваться и отплёвываться от длинных волос, которые прилипли к лицу, к губам и настойчиво просились оказаться в желудке.

Если на лице этого наглого рыжего кота можно было прочитать неловкость, то на лице Нэо было буквальное обалдевание.  Вот надо же как… теперь и ему самому стыдно, хотя он стыд, как таковой, последний раз испытывал так давно, что и не упомнить, а тут покраснел, как идиот, рот раскрыл, как пришибленный и с откровенным удивлением посмотрел на тёплую ладонь.
Как это? Что это? Зачем это? Его удивлённый мозг никак не хотел понимать, что это такое сейчас делается и зачем его собственный организм выставляет его десятилетней девочкой, дарящей цветочки на день Святого Валентина мальчику, который нравится. Нет, правда. Его голейшее величество в брючках, чувствовало, что краснеют у него не только щёки, а вот уже мерным красным цветом пылает вообще вся белая кожа, превращая его в варёного рака. А там ещё табун мурашек и невнятный лепет, что и извинятся то не за что, сам виноват, вспылил, бывает и так далее и тому подобное. Даже неловко взгляд в сторону отвёл, постукивая пальчиком о пальчик, как-то скромно улыбаясь.
Когда ладонь внезапно с щеки Нэо пропала, ему словно по голове тазом вдарили. Резко вдохнул, резко выдохнул, стал самим собой и вломил себе пощёчину, мотая головой. Надо же, вот так огрело,  так огрело.
- Простыл что ли? – подумал он, выпрямляясь до хруста в позвоночнике, да посмотрев на потолок. Он, видите ли, был интересным.  Да, клёвый потолок. Настолько клёвый, что брюнет упустил тот момент, когда Филин встал, да посмотрел, да занёс руку, заставив мужчину потерять челюсть окончательно. И ничего не оставалось бедному патологу, как запинать эту челюсть под кровать, и выдавить из себя нечто вроде «давсёокейчоты» и… и всё. Дальше у него сели батарейки. Только глаза, как заведённые бегали по его теперешнему соседу, да с таким любопытством, что даже бывалая стриптизерша и профурсетка постыдилась бы. И завис он, к слову, на приличный срок. Минуты две втыкал в это чудеснейшее существо, а потом сам себя и прервал, хлопнув по лбу. Мысли в порядок не пришли. Они вообще не пришли, а кажется вылетели как раз через тот самый затылок, через который до этого Нэо хотел выбить мозг этому наглому рыжему… но такому офигенно притягательному, что вся ругань, которая только зародилась в голове, скрылась в неизвестном направлении. Куда? Куда же ты? Вернись… только и оставалось мысленно скулить, а потом опустить взгляд и отвалить на свою половину комнаты.
- Чувак, взрослый ты мужик или кто? – мысленно спросил у себя он, на что сразу же ответил, что уже второе. А потом махнул рукой и плюхнулся на кровать. Секунды хватило, чтобы вскочить ужаленной пчелой – мокренько, видите ли. И вот теперь ему точно в голову вернулось всё, что там было. И мысли, и ругань. Всё на месте. Даже в переборе. – Твою же мать! – прорычал Агрэ, принимая собственную ошибку. Ну конечно, сесть мокрой жопой на кровать – это надо уметь. Вляпаться рукой в это же мокрое пятно от своей мокрой жопы – тоже талант.  И хватит это терпеть!
Огромная туша с размаху рухнула на кровать, перевернулась на спину и ужаленной змеё буквально выползла из штанов, ругая всё подряд на чём свет стоит. И только закончив с сим процессом, переходя к более сомнительному, Нэо завис и скосил взгляд в сторону Филина. Пождал губы, а потом, слегка ухмыльнувшись, свесился с кровати к сумке, доставая любимое шмотьё. Штанов, правда, не нашёл, зато нашёл клёвый халатик, как раз самое то.
- Миль пардон, - прошелестел мужчина, собрав все свои шампуни, щётки, полотенца и одежду, и задом, задом, не забыв штанов, скрылся из комнаты, пулей улетев в душ.

Однако, нет ничего лучше, чем принять прохладный душ. Хотя, чего уж, для него холодный душ – это ледяной. С холодом он давно не в друзьях, но что делать – генетика, все дела. А тут – что доктор прописал. Сразу краску смыло: и с лица, и с плеч и весь этот табун мурашек. Оставалось только хихикать себе под нос, что такое поведение для него не свойственно и вообще нелепо всё вышло.  Что он, Бала что ли, чтобы так смущаться и краснеть, як девка на выданье? Да нет, взрослый дяденька вроде. Наглый, взрослый дяденька.
Но ему было всё же больше весело, чем не комфортно. Нет ничего милее сердцу извращенца, чем когда заливаются краской объекты обожания и лицезрения. Этакая ложка мёда для его себялюбивого эго.
Под водой он млел минут тридцать, что для самого Нэо было безумно долго и вообще, пора было бы закругляться, намываться и вылезать, но нет, он торчал в чёртовом душе, слегка склонив голову и думая вообще о левых вещах. И о том, что ему жить здесь месяц и о том, что надо бы простыни поменять и, чёрт возьми, о том, что на кровати ему будет страшно неудобно. Вот уж действительно «Дядя Стёпа». И именно эти мытарства добавили каплю дёгтя в его прелестное настроение, придав ему нужную стабильность. Ну, для самого Нэо это было стабильностью, для окружающих он всегда являл грёбанный дисбаланс, выбираясь из серой и привычной жизни, как упоротая чёрная клякса. Не подходи! Засосёт!

Кончив помывашки, он промокнул волосы полотенцем, отфыркиваясь от воды и недовольно жмурясь из-за послевкусия зубной пасты. А потом протяжно зевнул – ясно, понятно и его перелёты утомляют. Спать хотелось как-то уж слишком для человека, который может не спать около двух суток, просто потому что так нужно.  А тут рубит с такой силой, что хочется уснуть прямо головой на раковине, уткнувшись носом в душистое фиалковое мыло. Ладно, фиг с ним, с мылом. Там мокрая пастель в ожидании. Брюнет тяжко вздохнул, снова потянулся, морщась, как домашний кот и накинул на плечи короткий халат. Миру мир, Нэо дай полюбоваться собой любимым. Именно поэтому халат запахнут не был, а его милосердное величество оставило волосы стекать. Каким-то мифическим образом на них всегда оставалось дофига воды, даже если их отжать с тщательностью стиральной машинки. О нет, всё равно всё всегда было мокрым. И Саши благоразумно с этим смирился – всё же в жару было здорово спать щекой на холодной стороне подушки.
О том, что в комнате вообще кто-то есть, Агрэ вспомнил, когда дошёл до этой самой комнаты, открыл дверь и уставился на мирно читающего в своей кроватке Филина.
- Воу,  - только и выдал застрявший в дверях дяденька, вскинув брови. – Чертовски привлекательно, - достаточно громко произнёс он, всё же зашёл внутрь, не забыв наклониться, дабы не поцеловать лбом низкий дверной полог. Да уж, вот что он не любил во всех этих домах – дома он всё подогнал под свой рост, а здесь приходилось мириться с тем, что люди за два метра – это нонсенс. Но шагнув внутрь, брюнет чуть не умер на месте. Что это? Что нарушило его покой? Небрежно. Брошенное. На. Стул. Покрывало. Как так можно? Оно же мокрое. Оно же и прокиснет, и ароматами будет на всю комнату благоухать. Самыми не эстетичными причём. И злая бабка Саши метнулась к стулу, повесила покрывало для просушки, а потом уже занялась разборами сумки, раскладывая вещи. Футляр с очками, пару книг – это на тумбочку, а очки сныкать подальше за этими книгами, чтобы никто не видел. Вещи можно и в сумке оставить, ну, разве что, высыпать горсть серёжек туда же, к книгам. И ещё пару мелких побрякушек, любовно оберегаемых Нэо. А потом снова посмотреть на чудо в персиковой пижамке, скорчив хитрую, наглую рожу. Кто-то влип и кто-то не будет в восторге от отдыха. Или будет.
И Нэо самым наглым образом влез на чужую кровать, обступая конечности Филина и свешивая голову прямо над книгой, смотря на буковки в перевёрнутом состоянии и расплывающиеся и разбегающиеся на белом листе бумаге.
- Что читаем-с? – поинтересовался сударь,  аккуратно убирая влажные волосы за спину. А то ж ему тут выговор устроят, что он тут, понимаете ли, каплет на людей.

- Шекспир? – мужчина поднял взгляд и схватил умиление. Разобрать то кучу буковок у него не очень хорошо получилось с его то хреновым зрением (хотя глядя на окуляры рыжика, ему жаловаться не приходилось), а вот румянец на шустро прикрытых щёчках – дело плёвое. Считай, это хлеб его насущный. – Читал только комедии… в основном, - в задумчивости произнёс брюнет, заодно вспоминая, как где-то в начальной школе ставили постановку по «Ромео и Джульетте» и ему не повезло быть деревом. Хотя, впрочем, если так подумать, то даже он сыграл это дерево качественнее, чем тамошний Ромео. Ну и хрен с ним, сейчас не о деревьях разговор. – И не надо прятать лицо, я же поговорить пришёл… приполз… а, не важно, - и подарив одну из самых доброжелательных улыбок из своего запаса, Нэо нагло оттянул пальцем книгу от лица, получив мощный заряд умиления прямиком в мозг. Аж тёплые лучики зашевелились где-то там, а губы расплылись в улыбке кота, который объелся сметаной. Всё же, сюда не хватает только интимного полумрака для красоты картины.
- Милая пижамка, кстати, - цокнул языком великовозрастной засранец, окончательно разленившийся стоять на четвереньках и плюхнувшийся всей своей тушей на Филина, да разложив руки с головой на чужом животе. Правда, для сего действа ногам пришлось ощутить вполне себе заметный провал у конца кровати, но чего не сделаешь ради собственной прихоти? – Тебе к лицу, - невинно и как ни в чём не бывало добавил мужчина, пробегаясь пальцами отнюдь не по пижамке, а по груди и к краю книжки. А кто сказал, что тогда он на входе в комнату сделал комплимент его пижамке? Никто.
- Только не посчитай меня далёким от книг, ладушки? – всё продолжая давить милую улыбку, чуть ли не с самим собой разговаривал Нэо, мотая ногами и чувствуя, что, собственно, он не достаточно жирный, чтобы так безболезненно лежать на чужих коленках. – К слову… в полумраке было бы уютней, раз я тебя так смущаю, Фи-лин, - мужчина позволил апогей наглости. Ага, именно произнесение имени (имени ли?) по слогам, вполне так кокетливо растягивая гласные буквы и не переставая улыбаться и буквально сверлит своими янтарными глазами, жёлтые глаза другого несчастного мужчины.
А потом пауза. Агрэ подбирал слова, думая лишь о том, что когда щёки полыхают от пощёчин всё же, удовольствие сомнительное. Тем более, тут пред нами сидит чуть ли не воплощение нравственности.
- И что бы мы сделали? – думал Нэо, смотря в глаза несчастного человека. План должен быть прост, изящен и не пугать. Хотя, последнее всегда выходило как-то криво, но что делать. Такой вот он, пугающий парень. Был. Лет двадцать назад.
Вернувшись из глубин своего бесконечного и, по его мнению, гениального мозга, его посетила гениальная идея. Настолько гениальная, что над головой было бы впору зажигать лампочку.  Но, пожалуй, первую половину «гениального» плана стоило отмести. Кто ж знает, чем будут бить Нэо (скорее всего книгой), если он осмелиться снять очки с принцессы со звериным именем. 
- Заря и гаснущий закат в твоих глазах, - тихо начал Саши. Ему всегда было боязно читать стихи. Как на расстреле. Всё время приходилось делать новый вдох, а из-за этого чтение получалось каким-то прерывистым. Но раз начал, отступать-то поздно. Рискнём печенью! И щёчками. – Ты аромат струишь, как вечер бурный,  - только не по голове и только не Шекспиром! - Героем отрок стал, великий пал во прах… - и он завис, аккуратно подтягиваясь вверх. А что? Книгой ему всё равно светит. Он так решил, значит светит. Главное не форзацем и не в висок. А то так и убить можно. А он ещё слишком молод (38 – не возраст), чтобы умирать. – Упившись губ твоих чарующею урной, -  и наглый чёрный кот пальцем поднял ту самую книгу вверх, смотря на рот своего собеседника. Надо же, как забавно вышло. И окончив одно из четверостиший, патолог навострился к удару по голове, но, тем не менее, продолжал улыбаться мило, невинно и строить из себя ту ещё овечку. То есть волка в овечьей шкуре.