Our game

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Our game » Our game. » Чувство, свойственное человеку.


Чувство, свойственное человеку.

Сообщений 1 страница 30 из 49

1

http://s7.uploads.ru/t/SrD1z.jpg
Участники: Майк Закариас, Нанаба и все-все-все.
Описание: Любовь, как вам известно, делилась древними греками на семь видов и каждый из них имеет месть быть в нашей жизни. Они идут этапами, пронизывают существование человека, сковывают своими оковами. Некоторые скоротечны, некоторые губительны. Но эти четыре вида однажды пережил каждый человек.
Эрос - стихийная, восторженная влюблённость, где тот человек пред тобой, идеал, объект безмерного почитания, она не оставляет места ни для жалости, ни для снисхождения к любящему или объекту любви. Она не терпит недостатков.
Филиа - так любят друзья, так любят тех, кто нравится. В этом случае, близки лишь те, кого выбрал сам любящий, как выпала карта его окружения.
Сторгэ - любовь, связывающая узами семейными, нежная, полная, настоящая. Мы видим её у матерей, у детей, у тех, кто действительно связан сердцем и душой до последней капли.
Агапэ - то, что толкает на жертвы, она безусловна, она отдаёт человека чувству до самого конца, до последнего вздоха. И ничего не нужно больше, чем видеть человека, чем делать всё для его счастья.
Людус - то мимолётное увлечение, когда любишь, лишь бы не скучать. Любовь для удовольствий, любовь для того, чтобы развлекать свою душу.
Мания - названная «безумием от богов», настолько одержимое чувство, что вызывает и страсть, и ревность, и неистовый поток чувств и эмоций. Когда есть лишь желание, чтобы человек целиком и полностью принадлежал тебе.
Прагма - любовь умом. Люди холодного расчёта, забывшие о сердце, живут ей. Ради денег, ради славы.

2

I

Все люди, как люди. Живут себе в больших городах, учатся, работают, потом умирают. Всё просто, циклично, забивают голову, как ничто другое. И, казалось бы, что такого трудного в этих этапах? Разве что скука смертная, всё нагоняется тоскливо, монотонно, серо.  Ну вот ты ребёнок, тебе здорово: друзей уйма, соперничество детское. А потом в тебе просыпается подростковый максимализм и вечная меланхолия с апатией и вот, ты за партой, тебе скучно, ты делаешь то, что должен делать.
Учёба, как таковая, никогда его не привлекала, рьяности он не испытывал, да и вообще не зацикливался на ней. Впереди ещё два класса, в следующем придётся отказаться от ряда предметов в угоду одним. А чем заниматься по жизни будет, так и не решил. Не то, что его друзья-одноклассники. Казалось бы, последний год он видит их так вместе, а в глубине души и мыслей была стойкая уверенность, что эти слова не будут последними словами его друзей в этой жизни. Что услышит их не раз. И не раз его окликнут, пока он будет в своей меланхолии залипать в окно, задумчиво барабаня длинными пальцами по парте.
Взгляд Майка всегда был направлен в сторону улицы, но не оживлённых дорог, а неба. Просто было достаточно поднять взгляд, чтобы увидеть небо, которое, казалось бы, было таким синим и бесконечным. И только знания того, что, в принципе, этого синего цвета и нет на самом деле, делало его несколько грустным и утомлённым от знаний и суёт. В небе он находил то, что хотел бы увидеть в будущем: горы, возвышающиеся в облака, бесконечные снежные равнины или солнечные пляжи, а может «курящие» жерла вулканов. Безумный интерес безграничного небесного полотна с каплей рваных облаков каждый раз вырывал его из школьных дней. Для тех, кто был хоть раз на курортах или хотя бы за пределами города, такие мысли не вызывали интереса. Закариас же рос с бабушкой и денег особо на такие поездки не хватало. А принять постоянные приглашения Смита казалось ему унизительным. Темперамент ему не позволял принимать такие подарки от друга, который, в прочем, в недостатке средств не уличался.
Общество, к слову, было его крайне разношёрстным, даже для подростка его лет. И всех вокруг себя собрал один единственный человек. И многие были благодарны ему за такие знакомства. Эрвин Смит – парень из богатой семьи, умеющий буквально всё, помешанный на учёбе, но, если знать его лучше, уставший от жизни. Майк знает его с самого детства, ещё даже до школы. Просто случайное знакомство на улице. Смит часто при нём давал сбой в своей системе «идеального человека», поддаваясь эмоциям. И Майк чётко помнил каждый момент жизни, когда этот юноша менялся в худшую, как казалось ему, сторону. Однажды, в блондине что-то сломалось, и он перестал улыбаться так открыто и дружелюбно, как раньше. Потом перестал противиться тому, что навязывают, потом перестал вообще что-либо делать. И самое страшное было, что в скором времени, такие перемены Смиту пришлись по душе. А Майк всё чаще стал замечать, что он не может понять, когда тот лжёт, а когда говорит правду. Пришлось искать новые способы понятия этого человека. Что на внешний вид, то был это высокий для своих лет юноша, с белокурыми волосами, с огромными глазами и правильными англо-саксонскими чертами лица. Весь такой идеальный, как вырезанный из камня. И одевался также.
Была ещё девушка Рико Брженска – типичная для класса зубрила, полностью погружённая в учебники, страницы и конспекты. В неё был уставший взгляд зелёных глаз, короткие светлые волосы в каре, аккуратный внешний вид, по всей строгости школьного устава. Парень никогда не вдавался в её характер, лишь только зная, что она даже педантичнее Смита. Единственное что, девушка очень смущалась всегда своих чувств, поэтому любой разговор о ней самой превращался в сильные удары.
Потом Найл Док – тот, о котором можно сказать – типичный подросток. Выросший на журналах, кино и дурном примере, был воплощением того, что можно назвать избалованностью. Весь из себя плохой парень, на уроках невнимателен, дерзок. Любитель женского внимания, да и вообще мастак быть в любом обществе главным её центром. Этакий заводила, успевающий везде, когда дело касается развлечений. Растрёпанный брюнет, сероглазый, выглядящий, как красавчик из сериалов и влажных мечтаний любой девочки. Да ещё и умеющий говорить достаточно красиво, если того требует ситуация. И сам парень испытывал бы к нему хоть какую-то неприязнь, если бы не умение этого человека вывести самую безнадёжную ситуацию на иной, более позитивный уровень.
Ханси Зоэ – тоже одна из лучших учениц класса, девушка-заморашка с пацанскими заскоками. Вечно лохматая, с короткими волосами, не заправленной одеждой, часто одетой даже не по погоде. В очках на пол лица и с диким восторгом, она всегда стремилась кому-то что-то рассказать, донести, поразить. У неё было множество черт характера, которые держали их группу на плаву. Вместе с Доком, Зоэ была двигателем этого корабля. Всегда что-то придумывающая, она отличалась незаурядностью, но, тем не менее, умела удивлять своим несколько детским мышлением.
Была Нанаба, которую русый парень не мог воспринимать никак иначе, чем как «своего в доску» друга. Девушка с сильным волевым характером, с безусловным умением быть везде первой, успевающей всё, словно бы не знающей усталости. Она чем-то напоминала того же Смита, но была более отстранённой от людей, менее аристократично-утончённой. В ней была именно воля и целеустремлённость. Если Эрвин был пластелином, из которого можно вылепить что угодно, то Нана была глиной, которая могла рассыпаться в руках. Тем не менее, именно сходство с лучшим другом, не давало Майку воспринимать её, как девушку, не смотря на природную красоту блондинки. От длинных, волнистых волос и до огромных глаз блёклого, голубого оттенка, с этим милым лицом и слегка пухлыми щеками, она была великолепна в представлении многих мальчишек. Этакий эталон, за которым можно только наблюдать.
Сам же Майк себя находил обычным и ничем не примечательным. Впадающий в частные меланхолии, он был нрава тихого, спокойного, любил больше слушать, на слова остро не реагировал. Как говорится, имел Богатый Внутренний Мир и Тонкую Душевную Структуру, что, конечно же, не мешало ему играть в местную шпану при надобности.
И вот эта шерстяная компания сейчас была собрана неугомонной Зоэ, просто для того, чтобы поговорить. Она каждого усадила за стул и парту, с горящим взглядом упёрлась каждому в глаза, а потом, ехидно улыбаясь, произнесла:
- Господа! Сегодня на повестке дня у нас дела любовные, скоро 14-е, все знают, - она махнула рукой в сторону доски, где красовалось число сегодняшнего дня. Ну да, ещё неделя. – И вот! По сему случаю: опрос! Кого вы находите привлекательным и кто станет вашей пассией на балу в честь Дня Святого Валентина? Пойдём по кругу!  Найл, ваш ответ?
Док раскачался на стуле, положил ноги на парту, усмехнулся и, словно бы сомневаясь от трудного выбора, вымолвил.
- Есть одна девушка. Старшеклассница. Модель, - он цокнул языком, ухмыляясь, всем видом показывая, что он здесь победитель по жизни. Майк тихо хмыкнул, положив подбродок на руки. Хвастун ты, Док.
- Майк? Колись! Ты же у нас весь популярен среди девушек, - теперь уже хмыкал Найл, недовольный тем, что его хвастовство никто не заметил.
А зеленоглазый подросток только поднял взгляд на Зоэ и виновато улыбнулся. «Я не красавчик, чтоб все с ума сходили. Да и не сходят, это даже веселей. Но девушки во мне всегда что-то находили, не знаю что, но девушкам видней», - такие вот строчки в голове. И ничего не поделаешь.
- Я не думал, - он покачал головой. – Может кого параллельных классов.
- А чего не Нану? Все ведь знают, что тебе нравятся блондинки, - Ханси схватила девушку за плечи и потрясла, как если бы Майк до этого её не замечал. Тот лишь вздёрнул брови, с удивлением и недовольством отмечая в очередной раз, что друзей на балы не приглашают. Во взгляде всех присутствующих отразилось такое разочарование, что Майк даже скуксился. И чего это они, ну честное слово?
- Эрвин? Удиви нас! – теперь шатенка впивалась пальцами в его плечи, а он только улыбался, словно у него заклинило челюсть. – И не говори, что опять твоей подругой станет учёба!
- Ох, нет, Ханси, что ты, - Смит неожиданно, даже для самого Майка, произнёс имя Нанабы. – Я бы хотел пойти с Наной. Но, боюсь, она мне откажет.
Зоэ всплеснула руками, потом начала расписывать, как они будут восхитительно вместе смотреться. И только через пять минут её бурных описаний, она обратилась к обеим девушкам с тем же вопросом.
- Нана? Рико? Кого приглашать будем?

3

Школьные деньки. Как всегда кто-то скучает на уроках, смотря в окно, другие же тихонько играют в крестики-нолики, третьи наоборот прилежно слушают и конспектируют каждое слово учителя, четвёртые вроде как туту, а вроде, как и не здесь, а есть пятые, который вообще спят. К кому бы себя отнесла эта блондинистая девчушка, с длинными распущенными, чуть вьющимися волосами, с нежными, чуть погасшими голубыми глазами, довольно высокого роста в свои годы, и очень грубого телосложения. Почему грубого? Потому что если поставить её в раздевалке рядом с юношей, никто даже не сможет сказать, где она, а где этот юноша. А возвращаясь к затронутой теме, Нанаба бы не отнесла себя ни к какому из выше перечисленных критериев. Потому что явной радости от учёбы у неё не было, но и в облаках она не витала, что считала нужным - записывала, что уже и так знала, просто повторяла в голове за учителем. Училась она довольно хорошо, даже очень хорошо. Из класса, по энергичности девочка не уступала той же самой Ханси, только их различало одно – Ханси свою энергию отдавала людям, а Нана предпочитала отдавать ей в более полезное русло. Нет, она не считала, что не стоит полагаться на людей, но ей просто казалось, что можно сделать что-то более практичное, более нужное, в общем, блондинка не хотела терять время зря, даже при том, что у неё его было в этом возрасте гораздо больше, чем могло бы быть. И с этим она тратила его на понимание, именно не зубрёжку, а понимание, того ,какой материал им задают, на помощь, серьёзную помощь кому-то, на конкурсы, на всё-всё-всё, но главное, что бы всё из того, что она сделает не пропало зря. Ни единого слова, она никогда не скажет зря. А говорила Нана, обычно довольно коротко, особенно в больших компаниях. Но не выглядела отстранённой букой-бякой. Просто старалась не выделяться, среди всех, но и не велась на повадки друзей или знакомых. У неё на всё была своя  чёткая точка зрения, которую сломить могли всего от силы два человека – Майк Закариас и Эрвин Смит, только им тоже придётся очень сильно постараться. Потому как аргументы-отмазки для неё совершенно не годились.

Очередной день в школе. Сегодня девочке было так уютно и легко. Волосы струились яркими лучиками солнышка по плечам, просто благоухая фиалковым шампунем, форма была гладко выглажена, постирана и пахла порошком и морозом, просто потому что так было написано на упаковке «морозная свежесть». Как всегда около школы она встречала Ханси, которая успевала уже всем проехаться по ушам, и теперь наполняла с утра её голову информацией, но ей нравилась эта девушка. Задорная, весёлая, она были истинной душой компании, и никто, кроме Зое, не мог претендовать на этот титул. Первые уроки прошли довольно быстро, настроение было прекрасное, кто-то из класса даже заметил, что Нанаба сегодня просто светилась. Почему – никто не мог сказать, даже сама девушка, она лишь дёргала себя за переднюю прядку волос и улыбалась всем, по прежнему оставаясь немногословной.
И вот большая перемена. Ханси собрала всех в одной кучке. Всех это – Найла (к которому Нана не питала особой симпатии), Майка, Эрвина и Рико. Она так явно завела разговор, кто бы мог подумать, о бале в честь Святого Валентина. Настроение у девушки после слов Ханси, даже после услышанной темы разговора, немного, да, упало. Ну, почему именно сегодня? Когда у неё такое выдалось прекрасное настроение, почему именно сегодня надо было заводить разговор, на такую душещипательную тему. А ведь для Зое не являлось секретом то, что Нанабе очень и очень давно нравился Майк. При чём, с одной стороны он был для неё чем-то таким, чем просто можно назвать, что в этого человека ты влюблена. Он был выше этого, причём гораздо выше. Он был для неё всем одновременно. И лучшим другом, и любимым человеком, и человеком который порадуется за неё, и тот, кто укажет на ошибки, тот, кто поможет, никогда не откажет. В общем – всем, что можно только привести в пример. А нравился ей он уже вот давно. И она пыталась. Пыталась показать, что такое это – её влюблённость в него. Но что из этого вышло? Всего лишь дружба. Эта дружба, которая иногда будила в ней раздражение, из-за чего Майк пару раз хорошенько получал по своей гладкой рожице. Но ей это прощалось. Просто потому что она всё же была девочкой, хоть и «своей». Ей приписывались женские черты, в то время как она просто поняла, что ему бесполезно что-то доказывать, на это уйдёт просто уйма времени, и всё будет впустую. Поэтому это она оставила в стороне. Но это же не означало, что она перестала любить человека, с его большим, забавным носом, русыми светлыми волосами и повадками дворовского мальчишки, когда что-то серьёзное возникает на горизонте – драка или что ещё. Спокойный, он тоже был немного отстранённым от всех, задумчив, он выглядел очень мило, и Нана часто оставалась за спиной у него, смотря на опущенную на руки голову, точнее на затылок и тоже думала о своём. Но такие шансы выпадали не часто, ибо Ханси не дремлет.
На ответ Найла, Нана лишь покачала головой, даже не смотря в его сторону, а смотря на Майка, который в свою очередь явно не смотрел в её сторону. Грызущее чувство, что добром это не закончится, она хотела просто уйти. Ну, зачем, Ханси? Рядом сидела Рико, которая тоже не была явно в восторге от того, что её сейчас будут расспрашивать о ней же. Просто она этого не любила и Нанаба сейчас её прекрасно понимала. И тут вопрос мягко перешел на Майка. Девушка отвернулась, уже зная, что он ответит. Скорее никого. Ну, конечно, никого. Из класса его никто не интересовал. Да, казалось, этого человека вообще девушки не интересовали, не вырос ещё для них. Из параллели? Почему, все приглашают тех, кого они хотят, а Нана этого не может сделать. Ибо если она сделает так, то у Закариаса порвётся вся система, что друзей не приглашают. Хотя, до неё это уже осмелился сделать – кто бы вы подумали, Эрвин. Он удивил её. Это был человек, к которому можно было прийти, сесть рядом и молчать, надувшись на кого-то. А тот и слова не скажет. Хочешь – сиди. Пока сама не заговоришь, я лезть не буду. Эрвин был бы наверно вторым человеком после Майка. Если бы они не были так похожи. Он был ей больше как друг, как брат. Очень понимающий. Который тоже был в курсе всего, как и Ханси.
А потом дошла очередь и до самой Наны. Она опустила взгляд, делая вид, что думает, и тут внезапно рядом откликается Рико, которая не очень радостно обычно говорила о себе.
- А знаете, я бы пошла с одним парнем. Он в параллельном классе, высокий такой, у него ещё волосы короткие-короткие, рыжий такой, - эта девушка говорила эмоционально, на каждый слог – своя эмоция. Нана так не умела. У неё одна эмоция на предложение. – Вот я бы его позвала, но он уже явно с кем-то намылился, потому что за таким парнем наверняка толпы стоят из девушек, - она немного приуныла, надув губы, как ребёнок пятилетний. – Но не важно! Нанаба? – И вот концы сомкнулись на блондинке. Нана улыбнулась, поднимаясь со стула.
- Ну, свой отказ я уже получила, но от предложения Эрвина не отказалась бы. Это было бы действительно интересно для меня. – «Может, ты и не можешь ходить с «друзьями», Майк, а я пойду. И пусть у тебя твой шаблон к чёрту сорвётся и сгинет в пропасти». Настроение её явно упало, но тем не менее, она не собиралась портить его другим, поэтому просто сообщила о том, что хочет выйти на пару минут.

4

- Я не думал, что ты согласишься, - наверное, впервые за долгое время его друг посветлел лицом, несколько даже приободрился и стал выглядеть менее усталым.  Правда, видимо, Нанаба согласие своё дала с меньшей охотой: даже не смотря на её малую эмоциональность можно было понять недовольство. Почуять, что ли. За этим запахом свежести и фиалок точно что-то было, но Майк ещё не научился разбираться до конца, что и как пахнет, хотя, безусловно, такой детектор лжи от собственного организма его забавлял и удивлял одновременно. Хотя бы было легче немного общаться с тем же Смитом, который делал вид, что всё пучком, внутренне переживая разительные перемены раз за разом.
Хансины излияния о том, что ей совсем не с кем идти,  в прочем, никто слушать не стал, все, поняв, что от них больше ничего не требуется, желали побыстрее ретироваться по своим делам. Она могла часами говорить о том, как ей и что ей, а всем остальным полагалось слушать и вопросов не задавать: конечно, с утра такие разговоры бодрили, но вот ближе ко дню утомляли.
- Что же, меня ждут уроки, - Эрвин медленно поднялся из-за стола, поправив галстук и словив на себе недоумённые взгляды, пояснил. – Мой вечер слишком загружен, чтобы оставлять на него ещё и школьные задания, -  и снова вымотанная улыбка.
- И как у тебя ещё крыша не поехала с таким образом жизни? - с унынием спросил русый, поднимая взгляд, отрываясь от созерцания такой интересной парты. Эрвин промолчал, улыбнулся, развернулся спиной и пошёл творить учёбу, которой у него была если не в печёнках, то по самое горло точно.
Рико, поворчав на тему, что она как бы тоже была занята, поспешила удалиться следом за Смитом, чтобы ковыряться в своей сумке и что-то беспрерывно искать, всё так же ворча и недовольствуясь. раздражало её то, что даже не смотря на все её усилия высказать свой ответ, никто толком не обратил на неё внимания, внимательно наблюдая за драмой-трагедией. Точнее, это название дала Ханси. Только чему, почему-то не говорила.
Брюнет, проводив обоих друзей взглядом, пожал плечами, улыбнулся своей фирменной улыбочкой, тоже медленно поднялся из-за стула, заодно посылая Нане его, не менее фирменное, подмигивание:
- Дорогая, если зануда Смит всё же предпочтёт тебя урокам, ты знаешь, кто будет рад составить компанию такой красавице, так ведь? - а потом взъерошил волосы, превращая улыбку в дерзкую ухмылку.
У Майка зачесались кулаки стукнуть его пару раз лицом о парту, но он только посмотрел на него долго и с ожиданием, а потом и сам поднял свою грузную тушу, снова возвращаясь к окну и залипая в него. За спиной слышались недовольные возгласы Зоэ, которой намёки Дока не понравились совсем, слышались, также, и слова Рико о том, что кое-кому следовало бы держать за своими белоснежными зубами не только язык, но и… кха, вдаваться, впрочем, в подробности этой фразы не имеет смысла, и Закариас закрыл руками уши. Хотя ругань всё равно проступала сквозь ладони.
- Очкастая, хватит лезть, я ж не к тебе обращался!
- Уткнись, бабник, у тебя вообще совесть есть? Приставай к легкомысленным ша…

К слову, Ханси договорить не успела. Прервали её две звонких оплеухи. Видимо, Смит соизволил прекратить словесную баталию, а значит, уши можно разжать, чего уж.
- Извольте вести себя тише, я же сказал, что занят, - вкрадчиво, но с толикой раздражения проговорили за спиной, а потом несколько обиженно добавили. – А ты мог бы их разнять.
А Майк всё это прослушал, переводя взгляд на отражение в стекле: там он увидел Нанабу, слишком расстроенную для того, кто идёт на бал не в гордом одиночестве. И чтобы это могло значить?

5

"Прости, Эрвин, мне и не следовало соглашаться" - думала с неким уколом совести Нанаба, заплетая волосы в косичку. Взгляд был опущен в пол, а на губах затерялась грустная улыбка. Она села обратно на стул, передумав. Ведь, наверно, не стоит убегать. Да и всем откровенно было максимум непонятно, что с ней, поэтому испорть кому-то настроение, вообще-то, было равно пяти процентам. 
Ханси хотела было пожаловаться всей этой группе о том, что ей не с кем пойти, но ребята уже явно утомились и заскучали. Этот разговор уже заранее был обречен, ведь уже был день, у половины головы были забиты своей дурью, у других - действительно знаниями. И все стали расходиться потихоньку по своим делам. А вот у кого- у кого, а дури больше всех оказалось у Найла. Её не тронули его распущенные слова по поводу того, что он не прочь с ней пойти. Ей было совершенно плевать на то, какие мысли у него гуляют в голове и в штанах.  Так же было плевать на подмигивания и тому прочие гадости. С его стороны это действительно выглядело пошло и мерзко.
- Он не зануда, - Нана бы сейчас с удовольствием под таким предлогом набила бы ему его сверкающую рожу. - "А ты вообще как насекомое, тебе знания только вдоль спинного мозга растянуть, ибо обычный у тебя сиськами забит." Но она, к сожалению, или к счастью, не успела сказать это предложение, ибо за неё вступилась Ханси, которая не терпела такого отношения к своей подруге. Да и Рико откликнулась с другого конца класса и начался гул. Нанаба только поморщила носик, потому что слышать всё это было не так уж приятно. А уж тем более при этом знать, что это частично из-за тебя. Но что её на тот момент поразило, в плохом смысле слова, Майк, который обычно в таких ситуациях влезает и раскидывает всех по разным фронтам, просто встал и ушел к окну, заткнув уши. Это её даже рассердило, и она уже готова была сама раскричаться на этих шумных людей, что бы они прекратили этот гам. Ведь они в школе, а не на базаре. Но тут вернулся Эрвин, раздав две плюшки воюющим. Нанаба вздохнула, посмотрев в сторону Майка одновременно с блондином. Что с тобой не так, Майк?

И вот, прошел тот бал. Честно говоря, Нана не пожалела, что согласилась, ибо Эрвин не изменил своего решения и пришел с ней. Она была в платье, закрытом, не слишком пышным, с завитыми волосами, но совершенно не накрашенная, как бы того не хотела Ханси. И всё прошло замечательно, кажется, они хорошо отдохнули, не смотря на то, что блондинке подпортило настроение довольное лицо девушки, которая пришла с Майком. Смит же в свою очередь спросил, что если она хочет, он может помочь, на что Нана отказалась. Кажется, Майк тоже не плохо проводил время, поэтому не стоило его портить. Сначала танцы, затем какой-то совершенно дурацкий конкурс в котором они отказались участвовать,  а затем все смешались, не осталось отдельных парочек, все танцевали вместе в одной кучке, разговаривали, девочки сплетничали, мальчики глазели на девочек, а блондинка не отходила от Смита, с жутким скребущим внутри ощущением недовольства и обиды в сторону Майка. Какая-то левая девушка оказалась ему лучше, чем, пусть и подруга, но лучше чем она, Нанаба. Если бы она знала, что случится буквально через пару дней, она бы наверно отказалась вообще от похода на этот бал. 

Вот, последний урок закончился, физкультура завершилась красивым броском мяча в кольцо от Майка его команда выиграла со счетом 20:18. Хотя, судья явно филонили, но это мало кого волновало. Девушка переоделась и вышла в зал, где уже потушили свет и учитель сидела в комнате, где у неё был письменный стол и куча наград. Волосы девушки были заплетены в косичку, она не особо старалась и была растрепанна. Все девочки уже вышли из раздевалки, кроме Ханси, которая задумавшись о своём переодевалась медленней всех. Опять наверно обдумывала гениальный какой-то план. В зал вошли две девушки, которые были явно из старших классов, но не были выше Нанабы, даже на каблуках. Мерзкие ухмылки даже не вызвали у неё подозрений, и она просто осталась стоять в зале, повернувшись лицом к двери в ожидании Зое. Девушки, довольно громко цокая каблуками, подошли к блондинке и прежде чем она сообразила, срезали ей волос близко к затылку. При чем срезали криво, девушка крикнула и от неожиданности и от боли - её потянули за оставшиеся волосы, явно желая их выдрать. Нанаба схватила за руку, пытаясь ослабить пальцы, но не сказать, что на тот момент она была достаточно сильна, что бы сделать это. Всё же занятие её измотало. Девушки шипели что-то про Майка и Эрвина, про то, какая она "с", "б" и "ш", и что вообще лучше бы не рождалась на свет с таким характером и поступками. У блондинки выступили на глазах слезы, но она абсолютно была тиха, и закусив нижнюю губу всеми силами старалась вырваться, но её держали и почти тащили за волосы двое девиц, а это было очень больно. 
Из раздевалки на крик выскочила Ханси, которая и помогла ей отогнать этих куриц от Наны, которая уже залилась слезами, но молчала, яростно утирая их и смотря на волос , что они бросили на пол. И смотря на них слёзы всё не кончались и не кончались. Но обидчицы не сразу ушли. зло смотря на девушку, которая села на пол, держась за голову, которая болела и ныла, после такой "схватки" и цепких ручек. В руках у них всё еще были ножницы и они явно собирались их использовать и в сторону уже обстриженной блондинки и в сторону Ханси, что ринулась защищать подругу. Но вот только отворилась дверь мужской раздевалки, откуда вышел Майк, явно запоздавший после всех. 

6

Бал. Зачем он вообще пошёл на него? А, помнится, потому что ему проехалась по мозгам Зоэ, вереща, как резанная бензопила, что вообще не дело пропускать организованные школой мероприятия. Эрвин же просто предложил Майку «развеяться». Вот уж из чьих уст это звучало смешно. Но, тем не менее, в зале, украшенном сердечками, розочками и прочей розовой канителью, чувствовал он себя крайне неуютно, постоянно порываясь мысленно уйти, но стремающийся бросить девушку, которая сама же и напросилась с ним пойти. Честно, он думал увадить Ханси, чтобы ей было не так тоскливо, но вот отказывать за свои недолгие года он так и не научился, особенно, когда просили на грани истерики. Весь вечер он только и слушал разговоры о том, какой он замечательный, его таскали по подругам, а он откровенно ловил ртом мух. Эта же девушка хвасталась перед двумя старшеклассницами, тыча пальцем Закариасу в грудь. Сам Майк в этот момент взглядом уловил Нанабу, которая своей пресной физиономией могла не только заставить молоко превратиться в кефир, но и убить весь праздник на корню. Рядом с ней Смит казался крайне весёлым и жизнерадостным. И что с ней, ну вот действительно? Это начинало беспокоить. Но, как показалось Майку, когда объявили очередной танец и Эрвин в очередной раз аккуратно повёл её вальсировать, черты её лица смягчились, и юноша смог позволить себе расслабится.

Вроде прошла неделя с того момента, как в школе стала рассасываться эта праздничная суматоха и все, облопавшись шоколада, снова вернули свои увлечённые разумы на путь науки и простой школьной жизни. И Майк тронулся в ту же степь, особо не выбиваясь из коллектива.
Тем не менее, единственным уроком, где он чувствовал себя по настоящему живым, как бы банально это не звучало, была физкультура. Особенно, когда дело доходило до командных соревнований. В такие моменты можно было не особо беспокоясь пихнуть Найла, нарочно пнуть Смита, а потом ещё и опустить последнего, выцарапав победу из его пальцев. Друг привык быть во всём первым, а Майк иногда испытывал истинное удовольствие, в чём-то её опережая. Пока девочки волейболили, перекидывая мяч, парни с большим удовольствием гоняли баскетбольный мяч. И конец урока ознаменовала победа таки команды Майка, ошарашенное лицо Эрвина, который утирал лоб напульсником, недовольно ворча что-то о том, что не нужно было так усердствовать ради какого-то баскетбола. А взмыленный и крайне довольный Закариас просто подарил ему дружеский «почесун» в разлохмаченные волосы, с силой, но без всякой злобы, слегка толкнув его в сторону раздевалки.
Вообще, урок физ-ры никогда не кончался простым и молчаливым походом в раздевалку, по пути обязательно были шутки, а раздевалке колкие замечания в адрес друг друга. Эрвин постоянно едко отвечал на каждую колкость, Найл ржал с обоих, а Майк не переставал подкалывать блондина, уязвлённого очередным проигрышем.
- Ты за своими книгами растерял всю сноровку, Смит, - ехидно ухмыльнувшись, говорил Майк, стягивая майку и встряхивая её над полом.
- На себя посмотри, ужравшаяся стероидами шпала, - обиженно пробурчали в ответ. Кое-кто совсем не умел ни обзываться, ни злиться. И этим был в три раза забавнее. – Ни стыда, ни совести. Словно не знаешь, как каждый раз меня колбасит от этих… этих… - он даже терял присущее ему самообладание, с горечью швыряя вещи в мешок. Каждый раз. После каждого урока. Даже после игры в настольный теннис.
- Стероидами? – Закариас ухмыльнулся ещё шире. – Тише-тише, Смит, не завидуй. А проигрывать нужно уметь.
- Я не проигрывал.
- Конечно, Смит, конечно.

В общем, из-за этого, как правило, в раздевалке их оставалось ну максимум трое, когда все успевали переодеться и слинять подальше, опасаясь, что у кого-то всё же лопнет терпение. Правда, под конец всех этих перепалок и подколов, всё же раздавался довольный смех Эрвина, который словно бы выпускал весь этот пар через парные «ха-ха», достаточно красивые, словно бы он этот смех репетировал перед зеркалом каждый день.
Правда вот, вместо положенного потом дружеского выхода из раздевалки за разговором, Майк вылетел из неё досрочно: уж больно ему не понравились звуки, исходящие из спортивного зала. Ни цокот женских каблуков, ни стук, ни приглушённые слова, достаточно злые. И не сказать, что он очень обрадовался тому, что увидел, когда влетел на паркетный пол, скользя в неудобных лакированных школьных ботинках.
Следом высунулась голова Смита, голова эта смутилась и скрылась обратно. Правильно, тебе трусами светить не хочется, ребёнок черепахи. Быстрее одеваться нужно.
- Я не понял, это что за вечеринка? – вопросил Майк, церемонно разминая плечи. Блин, на самом деле, ситуация была не фонтан, чуть менее, чем полностью. Почему? Потому что девушек он не бьёт, даже последних стерв, сук и мразей. Хотя, безусловно, размазать их сейчас ровным слоем по всему спортивному залу хотелось очень и очень. Глядя на Нанабу, что сдавленно рыдала, на Зоэ, которая выглядела, как злая, взъерошенная кошка. – Кша, - мотанул головой в сторону дверного проёма, девушки суть просекли и смылись. Смылись, предварительно не очень хорошо посмотрев на Нану, чувствуя некое моральное удовлетворение.
А теперь оставалась самая трудная часть программы: нет ничего хуже, чем когда девушка плачет, а что говорить о том, когда плачет девушка знакомая, достаточно близкая. И вот, как дурак, как неуклюжий медведь, присел рядом с ней на корточках, цыкнув на Ханси, которая уже начала поносить девушек на чём свет стоит. Та примолкла, уткнулась, а потом, видимо задумав коварный план, смылась. И с грацией всё того же медведя, он взял в руки отрезанную косу, которая буквально распустилась в них, просыпая мягкие, бархатистые волосы сквозь пальцы и оставляя только резинку.  Действительно мягкие, красивые, удивительно приятно всегда пахли, несколько даже по-домашнему, фиалкой. Запах был домашним, просто из-за того, что бабушка его на подоконнике эти фиалки выращивала.
А сердце тем временем терзала не жалость, а сочувствие, горькое и непередаваемое, которое словами Майк никак выразить не мог, как бы не пытался раскрыть рот, как не пытался посмотреть. Потому он просто протянул руку, коснувшись коротких, неровных волос, взъерошив их сильнее. А второй медвежьей лапищей повернул лицо Наны к себе, аккуратно касаясь мокрой щеки. Молчал с мгновение, щурясь, пытаясь понять, а сильно ли что-то изменилось. И единственное, что смог из себя выдавить, это дурацкое:
- Тебе идут короткие волосы, - и притянул к себе, подарив мягкие медвежьи обнимашки, жаль только, что мокрые, липкие и неприятные. Но уж очень ему хотелось, чтобы девушка перестала лить слёзы из-за этого случая, и уж тем более из-за тех, кто стал тому причиной. А волосы у неё всё равно мягкие, домашние. Даже тепло немного.

7

И вот, вышел он. И наступила тишина, никто больше мерзко не хихикал, не трогал её своим дерзким и бесстыдным взглядом, полным злобы. Всё куда-то исчезли, ушла даже Ханси, кто где-то вилась рядом, стараясь отпугнуть этих ворон, что слетелись на огородное пугало. Сейчас, даже не из-за испорченной причёски и стриженых она чувствовала себя пугалом. Просто тем человеком, у которого внутри солома, а вместо головы такая большая выпотрошенная тыква. Пугало, которое почти сжалось, сидя на холодном и грязном полу, стараясь утереть слёзы, от обиды и боли в корнях волос. Бывают же люди, бывают же… А Майк сидел рядом, и именно он заставил замолчать Ханси, и после чего она смылась. Нет, она наверняка не обиделась, она сама ушла. Удивлённые, чуть опухшие и широко раскрытые глаза наблюдали за тем, как в его руках рассыпались волосы, мягко проскальзывая сквозь пальцы. И она бы ни за что не решилась посмотреть в этот момент на лицо своего друга, просто потому что боялась там увидеть что-то кроме просто сожаления. Но ей не дели избежать взгляда. Тёплая и большая ладонь погладила её по коротким волосам, которые теперь стали похожи на деревья после урагана, торчали в разные стороны совершенно беспорядочно и некрасиво. Какие же тёплые были эти большие и сильные руки. Особенно та, что легла на её щеку. И сразу стало казаться, что собственное тело опустилось до нулевой температуры по сравнению с его приятной и очень горячей рукой, которая большим пальцем утёрла слезу. Как же сейчас было мокро, противно, и с тем тепло, как если бы было горько и сладко. В его глазах не блуждало одно лишь сожаление, там было что-то больше, а главное. Там не было жалости. В этих светлых, даже в полу мраке, глазах не было ни капли сострадания или жалости, что упокоило девушку.
А воздух тем временем стал липким и тянущимся, даже не смотря на то, что ей и так из-за слёз было трудно дышать. Это воздух обволакивал, заставлял твой мозг туго думать, долго соображать, и не давал говорить. Что-то сказать  ей стоило сейчас больших усилий, поэтому она и не пыталась. Рядом с ней оставалась горстка тонких светлых волос, которые расплелись и рассыпались от действий Майка. Отрывая взгляд, она забрала у него резинку, а после этого... После этого утонула в медвежьих объятьях. Но всё же, она была обижена на этого достаточно уже большого и высокого парня для своих лет. Хотелось, как птица забиться в его руках, оттолкнуть, ударить, высказать, что она думает. Настучать по голове, в конце концов, пнуть эти чёртовы светлые волосы на полу, говоря, что ни капли не сожалеет о них, что не надо на неё такими глазами смотреть, как если бы ей не волосы отрезали, а нос или выкололи глаз. Она была раздражена и обижена на этого человека, который так и не хотел понимать и принимать её, а теперь, с этой короткой причёской он и вовсе забудет, что она девушка, что когда-то у неё были длинные волосы, волнистые и красивые, за которыми она ухаживала так тщательно, что бы они были мягкими, послушными, не путались и что бы хоть кок-то напоминать другим, что пусть у неё нет супер талии и больших сисек, что она девушка. И теперь, всё что у неё осталось – это большие глаза и довольно мягкие черты лица. Теперь она могла вполне сойти за очень женственного юношу, что на данный момент удручало её сознание всё больше и больше. Всё потеряно, просто потеряно и с тем потеряны последние ниточки, что бы воззвать к Майку. Что бы пробудить в нём внимание к её женской стороне. Всё утеряно, и теперь рассыпано по этому грязному полу, вытекло со слезами, всё…
У неё не получалось вырваться. Руки опустились, она просто таяла, утихая в его объятьях. И пусть они были с его стороны дружеские, что бы успокоить её, она всё равно таяла, теряя половину своего сознания, которое разливалось, и было жидким как кисель, она всё равно не могла отпихнуть этого мальчишку от себя. Такое теплое ощущение было внутри, так захотелось прямо тут уснуть, так хотелось остаться в этих приятных объятьях. Но нет, они не могу длиться вечно, он всё равно её отпустит рано или поздно. А сердце сделало «ту-дум». А потом ещё раз, и ещё, до тех пор, пока он её держал. Она деялась, что он не почувствует, как яростно стучит её пульс в венах, а сдругой стороны, хотела, что бы он понял почему. Что бы просто знал. Не думал, что это из-за тех девчонок, на которых Нане уже было, откровенно всё равно.
Через пару минут она сама встала и отстранилась от Майка, утирая последние слёзы и горько вздыхая. Она поднялась и с некой заторможенностью провела рукой по обстриженным волосам, по виду находясь в доле смятения.
- Да, идут… - Конечно, они не могли не идти человеку, который, по его мнению, «свой в доску». Как пацан. Нанаба поджала губы и взяла свои вещи, стремительно, словно они вот-вот исчезнут и ушла из зала. Идут. Ох, дать бы тебе по голове, Майк Закариас. Сильно так, килограммовой штангой. И по заднице.

8

Грустно было, тяжело было рукой выводить по коротким волосам.  Особенно, когда так тихо дышат тебе в плечо. Тихо, но горячо, даже обжигающе. И сердце у неё бьётся громко, что за этой хрупкой грудной клеткой, больше похоже на бьющуюся в клетке птицу. И ведь, конечно же, она и сама, где-то внутри, хотела бы сейчас вырваться из его рук. Почему-то чутьё ему подсказывало именно это. Давно уже заметил, что она ведёт себя так холодно и отстранёно, словно бы Майк сделал ей самую большую мерзость в мире, а самому юноше было совсем не понять: что стало причиной такого отношения и чем он заслужил вместо улыбки – хмурый взгляд. Конечно, это несколько обижало, но с другой стороны, пока она от него убегала, каждый раз хмурясь сильнее, он пытался наоборот, быть чуть-чуть ближе. Ему-то слово сказать – словно перелезть через забор, иногда трудно, иногда легко. И поэтому, когда получается быть ближе, он молчит, пытаясь дотянуться до края этого забора, но каждый раз срывается. И мысли тоже.
Но, видимо, молчание в такие моменты было лучшим лекарством. По крайней мере, когда из его объятий выскользнули, то последние слёзы были быстро утёрты. И ведь не было ни капли удовлетворения в её словах, даже когда она стремительно покинула физкультурный зал. От него, Майка, в очередной раз подальше. А ему ведь действительно понравились короткие волосы, с которыми она выглядела… более милой, что ли? Да и вообще, зарёванной, как бы грубо это не звучало, она тоже выглядела более милой, более женственной, чем была с этими длинными волосами, но застывшим выражением апатии. А красный кончик носа, дрожащие губы, влажные, а от того кажущиеся больше, глаза – это было мило, по-женски. Короткие волосы, длинные. Какая разница?
- Да никакой, - сказал он уже в своё одинокое присутствие в зале, поднимаясь с пола, отряхивая школьные брюки. Только вот, будучи уверенным в своём единоличном присутствии, он не ждал эха, что прокатился следом за его голосом.
- Конечно, никакой, Майк. Но ты так невнимателен, - Эрвин выходил из раздевалки, закрывая её, закинув пиджак на плечо.
- Ты о чём? – Закариас, недоумевая, взглянул на друга.
- Да так, мысли вслух, - он улыбнулся чему-то своему. Странный парень.

Два года пролетели, как сильный порыв ветра. Они унесли с собой многие пустяковые отношения, многие скандалы, многие шутки. Два года утекли сквозь пальцы, как песок. За время было много: Нана снова отрастила волосы, Смит таки устроил словесную баталию с Найлом  и одержал верх, Ханси провела удивительный эксперимент. И меж тем, каждый готовился к этой взрослой жизни и университету с колледжами, что были не за горами. Вот буквально пара дней и всё, свобода. Ханси – будущий химик, буквально бурлила в предвкушении последнего дня её школьной жизни – выпускного бала. Трещала даже больше обычного, постоянно строила глаза всем подряд, не забывала добавить, что больше, скорее всего, никто не увидится. Остальные волновались меньше.
Сам выпускной, в прочем, ничем не отличался от всех остальных праздников, устраиваемых школой. Разве что, теперь был позволен алкоголь, да и много больше, чем обычно.  За первые несколько часов, после награждения короля и королевы бала (угадайте, кто потом издевался над одним блондином, что ему в этой диадеме так же хорошо, как Королю Артуру?), ужратыми было большинство выпускников и учителей. Каждый, теперь считая себя полноправным взрослым, перетирал с учителями. Ханси увлечённо спорила с химичкой, что-то доказывая, стуча громоздким бокалом из под молочного коктейля по столу. За эти часы её идеальная укладка сбилась и теперь лохматые волосы забавно топорщились. Да что уж, даже платье, казавшееся верхом шика и блеска Ханси Зоэ, снова стало казаться обыденным её нарядом. Безусловно, ей пошёл этот искрящийся цвет шампанского, который струился в пол, ей пошли убранные волосы и линзы, но не пошла наигранная женственность и кокетливый взгляд.
Найл, как всегда, погряз в девушках и теперь законном алкоголе, что-то кому-то рассказывал, позволяя женским ладошкам растрепывать его волосы, дерзко целовался с первой попавшейся, слизывая эти капли алкоголя с их губ. В общем, вёл себя, как всегда.
Рико на начало второго часа разрыдалась и убежала, загребая юбками. Она не смогла вынести шума, не смогла вынести и того, что молодой человек, с которым она условилась, отказал ей. Впрочем, слёзы её были достаточно злыми, чтобы не думать о попытке её утешить. В таком состоянии Брженска начинала крушить и ломать всё.
Нанабу, что удивительно, Майк весь вечер не видел: он был занят тем, что с пристрастием изучал всю картотеку бара, пробуя всё по очереди. До танцпола он тоже не дошёл, предпочитая развязно разговаривать с барменом обо всём подряд, а иногда просто молчать, закрыв глаза и думая о чём-то своём. Под конец, когда ему было слишком трудно сдерживать все мысли в себе, к нему подсел Смит. В голове уже давно витала дымка, несколько тяжёлая, и Майк слишком не соображал, чтобы следить за собственным базаром.
Красивый и ухоженный Эрвин попросил себе вина, очаровательно улыбаясь. Вот он весь вечер говорил с учителями, вальсировал, потом опять говорил и опять вальсировал.
- Ну, здравствуй, принц, - ехидно донеслось от пьяного-пьяного юноши. – где коня оставил?
- У входа припарковал, -
вполне серьёзно ответил Смит на шутку Майка, от чего тот залип, не понимая, это такой прикол или действительно оставил? – Я думаю, мне стоит сыграть роль Феи Крёстной, а не принца.
- Что ты несёшь?
- Ох, -
он замолчал, впрочем, ненадолго. – Думаю, всё же лучше не стоит, - оставил недопитый алкоголь, встал, ушёл. Майк лишь проводил его взглядом, фыркая себе под нос. Он ожидал разговора, а, как вышло, произошёл обмен любезностями в худшей ипостаси.
А потом он краем глаза заметил Нанабу. И даже не смотря на то, что волосы стали длиннее, во взгляде всё ещё сквозило несколько неприятное отрешение. Майк скривился. Скривился, потом соскочил с насиженного места, быстрым шагом подлетел к девушке и оттащил её в сторону.
- Нана, - неизвестно почему испытав яркое недовольство и вспышку гнева, чуть ли не прорычал Майк. Ему от чего стало горько. В частности, из-за… да, из-за вот этого. – Поясни мне несколько вещей, пожалуйста, - он силой вжал её за плечи в стену, просто трудно контролировать самого себя. Дурь в голове гуляла. – Первое, для чего ты растишь волосы? Думаешь, будешь казаться с ними женственней? Для начала перестань ходить с таким лицом. Ты даже не выглядишь красивой, когда на твоём лице нет совсем никаких эмоций, - потом тряхнул её, завис на пару секунд, ощутил прилив стыда и уже, понурив голову, пробормотал. – Второе, зачем так сторонится меня? Объяснишь может наконец, что я тебе сделал и от чего такое отношение?

9

- Потому что слон ты толстокожий, Майк, вот почему, - вздохнула Нанаба, пытаясь убрать руки парня со своих плеч, ибо они незамедлительно заныли в ответ на его вжатие в стену. Но ничего не получилось. Девушка, опустила взгляд, отвернувшись в сторону от лица русого молодого человека. От него явно разило алкоголем, а это раздражало её нос. 
Два года назад, когда она убежала из того спорт зала, проклиная то, что тогда случилось. Проклиная его теплые руки, свои короткие волосы, и нахлынувшие чувства во время объятий. Таких согревающих, но, блин, таких дружеских. Проклиная, что вообще повстречала такого человека, свою внешность, ругаясь на себя и Закариаса всем, что было в её словарном запасе. А по приходу домой разгромила свою комнату, в итоге так и не заснув и вручную поправив свою новую "стрижку". Вышло не очень аккуратно, но тем не менее лучше, чем было. Сколько же воды утекло с того времени. И вроде, как она бы не старалась, чувство, что совсем скоро они расстанутся, и после школы разлетятся в разные стороны и будут лишь раз в месяц встречаться, не покидало её. Но больше всего терзало мысли и чувство, что в один прекрасный момент, она встретит Майка и получит приглашение на его свадьбу. Именно с такими мыслями, они тогда засыпала неделями, а иногда вовсе не спала проклиная и проклиная те тёплые руки и понимающие светлые глаза. А ведь тогда, он действительно её ничем по сути не обидел, а она повела себя, да и до сих пор ведет, как последняя дура. Она сама почти разорвала их дружбу, вместо того, что бы попытаться усилить её. Может, она просто устала? Скорее всего. Но её удручало, что Закариас вообще не понимал к чему она клонила все эти годы. 
И вот, как факт, последние два года, она перестала к нему пробиваться, ни как к другу, ни как к юноше. Стала более отстраненной, на людях нормальной, но воротящей нос или просто чем-то недовольной, без причины. Она стала реже обращаться к Майку или к тому же Эрвину, всё больше стараясь быть рядом с Ханси, которая знала всё и постоянно тащила куда-то. А последний год, Нана вообще не оставалась на переменах с классом, а предпочитала выходить в коридор и проводить время с одной девчушкой по имени Рине. Рядом с этой светлой и солнечной малышкой, сразу становилось лучше, ибо она дарила радость и просветляла девушке сознание, сама того не осознавая. И Нана привязалась к этому маленькому сгустку тепла и радости, полюбила её как младшую дочь и вроде сердце её успокоилось, она стала сама светлее, как светлели и отрастали её волосы. 
И вроде девушка стала добрее и светлее, благодаря Рине, к другим, и всё в её душе утихло, но Майк... К нему она так и не смогла вновь став теплее, только избегая, или перебрасываясь с другом короткими фразами. Иногда, всё же, она старалась, почти заставляла себя, оставаться с ним наедине, что бы просто восстановить хотя бы часть от того отношения, что раньше было в ней. Они сидели, молчали. Майк смотрел обычно в сторону, Нана же прикрывала глаза и еле дышала. Но как только он начинал говорить, девушка просто уходила, с самыми нелепыми оправданиями. Она ломалась, когда слышала его спокойный голос, такой низкий, бархатный и шелковистый. Такой приятный, но с тем режущий, как если бы это был нож, а не голос. И так два года. Два года на которые раньше она упавала, что сделает всё, попробует все попытки, что бы достучаться до этого юноши, что так будоражил её сознание. А в итоге она опустила руки, на пол года уйдя почти в себя. 
Но сегодня, сегодня был замечательный день. Красивые девушки, стрекотавшие, как стрекозки и милые светлячки, были наряжены в красивые и длинные платья: пышные и струящиеся, светлые и темные, блестящие и однотонные, классические и новые состоящие из безумного покроя и цветов. И Нана, в платье в пол, не пышное, но легкое, красивого василькового цвета, с закрытыми плечами и руками. Единственная, кто была в балетках, а не на каблуках, потому что неумела и падала. Длинные волосы, что отрасли длиннее, чем были до того, как их остригли, свободно струились. Она не хотела их заплетать. Недолгая церемония, и дальше начался настоящий праздник, где были танцы и спиртное, которое почти все пили с удовольствием. Она всё это время разговаривала, ходила по залу в восхищении, мягко улыбалась всем подряд. Затем станцевала три танца подряд с Эрвином. Ах, как он вырос! Да, ему было куда расти. Как же он возмужал за эти два года - непередаваемо. Они говорили во время танцев, Нана не помнила о чем, просто говорили, без определенной темы, и она ему искренне улыбалась, ей было хорошо. Она чувствовала, какая легкость у нее была на сердце и в ногах. После же они вместе пропустили бокал вина, задумчиво смотря на уже немного напившегося Майка, что болтал с барменом и крутил в руке очередной бокал. Девушка лишь тяжело вздохнула и пошла дальше разговаривать с одноклассниками, оставив Смита. 
Не передать словами, как она испугалась, когда Майк чуть позже подошел к ней, а затем вжал в стену и потряс. Она действительно испугалась и с тем к горлу подступила забытая обида. Как ты можешь такое спрашивать? Как? Разве тебе до сих пор не стало ясно? Конечно, ты же не похож на человека, у которого пол можно определить только услышав голос. Она так думала скорее от обиды, что именно этот человек так настойчиво думал о ней только как о друге. Ей было больно. И с тем его руки вновь коснулись её только спустя два года. Сейчас они были еще горячее, то ли алкоголь температуру поднял, то они действительно такие теплые, то ли Нана немного замерзла. Она еле двигала своими руками, но не старалась отпихнуть юношу, скорее уж самой положить свои руки на его плечи. Но она банально не могла. 
- Майк, - прошептала девушка, посмотрев в его ореховые глаза, взгляд которых был уже мутен. Она немного покраснела, а лицо выражало дикую боль и терзание, что были внутри неё все эти годы. Брови были преподняты и чуть изогнуты, а губы, казалось, дражали, как если бы она хотела броситься плакать. Но она не хотела плакать, не сегодня, не позднее. То время, оно уже прошло, когда она ночью жевала подушку вприкуску с соплями и солеными слезами. - Что остается делать человеку, что все эти годы пытался показать тебе свои чувства, но ты в упор не видел в нём что-то больше, чем друга? Что мне оставалось делать? Нет, что мне надо сделать, что бы ты наконец понял, что я девушка? Та, которую ты всё это время называл лучшим другом, и не просто не видел, что твориться с ней у тебя под носом. Девушка, которая все эти годы испробовала все пути, ВСЕ, что бы показать как... - она уже не шептала, а прямо говорила, смотря в эти глаза. Она даже не была уверена, что он вообще запомнит её слова. Ей было не приятно видеть его таким. Напившимся, уже разлохмаченными волосам и с сильно разящим спиртным дыханием. - Как ты ей нравишься. Да, я так хотела напомнить тебе, что я всё еще девушка, но это только по началу. Затем, я просто пестала их стричь, вот и всё. А второе... Это глупо, но таким образом ты обижал меня. Тебя ничто не брало, я устала бороться и что-то доказывать. Но и оставаться рядом как прежде не могла. Прости меня, Майк.

10

- Меня? Брало? Что, по-твоему, меня должно было взять? – ага, снова вернулась та самая спесь, которая была до этого. – Твоя надежда на то, что я смогу разглядеть в тебе что-то более, чем женственного клона вон того пижона? Твои поступки и попытки были такими… никакими, - только и оставалось, что опустить плечи, потом отпустить Нану, вместе с тем, касаясь пальцем солнечного сплетения. – Как меня могла заинтересовать девушка, которая сухая, как тростниковая ветка? У которой улыбка появляется раз в полгода? Которая делала всё, чтобы я её заметил, но даже не думая о том, что не в намёках дело, - удивительно да? Что до него сейчас вот дошло? Находите смешным?  А вот, не в алкоголе дело. Дело, как раз таки, в Фее Крёстной, которая сейчас спокойно себе продолжала порхать от учителя к учителю, а ведь неделей назад, между прочим так, обмолвилась, как она выразилась, «парой очевидных слов». Эти очевидные слова и заставили его сейчас налакаться, понимая, что, чёрт возьми, он пытался дружить, а его, тем временем, пытались любить. И мало того, что любить его пытались неумело, с надеждой на взаимность, так ещё и мерзко, мерзко царапали по душе когтями. Безусловно, страдать на публику у неё получилось лучше, чем однажды подойти и просто поговорить. Получилось намного лучше говорить обо всём Ханси, Эрвину, той маленькой девочку со средней школы. Да кому угодно, но не ему самому. – Я похож на человека, который поймёт твои намёки? Как ты выразилась: «все способы»? – он грубо схватил блондинку за подбородок. – Хотела напомнить, что ты «всё ещё девушка»? А я, слепой такой, не заметил. Ты слишком преувеличиваешь собственную мужественность во внешности, но это не мешает тебе вести себя, как мужчина.
Всю фразу на одном выдохе. Честно, по какой-то пьяной причине, он ощущал себя страшно обиженным. Обиженным за то, что ему нужно было всё понять через эти призрачные для него самого намёки, что ему НУЖНО было обязательно заметить её, обязательно сказать ей: «Конечно, если ты меня любишь, то это абсолютно меняет дело». Других раскладов, видимо не бывает. А ему приходилось с болезненной тоской наблюдать за тем, как человека, которого знаешь больше 10 лет стремительно от тебя отдаляется. Почему? Ах, потому что он, Майк, во всём виноват. В том, что не видит в ней девушку. Но, чёрт возьми, что мешает видеть в ней девушку, но друга? Это трудно понять? Да безусловно!
- Что ты делала те два года, пока у тебя был прекрасный шанс окончательно расставить все точки над «i»? Пряталась и убегала, - он сжал щёки девушки с чуть большей силой, чем должен был, но сразу же отпустил, вдарив ладонью по стене. – И, конечно же, во всеобщих глазах виноват был я: как мило с твоей стороны. Ты думала просто взять и поговорить? Сесть рядом и вымолвить два три слова, а не намекать? Особенно, если ты видишь, что до меня особенно долго доходит? – он даже не стал отрицать собственную тормознутость. В этом была толика правды. – И поясни мне, просто поясни одну маленькую деталь: почему от ТВОЕЙ любви и от ТВОИХ чувств ко мне, мои чувства должны также подвергаться пытке? О чём я думал, пока залипал в окно? А всё ли хорошо с твоей дражайшей шкурой, от чего она опять хмура, зачем в очередной раз садится рядом, молча, словно силясь что-то сказать, но даже не дослушав моего вопроса, срывается с места и убегает. Почему избегает, почему каждый раз уходит прочь, делает вид, словно меня рядом нет совсем, - и вот с этим потоком слов становилось немного легче, но, тем не менее, глубоко внутри, где-то под сердцем, клубился такой страшный чёрный зверь, который всё сильнее драл нутро, каждый раз завывал и требовал вырваться наружу. Несколько страшных слов, которые скреблись, скулили, впивались зубами и когтями. Юноша опустил свои руки на плечи девушки в очередной раз, но не сжимая, просто опустил, просто притянул к себе, снова, казалось бы, обнимая, но уже без того тепла, что было два года назад. Обнял, просто чтобы слова, предназначавшиеся только ей, услышала только она. И ведь знание того, что потом это всё разлетится в их узком кругу, совсем его не останавливало. – Возможно, если бы у тебя хватило «мужественности», о которой ты всё время так настойчиво говоришь, сказать мне о том, что у тебя в душе. Сказать раньше, чем сейчас, то, возможно, тебе не пришлось бы каждый раз лить слёзы в подушку, а мне бы не пришлось говорить этих пьяных слов, Нанаба, - он говорил это блондинке в самое ухо, с нажимом выделяя каждое слово, честно надеясь, что на утро, завтрашнее или послезавтрашнее, он всё это вспомнит. Потому что вспомнив, понимая себя трезвого и себя пьяного, отличавшегося жестокостью и неспособностью держать в себе этих зверей, он бы полетел извиняться, падать в ноги, унижаться любым способом. – Слов о том, что сейчас я даже рад тому, что наши пути окончательно разойдутся и я больше не увижу твоей бесчувственной рожи, не будет твоих постоянных призрачных намёков, не будет взглядов полных укора, которые терзали меня два года, и ни одного слова. Слова, знаешь ли, такие трудные для произношения, - и плевать на все эти валентинки, бумажки и записки. Валентинки горами дарила всем подряд импульсивная Зоэ, Рико тоже могла не скупиться на вырезанные из бумаги сердца. Бумажные слова не имели ровно никакого смысла: от них можно было легко откреститься, а каждая попытка спросить, является ли автором Нана, оканчивались, как правило, её взглядами за очередную обиду. И разговоры были отложены, а потом забыты.  И разжал свои объятья, последний раз проведя ладонью по мягким, но уже достаточно длинным волосам. С некой жалостью, но уже по отношению к их обладательнице. Он хотел её задеть, это было даже не нужно было отрицать. И он сделал это. Почему нет? – Надеюсь, не увидимся, - и резко развернулся и пошёл прочь с дымного, душного зала, по пути сворачивая стулья и пугая танцующих в угаре выпускников. И только Эрвин, видя происходящее от начала до конца, сорвался с места, быстрым шагом, таким же, каким подходил Майк, подлетел к Нанабе, мягко набрасывая на плечи пиджак и что-то спрашивая. Закариас уловил это лишь краем глаза. А дальше было как-то всё равно.

11

Сказать. Интересно, как бы это выглядело? «Привет, Майк, слушай, мы тут десять лет дружим, а тут оказалось, что я тебя лет семь как люблю, поговорим?». Какой человек вообще подойдёт и так сделает? Наверно, тот, который не боится, что после этого друг от него отвернётся, покрутив пальцем у виска. Который точно знает, что на его слова отреагируют более чем спокойно, а не встанут, не вылупятся, как баран на новые ворота и будут так стоять и смотреть. Только человек, который далеко не понимает, насколько эти чувства трепетны, что бы просто подойти и как всегда завести о них свободный разговор, не боясь получить удар в сердце. Конечно, доля правды в словах Майка была – она истерзала и себя и его. Но это не давало ему право, так грубо её обижать. Сам-то, вместо того что бы напиться, мог бы подойти, раз уж такой смелый, и видя, что она сама не может поговорить, завести самому тему. Нет, Майк, ты тоже выбрал самый легкий путь. Напиться. Если бы Нана напилась от безысходности, он бы видел её ужратой каждый божий день просто в доску. Возможно, она и не решительна в таких вопросах, поступила совсем не хорошо, не сказав даже ничего, или хотя бы просто не попыталась поговорить. Но, чёрт, Майк, она никогда не играла на публику. Что ей оставалось делать, при своей нерешительности? Ты думаешь, если бы она лицемерила тебе в лицо, врала, говоря, что всё прекрасно, улыбалась, и всё было бы замечательно, тебе бы стало легче, когда в один прекрасный день она бы всё рассказала, уже от невозможности терпеть собственное лицемерие? Нет, тебе не было бы легче. Хотя бы сейчас, ты ушел, хоть обиженный, но тебе было легче уйти, чем, если бы ты мигом оторвал от своего сознания Нану.
Говоря о том, какая она последние два года была сухая, он забывал, опять забывал, что она не может быть «своей в доску», потому у неё было женское сознание. Она отнюдь не была мужественна, как он сказал. Девушка никогда не твердила о том, что мало того, что она на мальчика похожа, так ещё и характером пошла. Нет, она так никогда не говорила, просто потому что знала, что это и будет являться игрой на публику. Пару раз, она заметила Ханси:
- Знаешь, внутри так пусто внезапно стало, но меня это как-то не волновало до этого, я просто не замечала. Кажется, вот-вот и я действительно превращусь в какого-то пацана без чувств. - Это были очень горькие слова, произнесённые год назад, она не думала, что Ханси скажет их кому-то, но видимо, она всё же поделилась. Может с Эрвином, может сразу с Майком, но факт остался, что он, как она поняла, знал о них.
Говорит, что думал, что с ней случилось что, смотря каждый раз в окно. А сам же ведь тоже не подошел, не спросил. А ведь это легче, чем признание в любви, не так ли, Майк? Или спросить «Что случилось, в конце-то концов?» так же трудно, как и понять, когда твой друг, не хочет быть просто другом? Или что, тоже мужественности не хватило для такой простой фразы?
Пыталась заставить она его! Майк, что ты несёшь? Ничего она не пыталась. Она хотела, что бы ты увидел или сам хотя бы догадался. От тебя больше ничего не требовалось. Да, в конце, от тебя и этого уже не хотели. Если бы ты хотя бы один из всех намёков понял, у девушки бы не осталось выбора, как просто взять и поговорить. В конце концов, ты сам мог её остановить и заставить рассказать, благо, остановить Нанабу ты умел и без применения силы. А если бы и не смог, то сопротивляться она не умела. Но нет, мы же не видим ничего под своим большим и чувствительным носом. Да, если бы ты хотя бы вполовину чувствовал сердцем так же, как носом, ты бы давно всё понял. Все, ВСЕ вокруг давно уже всё поняли. Но нет, ты остался самым непробиваемым человеком во вселенной.
И пусть девушка даже и на пятьдесят процентов не была права, всё равно, никто, даже Майк, не смел обижать её так жестоко. Эрвин в женском обличии. Ну, спасибо тебе, дорогой, извини, что причинила столько неудобств, лишь из-за того, что похожа на твоего лучшего друга! Каждый год, каждый божий год, после Дня Святого Валентина, ты подходил к ней с вопросом «Нана, это не от тебя ли открытка?». Каждый божий раз, даже зная её аккуратный и каллиграфический подчерк, который был только у неё одной, да, и у Эрвина, каждый раз ты спрашивал. НЕТ, НЕ ЕЁ, ЭТО ЭРВИН СЕЛ И ВЫРЕЗАЛ ТЕБЕ НА ДОСУГЕ. А ведь она один раз почти так и сказала, обидевшись, только не всю фразу, а лишь начало: «Нет, не моя, это… - смятение и отворот на все сто восемьдесят градусов – Не моя эта Валентинка».
И она бы простила, простила и забыла бы все эти слова, даже без его извинений, возможно. Если бы не последние фразы, что он сказал. Надеешься ты? Ну и катись, катись на все стороны, Майк Закариас.

В ней говорила, наверно не меньшая обида, что говорила в Майке. Как бы там не было, он сполна обидел её в ответ за два года терзаний. Даже немного вагон сверху досыпал.  Значит, говорит, что она убегала, делала вид, словно его рядом не было и тому подобное? Замечательно. Если ни всё же когда-нибудь ещё встретятся, пусть даже не смеет надеяться на то, что бы она обратила на него своё внимание. Сухая, говорит. Ну, что же, он ещё не знает, насколько девушка может быть суха по отношению к другим. Её просто раздражало, что он может говорить о том, какая она такая и рас такая, плохая нерешительная, что ей было трудно сказать слова, а сам смог сказать, только напившись, как сапожник после получения выручки. Было, в принципе, не так больно плечам, и подбородку, что на пару секунд стиснули сильной рукой. Было не так больно, когда столь холодно её обняли, говоря такие ужасные слова ей прямо на ухо, отчетливо произнося и всё это вприкуску с запахом алкоголя, от которого девушку откровенно тошнило. Что же, мерзкое и грызущее ощущение, что они возможно больше никогда не увидятся, окончательно пришло только тогда,  когда Эрвин встряхнул её в третий раз и спросил, что же случилось и что Майк наговорил. А Нана не стала рассказывать, лишь взяв его за руку и повторяя, что ничего страшного, но говорила это таким дрожащим голосом, что было трудно поверить, но всё же, Смит понимал всё. Она не хотела никуда выносить слова Майка. Все увидели хотя бы часть этой ситуации, но никто так и не мог до конца сказать, что там произошло. А она и не рассказывала. Оставив всё, она попрощалась с Эрвином, крепко обняв, говоря, что они наверно не скоро теперь увидятся, ибо она хочет проведать отца в другом городе, а это на всё лето.
Ох, как её трясло, как колотило от душевного холода и истощения, когда она, наконец, дошла до дома и смогла забраться под холодный душ. Как же ей хотелось выплеснуть всё, хотя бы через крик, но ничего не вырывалось изо рта, слезы не хотели идти, ведь всё уже выплакано давно, и она просто продолжала терзать саму себя. Два или три дня она отговаривалась от Ханси, что бы та не волновалась за неё, и потом действительно поехала к отцу. И прожила там, отнюдь не три месяца, как планировала. Девушка отучилась там, нашла работу, часто приезжала к Ханси, которая тоже потихоньку продвигалась в сфере химии и преподавательства, виделась с Рине и даже один раз краем глаза встретила на улице Эрвина, который стремительно куда-то шел, на ходу делая записи в маленькую книжечку, куда обычно пишут номера телефонов. И вроде всё ушло и отошло, обида заснула, остались только приятные воспоминания, которые всплывали на прогулке, которые очень нравились Нанабе, и всё же она думала, какая дура тогда была, прицепилась к себе, всё ища недостатки, прицепилась к Майку, обвиняя вообще чуть ли не во всём на свете. Ох, подростки, такие подростки.
Сейчас же Нанаба вернулась к матери, посчитав, что довольно убегать, хоть и с отцом ей жилось очень и очень хорошо. Она даже стала понимать, почему он ушел от этой женщины, но всё равно она любила свою маму, а мама не чаяла души в дочке.

Зима… Хруст снега под ногами, большие и пушистые снежинки, которую ложатся на чуть замёрзшую руку, ибо хозяйка этой руки опять куда-то их заснула, а вспомнить просто не могла. На удивление для зимы погода была очень тёплая, может потому что выпало в последнее время очень много снега. Люди аж проваливались по колено в сугробах, если конечно не шли по расчищенным дорожкам, как шла Нана, смотря по сторонам на детей, которые только и делали, что валяли в сугробах, а их родители запугивали: «Вот будешь долго в сугробе лежать – замёрзнешь и больше не получишь шоколада». Это вызывало у неё смех, она его сдерживала, широко улыбаясь. Вот,  вроде человек опаздывает, а всё равно не бежит сломя голову, вся в испарине с мыслями «О, боги, я опаздываю!». Ну, подумаешь, опаздывает, велика беда. Всё-таки это ещё не родительское собрание, и уже не уроки, что бы куда-то ещё спешить кроме работы. Девушка шла довольно широкими, расслабленными шагами, спрятав замёрзшие руки в куртку, и наслаждаясь приятной и энергичной мелодией в наушниках. Она не заметила, как дошла до здания.
Сегодня утром Ханси, дико тараторя в трубку, напомнила Нане, что у них встреча одноклассников, о которой блондинка благополучно забыла, закружившись с работой. Дети, понимаете ли. Пришлось думать, что бы такого нацепить на себя, что бы никто не пришел в ужас от тяжёлых сапогов и мешковатых вещей. Выбор остановился на светлых джинсах с рваной коленкой и серой длинной теплой кофте с капюшоном, а на ногах так и остались чёрные сапоги с зимней толстой подошвой.
Волновалась ли она, когда подходила к зданию, проходя к нужному столику, скидывая с себя уже слишком тёплую зелёную куртку, с разноцветным шарфом, вешая её, как попало на вешалку, и первым делом радостно кидаясь обнимать Зое, по пути говоря, как она рада видеть её? Нет, ничуть не волновалась. Наоборот она была рада вновь встретить всех этих людей. Даже Найла. Ведь они не виделись с месяц, ибо у каждого дела, дела. После чего рукой растрепав её хвост, и радостно смеясь, слушая, что она тараторит. Да, все уже были в сборе, и девушка пришла самой последней.
Ах, да, и самая важная деталь - Нана давно уже обрезала свои длинные волосы, сделав их не просто короче, а очень коротко. С тем они не стали выглядеть как-то хуже. Ей даже нравились они. Это ей так тепло напоминало о моменте в том зале, когда Майк так тепло гладил её по голове, и обнимал. А она... Она как дура убежала.

Отредактировано Nanaba (2013-12-13 14:07:13)

12

Честно говоря, мужчина и не помнил, как дошёл до дому, как зарубился там спать, успев нагрубить единственной обожаемой женщине. Он даже не раздевался, а просто рухнул в кровать, повернулся к потолку, уставился в него и долго, слишком долго смотрел на синие разводы. На душе было неприятное скребущее ощущение: скорее от того, что он не смог заметить того, что видели все остальные. Это обижало и злило, безусловно. Причём злился он сам на себя, а выплеснул гнев на Нану, которая, в принципе, мало в чём была виновата.
Впрочем, обида эта на утро ушла вместе с воспоминаниями, оставив в голове только тупую головную боль и резь в глазах. Каким чудом он поднялся с постели и каким чудом дошёл до кухни, где его ждал холодный завтрак обиженной Глэдис. Она всегда, когда обижалась, готовила ему холодную еду, специально оставляя в морозилке. Иногда ей можно было похрустеть: эта была одна из причин, почему с бабушкой он не ссорился, а предпочитал всегда относится к ней, как можно лучше. Да и, в принципе, она была ему единственным родным человеком, безмерно добрым.

Именно поэтому, спустя два года, ему было так трудно от неё съезжать, но на этом настаивал Смит. Как он выражался: далеко сидя дома не уйдёшь. Хотя, кто бы уж говорил. Оставшись в своём доме, при мёртвых родителях и не малом капитале, он шустро развернул собственное дело, полностью прикрыв праздное ничего неделанье родителей. 
В общем, жизнь за семь лет кипела, бурлила и куда-то неслась. Неслась, впрочем, крайне незаметно, пролетая мгновенно, как если бы все эти школьные дни были только вчера. Вот ему уже 25, он давно отучился по ненужной ему специализации, получил свой диплом и работает обычным офисным клерком в компании. Из своих школьных друзей он видится только с Ханси, работающей в школе химиком, но подрабатывающей в лаборатории, и Эрвином, успевшим пролезть просто везде. Иногда он виделся с Рико, которая, устроившись нотариусом, часто приходила к его боссу в компанию, чтобы заверить пару тройку документов.
Не сказать, что по остальным одноклассникам он скучал, но вот, например, Нанабы и её отстранённой холодности ему не хватало.  Хотя бы потому, что в моменты своей улыбки, она выглядела прекрасной и даже поразительной. В общем, все воспоминания были даже несколько тёплыми, особенно, если учитывать, что многое в своей жизни за эти семь лет он пересмотрел и стал менее отстранённым от этого мира, хотя, тем не менее, к нему не стремился.
А в сегодняшний выходной день, как уж повезло, ему пришлось вспомнить и об остальных своих одноклассниках: Зоэ допекла с обязательным походом на встречу этих самых одноклассников, и чтобы явка была обязательной. На его попытку сказать строгое и уверенное «нет», ему заявили следующее:
- Ты придёшь, иначе я попрошу Эрвина тебя уговорить.
Честно, эта угроза сработала лучше, чем пистолет, приставленный к виску. Слушать нотации Смита, который за эти года стал ещё большим занудой и поленом, совсем не хотелось. И вот сейчас, вышагивая в замшевых чёрных ботинках по позвоночникам снежинок, Майк с интересом отмечал, что в этом году снега намного больше, чем обычно. Да и мороз всё же бьёт по щекам и носу: обычно было достаточно тепло, а сегодня он всё же достал тёплый зимний бабушкин шарф и кардиган, хотя совсем-совсем не любил ни то, ни другое. Но связанные с заботой и любовью – они были самыми лучшими подарками. А вниз одну из обожаемых рокерских футболок. У него подростковое бунтарство проступило позже, чем планировалось. Хотя, чего уж, многие мужчины остаются детьми даже в свои 40 или 60.
И вот, не сбавляя шага, он поднимался по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, напевая песни Nickelback, ощущая глубокое моральное удовлетворение. Пусть, конечно, от жизни он далеко не всё получает, но даже с такой работой (работой не его мечты), он может позволить себе те милостные шалости, которые так умиляли душу. Только недавно купил мотоцикл, теперь ждал весны, чтобы устроить ему прогон: всё же зимние дороги слишком опасное место, даже не смотря на то, что сам Майк покататься любит. Бабушка сдерёт с него три шкуры, если он попадёт в больницу, а Эрвин изнасилует мозг в самых извращённых формах.
Влетев в помещение, специально оборудованное для массовых тусовок, он несколько удивился, увидев здесь толпу из одного класса: видимо решили обойтись без параллели. И как то он не сразу заметил, что пригласили их в бильярдную. Ну, что же, Ханси, с него причитается. Отличное место. И первым делом он стянул куртку, швырнув её куда-то на диван, радостно улыбаясь присутствующим. Если посмотреть со стороны, то все действительно сильно изменились за эти года.  Вон стоит Найл, такой же взъерошенный, но кажущийся более взрослым, хвастающийся перед одноклассницами тренированным телом. Видимо, нашёл работёнку, что заставила его шевелится. Одетый, как подросток, с щетиной на лице, он являл собой таки типичного любителя развязного образа жизни или жгучего красавчика, которому и весь мир не указ. Чуть дальше, с явной насмешкой на лице сидел пунктуальный Эрвин: в белой рубашке, чёрном жакете, строгих брюках. Весь причёсанный и прилизанный, с дорогими часами на правой руке. Он в задумчивости цедил виски, разговаривая с Рико на отдалённые темы. Ханси, в простом белом платье из вязаной шерсти, о чём-то договаривалась с барменом. Она за эти года успела отрастить волосы, убирая их теперь в небрежный хвост или мохнатый пучок, а круглые очки сменила на аккуратные, строгие. Рико, к слову, выглядела теперь более забавно. Из всех присутствующих, она была самого низкого росту, а если уж сравнивать с Майком, то могла бы дышать ему в пупок. Одела она была так же строго, как и Эрвин, предпочитая жилетке и брюкам – юбку с высокой талией. И волосы свои светлые она обрезала и убирала теперь за ухо. В общем, маленькая деловая леди.
Закариасу казалось, что пришёл он последним, но не успел подойти к Смиту, как дверь хлопнула и ворвался последний гость, на которого бросилась Зоэ, теребя и требуя объяснений за такое ужасное опоздание: она буквально силой стащила куртку с гостьи, продолжая отчитывать.
- И как тебе не стыдно, я же сказала, что придти нужно было 15-20 минут назад! У меня же всё-всё расписано, - «у кого-то крыша поехала от вечных уроков» - с ухмылкой подумал Майк, ухмыльнувшись в усы. Да, он подстриг волосы короче, чем они были в школьные времена, и отрастил усы с бородкой. И ему безумно нравилось по деловому её, бородку, наглаживать, или едко ухмыляться. – Нана, ну где твоя совесть! – рука Ханси взметнулась и растрепала и без того растрёпанные светлые волосы.
А ведь он её сразу и не узнал: теперь она выглядела несколько… иначе? Да нет, всё такая же, но лицо более живое с этим румянцем на носу и щеках, в несколько небрежной одежде и с короткими-короткими волосами. И эти короткие волосы действительно ей шли.  А он так и застыл на место, несколько умиляясь тому, как изменилась та старая знакомая, по чьей улыбке он скучал больше всего. Всё же трудно расставаться с друзьями. Поэтому, пожав руку Эрвину, растрепав причёску Рико, на что та недовольно топнула ногой, и отвесив смачный хлопок по спине возгордившегося Найла, он медленно подошёл к Нане, посмотрел на неё, улыбаясь так тепло, если бы она была для него больше, чем подругой, и сказал:
- Привет, - вот так вот просто, глупо и нелепо, как если бы и сказать было нечего. На деле же хотелось её обнять и закружить, а может и расцеловать в это вечное, недовольное лицо. Всё же, даже не смотря на прошедшие года, она почти совсем не изменилась. Только стала больше… парнем? Да нет, не то слово.

13

Нанаба рассмеялась, давая подруге завершить стягивание, и схватила её в охапку. – Ну, не мельтеши, Ханси, не мельтеши, дай я хоть тебя обниму, дорогая! – И явно было ощущение, что они сто лет не виделись, хотя прошел всего месяц. Она рада была её видеть, трепать её и без того растрёпанные волосы. Но вот, пришло время оторваться от затисканной Зое. Она оттянула толстовку вниз, поправляя, и осматривая пришедших. Все они сильно изменились. Но, как же она по всем по ним соскучилась! По всем. По Эрвину, который стал ещё серьёзней, ещё строже, прилизанней, но это не мешало ей вспоминать, каким он был на физкультуре растрёпанным и взмокшим, и вот сейчас, ведь не сказать, что это человек вообще хоть когда-то был без идеальной прически и без строгого, хоть и очень ему идущего, костюма. Она скучала и по Рико, которая слишком сильно изменилась по её мнению. Девушка стала красавицей, а строгая юбка была ей к лицу так же, как и Эрвину шла сама строгость. Найл… Что не сказать, но и по его хвастовству она тоже соскучилась. Кто же ещё столь непринужденно умел хвастаться тем, что действительно было, а не придумывал, как делают многие. Хотя, смотря на Дока, можно сказать, что он застрял в том далёком десятом классе.
Она только заметила, куда пригласила их всех Ханси. Бильярдная. Шары стучат, люди болтают, слава богу они были в той части зала, где никто не курит. Ну, почти. Всё же было недобросовестные люди, которых бы она сейчас оттаскала за шкирку. Ещё не дай бог испортят их встречу.
Она не сразу заметила Майка, как бы это нелепо не звучало. Она с таким восхищением оглядывала это помещение и людей, что не заметила человека, который подошел к ней ближе всех. Как же он изменился! Ещё вырос, ещё стал больше и сильнее, волосы только стали короче… Усы и бородка? Вот что её удивило. С ней, он был чуть серьёзнее, чем должен был быть. Она всегда считала, что если Закариас отрастит бородку и усы – это будет смешно. Но, видя сейчас его, она поняла, что ошибалась думая так. Они действительно подходили Майку, такому большому и теперь уже действительно похожему на медведя. Он до сих пор был на вид такой тёплый, такой родной и её бы переполнили чувства, если бы не одно «но». Она ещё не забыла, как он испортил выпускной. И ей, и Эрвину, который переживал, что у них случилось, что он сказал Нанабе. И отчасти Ханси, которая тоже ушла раньше из-за Наны, пытаясь до неё достучаться и дозвониться. «Привет»… Оно было действительно таким мягким… Что её это немедленно взбесило. Нана вскинула одну бровь и развернулась к Майку. Может, она и перестала быть суха, но это не значит, что приобрела только положительные эмоции в мимике. По её лицу было видно, что смотрит она немного зло, с тем, как смотрит обиженный ребенок.
- Это тебе за то, что напился, как последняя свинья, - Нанаба занесла руку и дала Майку сильную пощёчину – а это за то, что испортил выпускной Эрвину и Ханси. – Она ударила его ещё раз, не так уже сильно и в другую щеку. Потому что ей стало жалко. Банально жалко, того человека, который её обидел, пусть и по пьяни, но обидел. И сейчас, когда они все повзрослели на семь лет. Уж наверняка, он бы так не поступил. Но ей было очень обидно. Она училась на своих ошибках. Она не станет убегать, а будет стоять на своём, пока он не сдастся. А точнее, просто выразит таким способом, что она чувствует. Хоть и тепло где-то зажглось вновь в грудной клетке, но обида была больше, чем это тепло. – Как видишь, твоё желание не сбылось. Мы вновь встретились. – Она сначала было упёрла руки в боки, как какая-то девятилетняя задиристая девчонка, нахмурила брови и пристально впилась взглядом в мужчину. Но затем резко схватила его за футболку, притянув. И посмотрев в его ореховые глаза ближе. Она явно была зла уже, а не просто обижена. Казалось, она сейчас просто возьмёт и ударит Майка кулаком.
В последнее время Нанаба всё больше ходила в спорт-зал, ей нравилось часами там проводить, качаться, или просто развивать пластику, вместе с одной юной и красивой девочкой, которая каждый раз составляла ей компанию. Поэтому она была горазда сильнее той же Рико, уже. И ударила Майка почти со всей дури, от обиды, вложив её всю в первую оплеуху. Пусть почувствует, что тогда чувствовала Нана. Хотел, что бы прямо и открыто говорила? Получите, распишитесь. Возможно, она была не в самой верной позиции. Может, надо было быть мягче. Но девушка сейчас так не считала, зло стискивая его футболку и чувствуя запах собственного шампуня с фиалками.

Отредактировано Nanaba (2013-12-13 21:39:10)

14

Нда, явно не такое привет он ожидал: явно не две пощёчины, явно не вот эти вот слова, и явно не то, что его будут хватать за футболку, стискивая её со злобой. И вроде, по её словам, бьют его за дело, но с другой стороны, звуки от этих пощёчин, сразу же разлетелись по всей бильярдной, заставив людей сначала смолкнуть, а потом кто-то снова вернулся в разговор, а кто-то продолжал следить за развитием событий, всё также педантично сёрпая свой алкоголь. Вы догадались, о ком идёт речь? Ханси рядом буквально осела на пол, не находя слов. Да, Зоэ, ты теперь тоже видишь, как сильно изменилась эта девушка.
Но всё же девушка, так ведь? Не будет же он выкручивать ей руки? Не будет. Всё же, если верить её словам, выпускной он испортил, но этот же вечер только начался, чего уж. Да и, на самом-то деле, он ничего не помнит. Виноват вдвойне. Об этом, факте, кстати, он решил помолчать, лишь несколько понурив голову, промотав ей. И что ей сказать? Что виноват и извиняется? Ага, знать бы ещё за что. И всё же решился говорить то, что изначально не подходило под вариант правильного ответа. Но всё же это лучше, чем ничего, правда ведь?
- Я не помню, чем перед тобой провинился, - он снова поднял взгляд, снова несколько неловкой улыбнулся, ощущая накатывающий стыд. Напился и не помнил. Какой банальный сюжет, однако. – Но если я тебя обидел, то… мне очень жаль, я извиняюсь, - потом положил свои ладони теперь уже на её руки, как бы намекая, что футболку и кардиган можно было бы разжать, а то ведь растянет подарок и будет несколько грустно. – Но я удивлён, - неожиданно даже для себя добавил Майк, принюхиваясь. – Ты помнишь об этом до сих пор, - «видимо слова были действительно серьёзными». А ещё от неё теперь не пахло тем фиалковым шампунем, которым теперь пропитаны все его вещи: просто потому что запах был таким привычным и домашним, что без него он даже уснуть не мог. Такая вот глупость.
Если честно, мужчина извинился не столько из-за чувства вины, которое проснулось так тихо и незаметно в глубине души, сколько из-за нежелания портить остальным вечер: в конце концов, не все пришли сюда из-за того, что их заставили. В основном по своей воле, чтобы поностальгировать, поговорить о прошлом. Но не слушать же выяснения чужих отношений: особенно хорошо это было видно по лицу учительницы старших классов, у которой даже очки от шока перекосились и она слов не могла найти, чтобы описать свои эмоции, которые, казалось бы, так и вырвутся из этой лохматой девушки бушующим гейзером.
- Давай лучше… - «только не предлагай ей выпить, это плохая идея», - быстро пронеслось в голове, а сам взгляд заметался по бильярдной, пока не столкнулся с этим самым бильярдным столом. – сыграем? И поговорим по ходу действия, - это лучшее, что пришло ему в голову. Уж лучше так, авось, он сможет узнать из её слов свои слова. Ну, тогдашние, выпускные. И из-за чего наговорил: не мог же он просто так взять и сорваться на неё? Испортить вечер трём близким людям? Не мог? Не мог. В конце концов, у него есть хоть какое-то понятие чести… если это можно назвать честью, а не совестью, которая очень не любит, когда её тревожат. И вот сейчас, потревоженная, она начинала скребстись и требовать корму – искренних извинений, а не этих попыток перевести тему. Очень хотелось, на самом деле. Хотелось говорить не о своих косяках, а о том, как ей всё  это время жилось, кем она работает, как её дела, влюбилась ли она, есть ли кто… как течёт её жизнь – плавно, размеренно, как и его, или бушует неистовым потоком? Это было всяко интересно его дурости. Закариас совсем не хотел знать об ошибках своего подросткового возраста, но, видимо, придётся. Если, конечно, его слова не разозлят её ещё сильнее. Ах, Нанаба, ты стала действительно более эмоциональной и живой, нежели была прежде. Но это сомнительный комплимент, который тоже не стоит озвучивать.  Он снова повёл носом, принюхиваясь, но, к его несчастью, вновь не нашёл знакомых запахов в её образе, который он запомнил. Даже несколько жаль было.

15

Лучше бы он промолчал. Нет, лучше бы он просто не извинялся. Не помнит значит? Неудивительно, что не помнит, столько алкоголя выпить. Но, ей было обидно, что его слова терзали только её сознание. Она ощущала себя сумасшедшей, которая лишь одна и слышала их. Что их могло и не быть, и это просто её воспаленная фантазия. Нанаба разжала кулак, всё еще яростно и обижено смотря в глаза этому бессовестному молодому человеку. 
- Мне не нужны твои извинения за то, что ты не помнишь! - почти прорычала Нанаба, отходя от Майка подальше, что бы не схватить его за шкирку, или что бы не ударить, не покусать, в конце концов не пнуть. Девушку эта ситуация очень не устраивала. Напился, а теперь стоит, весь такой мягкий, извиняется при том, что нифига не помнил, и это было самое ужасное для неё, что он вот так просто взял и извинился. Для неё это не было показателем мягкотелости, только лишь, что человек хотел уйти от темы и забыть свои грешки. - Поверь мне, если бы я такое сказала тебе, ты бы не забыл никогда. - она зашла за Ханси, помогая ей подняться на ноги. Бедная Зое, перед ней Нана сейчас почувствовала укол совести, и поэтому продолжила уже более спокойным тоном, стараясь более спокойно посмотреть на Майка. Но от этого взгляд не стал дружественней. - Я не хочу с тобой играть или разговаривать. Спасибо, наговорились уже, Майк. - В голос девушки была некая отрешенность, которая говорила о том, что она не отступится. Она стала как ежик, выпустив свои колючки, и как бы говоря - не подходи ко мне больше и не разговаривай со мной. 
И всё же, Закариас остался всё таким же толстокожим мамонтом, раз еще сам не встрепенулся в сторону Нанабы. Хотя, он никогда намерено не показывал ей свою злость или обиду, именно на неё. Только лишь один раз, и этого раза ей хватило сполна. Всегда. Всегда он был на её стороне, всегда поддерживал, был опорой. И даже если она была не права, если возникал спор, он стоял с ней по одну сторону. И зачем, зачем ей взбрело тогда в голову это рушить? Наверно, как и сейчас. Ведь можно было сказать, что всё нормально, притвориться, что всё замечательно и не трепать себе и другу опять нервы. Но нет, ей было обидно, она не могла это всё просто замять.
- Извините, я не хотела выносить сор из избы, предлагаю продолжить вечер по плану нашей Ханси. - Она положила ей на плечо руку и стыдливо смотрела в глаза. Господи, ну, почему она стала так несдержанна? Прямо бросается из крайности в крайность. То слишком суха, то слишком открыта... А затем Нанаба прошла к Эрвину, наконец пожав его руку и поздоровалась с Рико. Почему Майк не мог подойти в конце? Одно дело испортить конец, другое начало. И, черт, она знала, что сама испортила это начало, но она просто не смогла сдержать свою обиду. Ох, дурость-то не вся ещё вышла, не вся. Она почувствовала настойчивый запах фиалок, и теперь подумала, что так пахнет отнюдь не только её голова. И если бы не большая обида, она наверно призадумалась бы, но нет. Ей не хотелось.   

16

Ну, он в принципе был готов к тому, что ему дадут от ворот поворот. Оставалось лишь пожать плечами, внутренне, конечно, возмущаясь, но совсем не желая продолжать эти склоки: в конце концов, они здесь не одни и не стоит портить другим вечер. И когда Нана отошла в сторону Смита, Майк ретировался к Найлу, тот лишь ехидно ухмыльнулся:
- Что, Майк, любовная драма? – он поправил свою футболку, а потом схватил кий и предложил партийку в бильярд. Чего терять то?
- Если бы я помнил, - мужчина криво улыбнулся, кивая на стол, намекая, чтобы брюнет разбивал.
- Ох, эти женщины, ты не помнишь, чем их обидел, зато они помнят, но молчат.
- Найл, пожалуйста, без псевдофилософии обойдись, сжалься над моим мозгом, -
простонал в ответ Майк, склоняясь над столом и примериваясь.
В общем, если подводить итоги вечера, то всё было не так уж и плохо: конечно же, скучно, иногда даже злобно, но, тем не менее, вечер удался на славу. Конечно, если бы не тот факт, что Нанаба старательно Майка избегала, а Зоэ кидала на них поочередно испепеляющие взгляды. Найлу, к слову, он всё же проиграл, но особо по этому поводу не расстраивался: голова была забита совсем другим. Или другой, как было бы правильнее сказать.  Уходил Майк от друзей достаточно поздно, Эрвина пришлось тащить с собой всю дорогу, он слегка перебрал спиртного и был слишком навеселе, чтобы пускать его куда-то одного.
- Ох, Майк, а ты помнишь, что я тебе сказал тогда, - в глазах этого обычно чопорного человека играли лукавые бесы, он не только лез обниматься и периодически поскальзывался на ровном месте, но и постоянно что-то говорил. – Перед выпускным? Из-за чего ты напился.
- Нет, - сухо отвечал Майк, в очередной раз придерживая дуга подмышками, и в очередной раз запахивая его пальто, которое тот всё норовился расстегнуть. Ему, видите ли, по пьяни жарко.
- Я сказал, что Нанаба лет 7 безответно любила тебя, - а потом он хихикнул, как если бы сделал какую мерзость, и только потом с громкими ругательствами рухнул лицом в сугроб. Выбравшись оттуда, вытряхивая из-за ворота снег, будучи уже более трезвым, с раскрасневшимся лицом и волосами полными снежинок, Эрвин теперь испепелял Закариаса взглядом. – Что ты делаешь? Я же не пошутил. Ты налакался именно из-за этого и, по всей видимости, решил…
- Ты можешь не продолжать, я понял, - он снова пихнул блондина в сугроб, тот в него сел своим филейным местом, громко ругаясь. Смешно было смотреть на этого пижона и саму культурность, выражающегося крепче и извилистей портового грузчика середины прошлого века. – И шевели ногами сам, за руль я тебя всё равно не пущу синим в дымину, - потом посмотрел куда-то в сторону, подумывая о том, что сейчас ему, если честно, пьяный трёп Эрвина слушать не хочется совсем. Просто из-за того, что мысли теперь совсем все забились выпускным, тем что произошло, и, в принципе, что всё должно было быть несколько иначе. Нужно его в сугроб макнуть, авось бы помогло.
- О, ты так любезен, - всё ещё ругаясь и пыхтя с сарказмом прошипел американский денди, натягивая перчатки на мгновенно посиневшие руки. – Но я не откажусь.
Русый в ответ промолчал, а Эрвин продолжил разговаривать о чём-то другом, восхищаясь каким-то человеком, который Майку был совсем не интересен.

Господи, знал бы ты, как скучна его жизнь: от работы и на работу. Он в этой рутине увяз по самые уши, ему скучно и душно в этом офисе. Он несколько раз порывался уволиться, но нет, что-то постоянно его сдерживало: куда он пойдёт, если не найдёт работу по душе? Чем ему вообще заниматься? Сидеть дома одному? Или с очередной случайной знакомой. Так не хотелось. И были ли эти мысли всегда в его голове, аль в этом виновата весенняя непогодица? Это была уже вторая весна за последние пять лет, когда дождь лил как из ведра, полностью затопив все улицы. Ни проехать, ни пройти. На работу приезжал мокрый, как собака, с работы возвращался тоже мокрый, теперь уже как слизень. Несколько раз порывался навестить дорогую бабушку, но та, видя родного Майка на пороге, сразу же костерила его за то, что внуков в этой жизни, она, видимо, не дождётся. И он сразу же смывался в неизвестном направлении. Пусть той уже было под 70 особой старческой вялостью она точно не отличалась и всё ещё могла больно вдарить по спине. В конце концов, для уже достаточно пожилой женщины она была высокого роста и крайне крупного сложения: эдакая бой-баба из русских селений. Хотя, в принципе, не ушла от этого далеко – Глэдис была коренной полячкой, а это, кхм, к России достаточно близко.
А сейчас он сидел дома, задумчиво влипал в пространство перед собой, включив на максимум музыку, лишь бы не слышать назойливо стучащий в большие окна дождь. Этот звук вызывал у него раздражение, как и сам запах мокрого асфальта, пыли и вещей. Как если бы в квартире постоянно устраивали слишком влажную уборку. Когда просто пройдутся влажной тряпкой – то дышится легче, но когда всё пахнет водой, то хочется убежать куда подальше.
У него выдалась нелёгкая неделя – последние дни квартала, всё надо закрывать, всё надо успевать, отчёты сдавать и прочая бумажная канитель. Но, тем не менее, приходя домой, он начинал смертельно скучать. И каждый раз, сидя дома, он находил себе самые разнообразные занятия: в понедельник двигал мебель, задолбав соседей в усмерть, во вторник весь день втыкал в телевизор, попеременно смотря канал о животных и спортивный, в среду слушал дребезжащий голос Ханси в телефонной трубке, в четверг перемыл всю квартиру, чуть не сойдя с ума от количества барахла и мелких вещиц в его пустом на вид жилище. В пятницу сел за книгу, что одолжил ему Эрвин и тупо за ней уснул: она оказалась слишком скучной и нудной, да ещё и о любви. Сегодня же он устроил массовые заготовки еды, видимо, на случай зомби-апокалипсиса или иных масштабных трагедий. Но ближе к вечеру закончились не только идеи для готовки, но и продукты, а выходить в магазин под дождь не хотелось. И вот, сидя в помещении, слушая тяжёлый рок, и вдыхая аромат пирога, печенья, пасты, печёного мяса и прочих съестных деликатесов, он тупо не находил себе места и занятия: руки нужно было чем-то занять, они чесались что-то сделать, но вот что – он и понятия не имел. Поэтому неожиданный звонок от Рине его буквально спас.
- Майки! Майки, алло, ты слышишь меня? – её голос был взволнован, даже на грани истерики. Давно он этого голоса, к слову, не слышал. Этой девушке сейчас было 25, видел её последний раз он… ну года три назад, когда пришло в голову пройтись вместе прогуляться. Ему тогда стало интересна пара деталей, которые он у неё и узнал. Рине лишь улыбалась, рассказывая всё, что у неё спрашивали, даже не заморачиваясь зачем. Но потом долго требовала угостить её чем-то вкусным.
- Да, что-то случилось? – в голосе было ровно никакого беспокойства, за то вот от долгого молчания он охрип.
- Это ЧП! Я даже не знаю, что мне делать, - голос задрожал ещё сильнее. – Понимаешь, Нана пригласила меня сегодня… развлечься, отдохнуть. Ну суббота, все дела. И так вышло, что она… немного перебрала с алкоголем… - потом долгая пауза, звуки возни, неловкий вскрик. – Ладно, сильно перебрала. В таком состоянии я её далеко не уведу, да и некуда мне… если родители увидеть, в каком она состоянии, то больше на порог дома нашего не пустят, а я ничего поделать не могу – не бросить же её здесь, она совсем себя не контролируе-е-ет, - опять звуки возни, потом прерывистые крики и тяжёлые дыхание. – Пожалуйста, можешь её к себе на ночь? Умоляю, Майки!
- Куда?

Рине быстро назвала адрес, потом смачно выругалась, для девушки её милого характера и вида, сбросив звонок.
А Майк, шустро накинув первую попавшуюся толстовку, схватив ключи от машины и телефон, выскочил под проливной ливень, матерясь. Ибо даже наличие кофты не сильно помогло ему остаться сухим, а зонт он дома не держит.
И только когда он добрался до места, управившись достаточно быстро и то, только потому что знал пару неплохих объездных путей, в голове перемкнуло и появилась одна маленькая назойливая мысль: а должен ли он помогать Нане? Конечно, это казалось само собой разумеющимся, словно иначе и быть не может. С другой, ему было несколько обидно за то, что ему наговорили тогда. С третьей, а нормально ли блондинка отреагирует на его появление? И ведь как-то сразу об этом не думалось.
Он буквально добежал до дверей, не менее быстро нырнул в помещение и сразу же столкнулся с негодующими, огромными серыми глазами.
- Ты слишком долго! Слишком! – она сразу же схватила своими сухими тёплыми руками его околевшие от холода ладони и потащила вглубь тёмного зала. По ушам била музыка, кругом носились люди в пьяном угаре. И как эта милая пухлая девушка додумалась согласиться пойти сюда в субботу вечером?

17

И вроде, всё пошло дальше хорошо. Майк не стал к ней подходить и заводить разговор и по крайней мере Нана перестала раздражаться. Она смеялась, немного выпила с Эрвином. Поточила лясы с Рико на какую-то тему, в которой вообще не смыслила и бог знает зачем вообще полезла с ней разговаривать на такие темы. Сыграла партию-другую с Ханси, которая больше тараторила, чем следила за игрой. Но ей так нравилось, что рассказывала её подруга, что Нанаба совсем забыла о времени. Она просто проводила хорошо его в кругу одноклассников, а если и сталкивалась с Майком, то сразу накалялась обстановка и девушка начинала злиться, но это было пару раз. В общем, под конец вечера, она тоже уже была под воздействием спиртного, но не до такого состояния, как напился Смит. А ведь в итоге соображала не лучше него, но всё таки контролировала свои действия и оставила себе шанс на координацию. Под поздний вечер, когда всем пора было расходиться, девушка была совсем весела, пару раз в шутку запутала мысли Найла, когда пыталась переспорить в какой-то чепухе. В общем - её пробило на споры, колкости и вообще весьма веселое поведение, и в принципе затыкалась Нана, только рядом с Ханси, всё еще чувствуя вину, что испортила начало этого замечательного вечера. 
Но возвращаясь домой, одной, она всё думала о том, что вечер мог стать еще лучше, если бы не её упрямость и дурной характер с привычкой обижать дорогих ей людей. А ведь, она действительно хотела бы сыграть с ним. Возможно, на желание, что бы было интересней. Майк очень изменился и ей нравилось, нравилось как он изменился, какой он стал, ещё больше стало нравится, но думать об этом и лелеять хорошие чувства к нему, она почему-то могла только находясь в полном одиночестве. Только в нём, она могла состроить самое печальное выражение лица, потереть озябшие руки и горько вздохнуть. 

Пять лет... Целых пять лет прошло, а в её жизни так ничего и не изменилось с того времени. Она всё так же работала в детском садике, работала с удовольствием, детей любила, да и дети её тоже, но предпочитали называть её "Дядя Банан", а одна девочка, самая честная, светлая, но немного задиристая настойчиво твердила, что она не дядя Банан, а тетя Банана, за что получила прозвище в группе "Кроша-мартышка", за большую любовь к Нане. 
Дети. Эти цветы жизни, что расцветали за эти годы буквально в её руках, грели девушке душу. И не надо было тогда ни каких юношей, никакой любви. Дети полностью заполнили её сердце, сознание и ум, и хоть от этого она не стала мягче, они сыграли главную роль в её жизни за эти пять лет. За пять лет она выпустила сама, целых две старших группы, и очень расстраивалась, что они все уходили. Но сколько детских лиц, нежных глазок она повидала! Сколько искренности и чистоты в них было. А главное, с ней работала лучшая и самая добрая девушка в мире - Рине. Она была заботлива и светла, будто само солнышко. 
И с тем, Нанаба не отказалась от походов в спорт-зал, утренних пробежек с плеером и громкой музыкой в ушах - чаще роком, но проскальзывала и классика, когда было совсем пусто и грустно. 
И опять. Опять терзали её кошки. Поздно вечером, они тщательно скребли её душеньку, не давая зажить порезам еще прошлых лет. Она лежала обняв подушку и смотря в потолок над кроватью, что был расписан так причудливо и за все эти годы она так и не смогла запомнить этот рисунок. Одеяло было отброшено в сторону, а простыня смялась под ней. Глаза поблескивали во мраке, губы были чуть приоткрыты, а нос отказывался вдыхать воздух. Ей было холодно и одиноко, при том что в комнате было душно, ибо окна были накрепко закрыты, а Ханси недавно проболтала с ней два часа, и вроде всё хорошо, но её скребли всё старые ошибки. Аккуратно, по шву, что только недавно сошелся, они скребли своими острыми ногтями, вскрывая её душу, как нож маньяка вскрывает плоть жертвы, и кровь из этой плоти - была ее тоска. Тоска по лучшему другу, что был у неё когда-то, тоска по тому, кого она любила все семь лет, еще до того, как сама начала отвергать его, тоска по теплу его рук, по задорному, но такому спокойному взгляду, по его нелепым отмашкам перед Ханси, когда та заводила какую-то каверзную тему в сторону него. Как хотелось вернуться и опять сесть за парту, положить голову на руки, дать длинным волосам рассыпаться по плечам, и просто наблюдать за тем, как он отвернувшись смотрит в окно, чуть улыбаясь. Вернуться в то время, когда её любовь и глупость ещё ничего не начала рушить. Обида.. Обида ушла, после стольких лет, но могла в любой момент разгореться, если надавить на больное. А пока не вспоминая, она жалела, горько и очень сильно. В тайне от всех жаловалась подушке о своей беде, а на утро забывала, что уже наговорила этому набитым пухом другу. 

Она устала, ох, как она устала. У неё не было сил больше ни на что. Ей хотелось развеяться, пустить всё по ветру, нашкодничать, с кем-то поспорить, возможно даже подраться. Но вот незадача. Ханси отказалась с ней идти, Эрвин был слишком приличным что бы с ней идти и единственный человек, что согласился по доброте душевной - оказался Рине. Она не хотела изначально брать её с собой, сказав, что сама лучше сходит, но сама девушка настояла на этом, поэтому блондинка долго не думая всё же согласилась. Они пошли в самое... Кхем... Приличное из всех неприличных мест, где была хорошая музыка и крепкая выпивка. Что как итог - Нанаба напилась не хуже Майка на выпускном, а так же не хуже Эрвина на встрече одноклассников. Она совершенно не думала о головной боли или о бедной Рине, что перепугала своими фразами про какую-то возвышенную фигню. А внутри, она всё думала об одном и том же человеке, что даже раздражало до колик, но думала и думала тепло, хоть и хотелось при встрече если она будет еще и подзатыльник влепить. Ох, почему же она так зла по отношению к этому человеку? И уже глубоким вечером, когда девушка перестала себя контролировать, послала всё к черту и собралась уйти с кем-то незнакомым, Рине забила тревогу, если остановив подругу. Усадив её у барной стойки, она оставила её и позвонила Майку, а Нанаба тем временем уже чесала языком во всю с барменом, обсуждая что он плохо чистит стаканы, и порываясь самой показать что этот криворукий недоросток должен уметь делать в свои семь лет. 
Она обернулась на обратно пришедшую маленькую Рине, за которой следовал... Промокший Майа Закариас собственной персоной. 
- О, Майк, здравствуй, - как-то невнятно произнесла девушка, порываясь встать со стула, но чуть не упав, она была вовремя схвачена Рине. Рука впилась в столешницу. И вроде на лице была мягкая улыбка по началу, но вдруг, как если бы в ней что-то переключили, она строго посмотрела на Рине. - Зачем ты его привела? Мы медведей не заказывали на наш банкетный стол! - Девушка икнула и замолчала, вновь изучая лицо пришедшего Майка.

18

Почему-то горько было смотреть на неё такую: пьяную, лохматую, но с такими разными эмоциями на лице. Вроде была такой тёплой, хотелось обнять, как нерадивого ребёнка, что напроказничал и совсем-совсем не хотел  раскаиваться в содеянном, но было несколько грустно от того, что алкоголь нашёл и в её жизни определённую стезю. И ещё немного уколол момент, что в такое вот, кхм, заведение, она притащила с собой Рине, которой здесь явно было не место: она была слишком наивна и добра, чтобы кому-то отказать или понять, что к ней откровенно пристают. И если бы Нане удалось смыться с кем-то куда-то, то с её маленькой подругой безусловно что-нибудь случилось бы. А сейчас это маленькое пухлое солнце, пыталось поставить на ноги подругу, ворча на неё и недовольно хмуря брови.
- Единственный тут медведь, Нана, это ты, - она всё же усадила её обратно на стул, потом звонко топнула ногой и указала пальцем на блондинку, придерживая рукой за плечи. – Клиент готов, можешь забирать.
Закариас лишь пожал плечами: на колкость внимания он не обратил, как, впрочем, и на то, что его приветствовали. А потом нагло взвалил Нанабу на плечи, хватая за руки и ноги, словно бы та была тушкой какого животного.
- Рине, пошли, двери открывать будешь, - и покрепче зажав трепыхающуюся женщину, двинул ко входу, слушая в свой адрес не самые лестные высказывания, ловя взгляды окружающих людей, но с каждой секундой только крепче сжимая юркие женские запястья. Ей волю дай – она ему не только лицо исполосует, волосы повыдирает и нос откусит или оторвёт, что ближе к душе будет на этот момент. Рине шустро семенила впереди, открывая перед ним сначала входную дверь помещения, потом с таким же рвением, хватаясь руками за плечи из-за пробивающего до костей дождя, сопровождала их до машины, где любезно открыла дверцу и Нану без особых нежностей буквально запустили в салон, а сама Рине села рядом, с утрамбованной блондинкой, усаживая её нормально.
- Советую пристегнуться.
- Салон не жалко? В таком-то состоянии, как у неё, тебе только гнать, -
едко ответила обычно добрая и нежная шатенка. Ясно, понятно, у  кого-то настроение было слишком в говно, чтобы радоваться, как обычно. Видимо, ей не нравился ни запах табака, которым она надышалась в крайне приличном месте среди неприличных, не понравились приставания мужчин, не понравился проливной дождь и готовность Наны уйти с первым встречным, бросив её на произвол судьбы. В общем, сами понимаете, девушка готова была рвать и метать, именно поэтому она сейчас готова была броситься на свою лучшую подругу с кулаками. Майку снова стало и смешно и грустно, и с этими смешенными чувствами он и сам плюхнулся на водительское место.
- Не хочешь – не надо, я предупредил, - и молча вдавил педаль газа в пол.
Сказать, что Закариас любил быструю езду, ничего не сказать. А в дождь по мокрому асфальту, когда каждый новый поворот – очередной шанс остаться или инвалидом, или за крышкой гроба – то ещё будоражащее безумие. Причём всё это, с молчаливой уверенностью в том, что всё, как всегда, обойдётся. И обошлось же. Затормозив у дома Рине, он добросовестно выпустил её на свежий воздух. Та буквально рухнула на асфальт и поползла по нему, даже радуясь дождю.
- Не дай Бог, я ещё раз… с тобой… - она не могла отдышаться, с трудом переводя дыхание ни то от страха, ни то от мутящего ощущения. – О Господи… я умру, я точно умру… - эту фразу, кстати, она повторяла на протяжении всей поездки с различной степенью громкости, периодически меняя «я» на «мы».
- Не за что, - бросил Майк, покачав головой. А теперь домой. И оставалось надеяться, что Нанаба на заднем сидении от такой повторной поездки не ахуеет окончательно, потому что салон, всё же, отмывать не хотелось.
А вот уже у его дома, он с горем пополам вытаскивал из салона блондинку, которая цеплялась за всё подряд, уверяя, что с ним никуда не пойдёт и чтобы её, в кое-то веки, оставили в покое. И ведь отодрал от мягкой обивки сидений, вытащил, схватил под пузо, развернув наглую морду лицом в неизвестность, а задницей к себе. Уж лучше так, чем она будет руками размахивать, как ветряная мельница. Да и руки теперь свободные нужны, а это уже опасно.
И тащил её до самой квартиры, проклиная сломанный лифт, поднимаясь пешком на нужный этаж и послушно таща вместе с собой мокрую тушу недовольной Нанабы. И её даже не спросили, не забыла ли она что в баре: как сказала Рине, она за неё все оплатила, все вещи, если что, тоже у неё. Ты главное увези отсюда, а остальное как-нибудь потом.
И вот, немного недовольный мокрый Майк и очень недовольная, пьяная и мокрая Нанаба, оказались в просторной холостяцкой квартире, пропахшей едой и запахом чистого пола: ну да, заниматься то было нечем. Чёрно-белая мебель, вроде уютно, но слишком пусто. Самое необходимое, ну и ладно. Комнат две, больше не требовалось: спальня, да общая. Кухня, санузел, всё как полагается. О чём ещё мечтать?
Не отпуская блондинку, он стянул обувь, а потом потащил её в ванную комнату, где усадил прямиком в ванную,  сразу же начав возиться на полках, в поисках полотенца и халата, хоть какого-то. И, да, не забыл небрежно бросить пьяной подруге короткую фразу:
- Раздевайся, - и мотнул головой в сторону крючков для одежды. Сейчас нужно было шустро уложить эту буйную спать. Если не захочет – то заставить её спать. Выбора особого не было – сильнее своего покоя он любил покой в квартире.  - Считаю до трёх, потом будешь мыться в одежде. Отсчёт пошёл, - и, показав три пальца, мужчина стал медленно их загибать, не отводя взгляда, но не улыбаясь, а сохраняя абсолютное, даже несколько недовольное спокойствие.

19

Всё осматривая немного мутным взглядом мужчину, Нанаба почувствовала, что мыслей-то и нет больше. Такая пустота образовалась в голове - вакуум. А когда её усадили и сказали, что она тут единственный медведь, девушка лишь буркнула в ответ, что не надо её сравнивать с такими трогательными животными, несводя глаз уже с Рине. А та в свою очередь злилась и выглядила такой... Не солнечной в общем. И Нана, как полная дура, улыбнулась. Приятно ей было узнать, что Рине тоже нормальная, в смысле, что и она умеет злиться, и теперь блондинка еще сильнее полюбила эту девушку. Не понятно за что, но полюбила. В свою очередь, когда брюнетка ткнула на неё пальцем, Нанаба щелкнула зубами рядом с ним, пытаясь откусить ненавистный пальчик, который указывал на неё. Клиент? О чем ты Рине? 
- Куда забирать? - опять нахмурилась Нана, чуть ли не вцепившись в Рине, что бы никто не смел её отрывать. Никуда она с ним не пойдет! Ни за что на свете. Но не тут-то было, её отодрали от подруги и взвали на плечи, держа сильными руками ноги и кисти. Девушка в свою очередь не собиралась висеть на его шее, как безвольная тушка животного, что носили дамы на себе в высшем свете, и начала брыкаться, сжиматься, доже попыталась подтянутся и укусить Майка за его большой нос. Какое он имеет право? Она и сама может прекрасно добраться до дома, не надо её тащить силами непонятно куда. А Рине ему еще и помогала, открывая двери и тому подобное. Как же она была зла. Лучше бы вообще никого не звала, точнее, почему же она так и не отговорила шатенку идти с ней. А ведь знала, а ведь чувствует, что утром сразу рванет к ней, извинятся со слезами на глазах и двумя коробками пирожных и шоколада в руках. 
Когда они вышли на улицу, Нана хоть немного, но притихла. Холодный дождь мигом пропитал её одежду и ей стало холодно, что заставило перестать двигаться, ибо каждое движение - это холод от промокшей и ерзающей на её теле одежде. Намокшие волосы прилипли к лицу, что её очень и очень раздражило и заставило мотнуть головой, но лучше не стало. Она что-то буркнула себе под нос по поводу этой ситуации и была запихнута в машину. Рине, которая села рядом, хотела было нормально усадить блондинку, но та лишь оттолкнула её руки и сама уселась более-менее как было удобно, сказав, что сама может сесть и не надо делать из неё недееспособную пьяницу. Хотя на данный момент она таковой почти и являлась. 
И что самое эпичное, Нана обиделась на Рине, что позвала Майка. Никого лучше не нашла что ли? Почему он? Почему не Ханси, почему не Эрвин, почему именно Майк? Как если бы Нана была на столько большой или жирной, что унести её мог лишь этот шкаф, который так вымахал для своих 30ти лет. Только этот человек, что обидел её в ответ за два измотанных года, что сказал, что не хочет её более в своих жизни встречать, а так же наговорил столько гадостей, которые она до сих пор по натуре женской и мстительной не могла забыть. Руки Наны потянулись к переднему сиденью, где только что уселся Закариас, что бы то ли ударить, то ли придушить мужчину, но Рине вжала девушку в спинку, грозно смотря и блондинка оставила попытки что-либо делать в присутствии подруги. 
Когда было сказано пристегнуть ремни, она попыталась это сделать сама, ибо шатенка принципиально этого не сделала, и тогда они понеслись. Первый раз, как думала Нана и единственный, ей было вполне приемлемо ехать, хотя на поворотах её пару раз чуть не вывернуло, за то она к концу первой поездки, смогла сама пристегнуть ремень. Когда же из салона вышла Рине, которая всю дорогу верещала вцепившись в Нану и вынося им на каждом повороте приговор, блондинка сильно вздохнула, жалея что пристегнулась, ибо уже выходить и расстегнула ремень, собираясь выползти, но дверь закрылась и они поехали дальше. Теперь, что бы её не стошнило прямо тут, женщина легла на заднем сиденье, уже жалея, что вообще решила развеяться. Лучше бы как всегда лежала дома и жаловалась подушке.

Машина затормозила, говоря о том, что это их последний пункт и они приехали. Девушка мигом села, потирая глаза, так как успела не на долго прикрыть свои глаза, да, и вроде чуть протрезвела, но на общем фоне этого не было заметно. Она забилась в противоположный угол, откуда подошел к двери Майк, не желая вылезать из машины с ним куда-то, отбрыкиваясь к только могла и цепляясь пальцами за всё что могла. Почти вереща, что не пойдет с этим двухметровым бугаем никуда, что бы он перестал её стаскивать, но в итоге её все-таки вытащили, и понесли задницей вперед. Нана в свою очередь дала ему пару раз рукой по его жопе, когда дотянулась, но опять попав под дождь поумерила свой пыл от опять пришедшего холода и накатившей тоски, что все их встречи последние и разговоры сводятся к её ненависти и избиению Майка. Но как только они переступили порог, с подошедшей тошнотой от запаха еды, пришло вновь раздражение, но на брыкания уже не было сил, ибо в любой момент её могло стошнить, от слишком резких действий. Послушно давая снять с себя ботинки она позднее была усажена в ванну. Майк начал что-то искать, а Нана с мрачным и очень негодующим видом наблюдала за русым мужчиной. 
- А с чего я должна при тебе раздеваться? - она заупрямилась, как баран, и её не остановил даже тот факт, что её мытье пройдет в одежде. Ну, давай, попробуй. - Выйди вон, тогда разденусь. - Она указа в сторону двери. Еще чего, она не собиралась раздеваться при Майке. С чего это вообще? Может она и пьяна но мозгом еще не тронулась.

20

- И ты запрёшься в моей ванной вместе со всеми острыми предметами в абсолютно недееспособном состоянии? – хмыкнул в ответ Майк, скептически выгнув бровь. – От большого счастья люди с алкоголем не перебирают, - и, не особо церемонясь, в наглую стянул с девушки кофту, отряхнул, кинул в стиральную машину и снова потянул лапы. – И для твоего блага же советую не рыпаться: раскроить голову об эмаль – не самая весёлая участь, - а потом не менее нагло схватил девушку за ноги, аккуратно перевернул и стянул мокрые джинсы, отправляя всё это в стиральную машину, не переставая уже совсем недовольно морщить лоб. Сколько всего нового он сейчас о себе узнал, вы и представить себе не можете. Пока мужчина стягивал обе майки, носки, и прочие предметы туалета, на лице несчастной жертвы алкоголя и «крепкой дружбы» Рине вырисовывались самые забавные выражения лица: от полного негодования до кромешного стыда. И вроде бы ничего такого в этом не было, Майк к самой процедуре отнёсся крайне флегматично, разве что, недовольно ворча на количество одежды, которое на себя девушки одевают.
И вот, оставив Нанабу в чём мать родила, потянулся за душем, включая умеренно горячую воду: ему срочно нужно было разморить эту белобрысую красу, чтобы она не устраивала тут бунт, а паинькой пошла спать, обнимая подушку на его уютной постельке. И, держа душ над головой фыркающей пьяни, задумчиво оглядел ассортимент моющих средств. О, вот и любимый шампунь с фиалками. Подарок дорогой Глэдис. Душ был вручён Нанабе в качество утешительного презента, сам Закариас стащил толстовку: она итак мокрая, а если станет ещё мокрее, особого удовольствия он не получит. Шампунь был выдавлен на ладонь, а потом нанесён на мокрые светлые волосы, старательно, но достаточно мягко втираясь в голову. Только вот спокойно намылить голову ей Нанаба не позволила и окатила русого водой, специально наставив душ ему прямо в лицо.
Он резко выпрямился, зажмурившись, отфыркиваясь и потрясая перед собой мыльными руками. Нда уж, ими в глаза не полезешь, пришлось раскрывать очи так, недовольно морщась от попавшей в них воды.
- Я же попросил сидеть спокойно, - спокойно и даже несколько флегматично произнёс он, сдувая каплю воды с носа. И зачем, спрашивается, толстовку снимал, если теперь всё равно мокрый, как пёс?
Но голову он ей домыл, душ отобрал, и теперь с не меньшим удовольствием держал её моську под водой, чтобы не повадно было такие трюки проворачивать вновь. А потом душ убрал подальше от загребущих пьяных лап, намылил молчалку и принялся к помываниям всей оставшейся женщины. Не сказать, что та разделила его целеустремленность и вела себя, как девочка-паинька. Да нет, брыкалась, верещала, требовала прекратить всё это немедленно. Но это не помешало скрутить её в баранку и всё равно намылить пузо, спину, руки и ноги. В причинные места лезть – совесть не позволила, хотя мог бы. Но господи, тогда он точно останется инвалидом. И снова всё смывается горячей водой, которая, видимо, должного эффекта не возымела, и голубоглазое чудо нисколько не успокоилось, если не разбушевалось сильнее. Майк очень надеялся, что это бушевание только показное, а вот это блондинкО достаточно утомлено отбиваниями и прочими прелестями.
Вода утробно всосалась в слив, душ уныло похлюпал, а Нанабу стали бережно обтирать полотенцем: закончив и эту процедуру, девушку замотали в огромный мужской халат, завязав рукава на манер смирительной рубашки. А потом, подхватив аки малого ребёнка на руки, потащили «спать». Точнее, уложить-то он её уложит, а вот ляжет ли она сопеть после всей этой канители – вопрос спорный.
И вот вроде в постель уложил, одеялом накрыл, рукава развязал, по голове погладил, не забыв отметить, что вот так поступать – себя не любить. Пожелал спокойной ночи, хотя время-то было от силы часов девять и пошёл разбираться со своими домашними делами: сначала поставить на стирку вещи этой гулёны, потом убрать всю еду в холодильник и только после всего – завалиться на маленький двухместных диван, включив для фона какой-то телеканал, где крутили страдавних «Мистера и Миссис Смит», закрыть глаза ладонью, положив её тыльной стороной. Вот так вот лёжа, когда ноги свисают через подлокотник, он почему-то ощутил себя несколько уставшим. Именно несколько – он, безусловно, не чувствовал такого изнурения, какое могло быть. Сказать даже, ему было несколько тепло и уютно, если бы не неприятное скребущее ощущение на душе. И ведь Нана даже не догадывается, почему Рине позвонила именно ему: а всё виноват тот разговор три года назад.

21

- Я не... Эй! Оставь мою одежду в покое! - Нана уперлась руками Майку почти в лицо, стараясь оттолкнуть от себя этого наглого мужчину. Но это только позволило ему быстро стянуть кофту. Девушка скрестила руки на груди, недовольно пытаясь отодвинуться от него подальше. Ну, да, куда тут, он поймал, перевернул и стянул джинсы. Девушка от неожиданности чуть не вписалась носом в ванну, если бы вовремя хотя бы не подставила руки. - Что ты творишь, мелкий негодник?! Отдай джинсы. - Ох, как она хотела в него чем-нибудь запустить. Так крепко, что бы он обиделся и оставил её тут одну. Хотя бы в одежде. Но нет, ему надо было снять с неё всё, даже нижнее бельё, бросив его тоже в машинку, пока Нанаба верещала и отзывалась о нём не самыми лестными словами. Вот он был мужчиной, с слишком сильными сексуальными наклонностями к маленьким детям, в то время как он снимал с неё нижнюю майку, а вот потом был просто недостойным уважения человеком, когда снял последнюю вещь. При этом, верещать она не переставала, то злобно пытаясь его отпихнуть, то стыдливо прикрывая всё что может, один раз схватившись за шторку в ванной и пытаясь в нее закутаться, но шторка была отобрана и отодвинута подальше. И вот он окатил её водой из душа так, что блондинка вздрогнула, на секунду приутихнув, давая воде стекать с её волос на лицо, но затем с еще большем рвением пытаться выбить душ из рук и уже свалить, потому как её явно собрались мыть. Вереща, что она и сама может, при этом отбиваясь вообще как только в голову придется, и понимая, что от неё так просто не отделаются, она чувствовала себя еще хуже, чем как перед Рине. Совершенно нагая и пьяна в душе человека в которого была влюбленна, а теперь просто ненавидит за последние слова на выпускном, хотелось разреветься, спросить, не стыдно ли ему так поступать с женщиной, которая не хочет, что бы он видел её в чем мать родила, и вообще, это верх унижения для неё. Трясущимися руками она взяла душ, что так мило отдал ей Майк и пару минут подержала в руке, надеясь, что он всё же даст ей помыться самой. Но головы её коснулись руки, втирая шампунь с таким знакомым запахом, которым она давно перестала пользоваться. Из вредности или просто надоел женщина и сама не понимала, но до этого от неё пахло самым обычным и банальным "Шампунем для женщин", запах которого скорее напоминал смесь химикатов, чем "свежесть полей". А сейчас Майк втирал в неё то, что она так старательно вымывала из себя пять лет. И блондинке ничего не пришло в голову лучше, чем окатить мужчину из душа прямо в его наглое и флегматичное лицо, как если бы он мыл не женщину, а своего друга с которым моется каждый вечер в одном душе. Да, его лицо её бесило еще сильнее, хотелось опять дать пощечину, но его щеки и глаза настигла лишь горячая струя воды. Он резко встал, а Нана от неожиданности крутанула душ и намочила еще и майку ему. Майк так забавно потряс руками, что Нана даже хихикнула, но затем строго произнесла:
- Я тебя тоже просила не раздевать меня. - Но тут шампунь попал в глаз, и дико шипя и проклиная мыло на всём свете, а с ним и того, кто намылил её волосы, она попыталась промыть мигом защипавший глаз. Душ у неё отобрали, голову домыли, а потом подержали лицо под струей. Она не знала месть ли это была, но ей понравилось, как вода хлестала по лбу, щекам и скатывалась капельками по шее и груди. А затем пришло время борьбы. Нудной и неудачной, ибо в своем стремлении помыть её просто всю, русый скрутил подругу и всё же намылил тело. Как же ей было стыдно и красная вся от борьбы, она краснела еще сильнее от того как бессовестно и слишком безразлично её мыли. Слава богу, обошлось без мытья интимных мест, иначе тогда бы после этого, она уже постаралась скрутить этого медведя в рогалик и запинать, ругая на чем свет стоит. 
Попытки лягнуть, укусить и запинать Майка не кончились даже тогда, когда душ был выключен и её вытирали полотенцем. Даже это не предоставил ей. Она чувствовала себя ребенком, который вывалился в грязи как свинья и теперь здоровый такой папаша пытался вымыть разбушевавшуюся дитятко, которое упорно хотело остаться свиньей. Её довольно бережно закутали в большой и мягкий халат и так же бережно запахнули его, связав руки, что бы не брыкалась. Девушка вздохнула. Чего уж теперь брыкаться, когда сама вся красная от злости и стыда, а всё уже сделано. Перенос её тушки из ванны в комнату был довольно спокойный, она зло дышала в грудь мужчины, надеясь что прожжет его майку. И всё же было приятно. В его руках она ощущала себя пушинкой. Даже тогда, когда он тащил её задницей вперед. 
Блондинку уложили в постель, развязали рукава и получили по рукам со словами "На трогай ты меня уже, не натрогался что ли", насильно укрыта одеялом и поглажена по голове. Фыркая, как дикая кошка на слова о том, что она сама себе вредитель, девушка не хотела засыпать и с тем, не хотела оставаться одна в этом незнакомом довольно просторном помещении. Но буквально через три минуты, она провалилась, даже рухнула, в сон, заснув на мягкой подушке под одеялом, в комнате где пахло свежестью и вкусным чистым бельём. 
Проснулась Нанаба скоро, минут через тридцать, может сорок, от давящего ощущения в желудке, что заставило её резко сесть и прикрыв ладонью рот кинуться к туалету. Нана или слишком удачливый человек, или слишком наблюдающий, потому что первую дверь, что она открыла - оказалась дверь туалета. Потом пять минут провисев над фаянсовым другом, она сходила и умылась, прополоскав рот, вновь почувствовав себя мерзко, но чуть лучше и трезвее. Голова потихоньку становилась ватной, для того что бы утром разболеться, как старая рана, но эта ватность пока еще не мешала ей хоть как-то шевелить мозгами.
Девушка побродила по ванной немного, понаблюдав как барахтаются в машинке её вещи, запахнув посильнее теплый и мягкий халат, что был ей как платье до самых пят. Устав от холодности ванной, она наконец прошла в общую комнату, где лежал Майк с включенным телевизором, где показывали какой-то фильм, название которого она не могла вспомнить. Он лежал на маленьком диванчике, свесив ноги и положив на глаза руку тыльной стороной. Блондинка ушла, вернувшись через минуту с двумя подушками, подумав что он вот так неудобно уснул. Одну подушку она ухитрилась запихнуть ему под голову, а вторую положила в сторону. Телевизор был выключен, Нана села рядом с краю и посмотрела на лицо мужчины. Почувствовала одновременно и укол совести, за то что опять мучает его, и желание дать по лицу. Какой ты всё таки!... Майк. Вот не прибавишь, не убавишь. Она погладила его по волосам, кажется, мужчина уснул, устав после возни со столь буйной особой. 
- Я так надеялась, что ты вспомнишь или хотя бы скажешь, что это не правда. Что я сама всё придумала. - Она шептала почти под нос, язык немного заплетался. Нана легонько схвати его за волосы и так же быстро отпустила, продолжала зарываться пальцами в эту русую шевелюру. - И даже сейчас ведешь себя так же, как и тогда. - Ей надо было смириться, тупо смириться, что с ней хотят только дружить. А она не хотела, но с тем и не хотела поступать так же глупо, как в свой подростковый возраст. Что-то одиноко гуляла в её душе, то ли раздражение, то ли еще что-то, но она только понимала одно: как же ей нравилось просто гладить эти волосы сейчас. Но это не перебило её обиду. Вот он вроде помог, приютил свинью, которая напилась от того, что в душе было всё разодрано от глупости прошлых лет. От её же глупости, дурости и неумолимым желанием, что бы всё было как в сказке - взаимно. Она и злилась и грустила одновременно, выпутывая теперь свои пальцы их волос, вставая и беря ту вторую отложенную подушку, чуть отходя.
- Интересно, а если бы ты помнил? Помнил, как сказал, что я суха как ветка. Что я женская копия Эрвина при этом ноющая и преувеличивающая свою "мужественность". Что ты в конце концов рад, что наши пути разойдутся и мы больше не увидимся, - Нанаба вскинула голову, стараясь не дать слезам, что уже залили глаза выскользнуть из них, вспоминая тот момент, когда всё окончательно провалилось в пропасть. - На тот момент мне очень хотелось знать, просто ли это пьяное излияние души или правда, что сидела у тебя в голове, а сейчас я просто понимаю, что мне надо смириться. Смирится с тем, что я "своя в доску". - Она почти с яростью посмотрела в сторону Майка, с жгущим ощущение и хотением пнуть его посильней и приложит подушкой. Но оно прошло, сменившись ощущением безысходности,. - А я не могу. Но я так устала от этой злобы к тебе... Что я готова уже смириться! - последнее было почти выкрикнуто на всю квартиру, но она вовремя вспомнила, что мужчина спит и сбавила тон, подходя и утирая слезы с соплями. Она сломалась. Сейчас, перед этим мужчиной, девушка которая никогда не пред чем не уступала - сломалась. Сломалась, присев рядом с диваном, проведя еще раз рукой по волосам и поцеловав легко в губы, капнув слезам на его щеку. И скорее всего, она тоже может не запомнить этого момента, но никому от этого не будет хуже. Она была пьяна. А он спал и даже не узнает. 
Женщина отправилась обратно в спальню, и через пару минут, свернувшись калачиком и закутавшись посильнее в одеяло уснула. 

Отредактировано Nanaba (2013-12-14 16:11:58)

22

И он валялся в таком положении примерно час, думая о чём-то своём. Не сказать, что было неудобно, лежалось то вполне, скорее голова была забита всем подряд. От телефонных звонков Рине и Эрвина, до настойчивого желания вскочить на ноги и рвануть в комнату спящей девушки. Доносившиеся с экрана голоса немного притупляли резкое чувство одиночества и душевного уныния: можно было прикинуться, что здесь, в помещении, кто-то находится. Словно какой-то воображаемый психолог, с которым ведёшь задушевный диалог.
- Здравствуйте, доктор, позвольте обратиться, - как-то глупо пронеслось в голове. Но за неимением других мыслей, эта казалась очень здравой. Здравой, просто потому что душевные излияния кому-либо ещё были не совсем в его стиле, да и кому не скажи не сразу поверят. А ведь пришлось бы. И когда это всё началось? Ах, да, пять лет назад, когда он был так удивлён той встречей, её поведением, тем, как меняются всё же люди. Да и сейчас, если она чуть отоспится, то скорее всего он увидит того человека, со встречи одноклассников. Целеустрёмлённого, волевого, сильного. Как глупо, да? И так хотелось знать, чем обидел, возможно, он даже бы извинился перед ней в этот раз по-серьёзному, понимая и принимая ошибку своих былых слов. Так ведь правильно. Это уже будут не пустые слова, так ведь? И добавил бы ещё пару слов, чтобы их можно было… принять именно в тот момент?
Он не спал, когда она проснулась, стала бегать по квартире, возиться, открывать двери. Но ни один из этих звуков, ни подложенная под его голову подушка, не заставили его оторвать ладонь от лица или хотя бы пошевелиться. Разве что разочарование от того, что его лишили звуков телевизора: без них стало несколько страшно и неуютно. И холодно. Наедине со своими мыслями. Но женские пальцы коснулись волос, «расчёсывая» их. А потом речь, немного несвязная, чуть сбивчивая, уставшая от всего подряд. И пока говорила, и пока гладила его волосы, пока чуть ли не рыдала от всех слов, у него было два сумбурных желания: снова вскочить и снова лежать и ничего не делать, ощущая смертельный стыд. Как он мог? Сухая, как ветка, нет же, у неё были такие живые эмоции и та очаровательная улыбка. Копия Эрвина – но нет же, этому сухому педанту было так далеко до девушки, что умудрялась парой слов стереть всю скуку с лиц друзей. И «радости» этой не было на самом деле: он тосковал, тосковал сильно. А сейчас очень-очень хотелось вскочить, сказать, что это всё было пьяной дурью, что всё это стоит сейчас же забыть, как бред, а завтра притворится, что все эти дурные сказанные им слова – просто сон. Фиговый такой сон.
Повышенный тон её переходящий в крик заставило его незаметно вздрогнуть от неожиданности, а потом ощутить мягкие женские губы и слегка пьяное дыхание, вместе с влажной каплей на щеке. И опять ничего не сделал, ощутил сжатие этого подлого сердца, особенно, когда хлопнула дверь в спальню. А он поднялся, посмотрел на эту дверь с тупой тоской, с тупым отчаянием и собственной неспособностью что-либо сделать, когда так хотелось. И ведь спрашивал совета у Рине, но исполнить этот самый совет у него просто не было необходимой решимости. Если она действительно была так зла, то стала бы его слушать? Кто знает. А сейчас… ох, поселить в ней безразличие и смирение – худшее из возможных вариантов.
И когда-нибудь, ему придётся всё это сказать вслух, ей, может даже сможет сделать это завтра утром. И сейчас он положил обратно голову на подушку, стойко думая о том, что утром, безусловно, скажет всё.
И когда это самое воскресное утро настало и в окно, впервые за долгое время забрезжил свет, мысль и уверенность из головы не ушла. И с этой же уверенностью он готовил крепкий кофе для похмельной Нанабы, с той же уверенностью и готовностью всё высказать доставал печенье из холодильника для себя и адекватной еды для блондинки, которая, скорее всего, с вечера ничего окромя алкоголя в рот не брала. И услышав краем уха шаги, разливая по кружкам кофей, произнёс:
- Доброе утро, - и вся уверенность выветрилась из головы, оставив только растерянность и жуткое желание спрятаться за холодильник. А всё потому, что он снова услышал её голос, севший и уставший.

23

Ей что-то снилось. Она точно не помнила что, скорее это была разноцветная наркомания, которую и не стоило запоминать. Разбудил её луч света, который лег прямо на глаза, немного грея сквозь окно, как бы странно это не звучало. Девушка село в кровати, берясь за голову и ощущая дикую боль и пульсацию в висках. Ей как будто надели большой котел на голову, поставили барабанщика, дали ему в руки половники и попросили сыграть какую-нибудь партию из рок композиций, где барабанщики били как сумасшедшие в свои барабаны. Простонав и рухнув обратно на подушку, она опять прикрыла глаза, но поняла, что с таким гулом в больной голове от вечерней дурости, шансы нормально хотя бы полежать близятся к нулю. Пришлось вставать, превозмогая боль в голове и теле. Ужасно болели руки и ноги, и что они были способом отделаться от навязчивого Майка с его "ятебяпринесудомойипомою" призрачно всплывало в голове, но на столько призрачно, что деталей и не понять. Помнила, как он пришел, как Рине была сердита на неё, пьяную в хлам, помнила, как дотащили до квартиры, усадили в ванну, мыли голову, уложили спать, и всё это так отрывочно. Помнила что проснулась, как мерзко её стошнило, а потом провал. Полный и беспощадный провал, который сразу она не сможет восстановить. Она надеялась, что хотя бы ничего не разгромила тут и не побила самого Майка, хотя, она бы и не смогла, силенок не хватит. В квартире было просторно, свежо, что давало свободно дышать, а из кухни тянулся тонкий аромат кофе. Скорее всего там и был владелец квартиры. 
- Для тебя может и доброе, раз из твоей спальни выходит девушка, без нижнего белья, в одном мягком и большом халате. - Почти просипела блондинка, проходя на кухню. От вчерашнего визга и ругани у неё сел голос, скорее всего на весь день. Нана откашлялась, надеясь, что хоть как-то поправит "звучание". - Но не важно. Доброе утро. - по ней было видно, что рассекать перед Майком в одном халате было для неё не айс, и было бы хорошо, если бы ей хотя бы вернули трусы. Она присела на стул, почесав голову, а затем и вовсе опустив её на стол, прижавшись щекой к холодной столешнице. Ей бы сейчас эту голову в морозилку самое то было бы засунуть. 
И вроде как больше и не хотелось пинать этого человека, как если бы эмоции все смыли в унитаз, а ты при этом помахал еще им ручкой. Или не было сил, после того как вчера сделала гадость всем кому только могла, что находились рядом. Это было и про Рине, и про того же Майка, которого она вчера своими визгами достала наверно знатно. А ей не хотелось думать об этом пьяном стыде, а осознание, пришедшее когда она прошла в кухню, того, что её вчера мыл мужчина, заставило захотеть приложиться пару раз об эту самую столешницу головой, а потом съязвить в сторону Майка, но останавливало её банально только то, что если бы не он, фиг знает где сейчас бы проснулась блондинка, фиг знает в каком состоянии. Что и заставило её сказать следующую фразу:
- Спасибо, извини, что сорвали тебя в свободный день. Наверно все планы порушили. - Усталость. Дикая усталость в голосе смешанная с некой холодностью, но с тем, она была вызвана плохим состоянием её головы и желудка, что настойчиво ел сам себя. Было ли ей стыдно? Конечно, ей было стыдно. И с тем, еще не забывая, что этот человек пытался извиниться за то, что не помнил, чтобы всё замять - её не покидало. Но сейчас он ей помог. Помог и тем самым заставил хотя бы смягчится. Нельзя же быть совсем свиньей, когда тебе делают добро, а ты еще и какашки подкладывать будешь. 
Нана на секунду, как пораженная подняла голову со словами "Бедна Рине!" и бумкнулась в стол обратно.

24

На слова Нанабы он не смог сдержать улыбки: вот уж действительно, доброе. И как она села за стол, возясь, как положила взлохмаченную головушку на стол, извиняясь. Извинения, впрочем, всё равно не нужны были.
- Были бы планы, тогда бы извинялась, - вздохнул Закариас, помотав головой. Всё-таки он сам с готовностью рванул из дому, лишь бы не скучать и прокисать. – Вот, остуди голову и набей желудок, - перед похмельной блондинкой поставили горячую чашку кофе и пару пирожных: конечно, не та еда, которую стоило бы грызть натощак, но если уж попросит, то навалит всего подряд, было бы желание. Не у всех же ночной дожор просыпается на похмельную голову.
Сам сел напротив, подперев рукой щёку, медленно взяв с блюдца печеньку и также медленно приступ к её обгрызанию, изредка запивая это добро соком. Любовался он сонной Наной буквально секунду, потом понял, что надо бы сказать ей о её ночных словах. В конце концов, не это ли она ждала всё это время. Да и с этого он начал утренние размышления. Хотя, чего уж, пока он думал, тело сводило щемящей болью от тесного сна.
- Слушай, Нана, - честно говоря, Майк чуть ли не бубнил, понимая, как нелепо будет об этом вообще говорить: а если опять рассердится и уйдёт? Ведь может. – Ты… - «рассказала мне ночью о моих косяках», - твои вещи сухие и наглаженные на диване,  - и снова уткнулся в печенье и сок, переводя взгляд на окно. Солнце так же стремительно спряталось, как и появилось. Сверкнула короткая молния и снова забарабанил дождь, а вместе с ним долгий раскат грома. Русый мужчина вздохнул, чувствуя, как табун мурашек пробежал по всему телу и как он мгновенно замёрз от одной только мысли о ледяном ливне. А потом его как прорвало, и остановить собственные слова он уже не мог:
- Ты ночью мне рассказала о моём косяке на выпускном вечере, - мужчина вперился долгим взглядом в голубоглазую, говоря на одном выдохе, чувствуя, как с каждым новым словом кончается это самое дыхание и, как ему, огромному мужику, на самом деле трудно эти самые слова даются. – О том, что я тебе наговорил и о том, как я пред тобой виноват. Честное слово, я никогда так не считал. Просто… - он замялся, понимая, что дальше продолжить будет не в силах, снова замолчал, снова стал заедать мысли печеньем. Бред какой-то. – В общем, был мудаком, прошу простить, - и склонил свою голову, помотав ей. Говорить же девушке о том, что она ещё говорила о своей усталости быть для него просто другом – не стал. Объяснять сейчас он просто не сможет, как бы не хотелось. Слишком велик шанс, что это всё посчитают дурной насмешкой, а ведь потом не докажешь обратного. И будь после этого к людям добрее.
- Скажи мне, - «если решишь остаться» - когда соберёшься уходить, ладно? – а сам предпринял попытку позорного бегства в другую комнату, где схватился за голову и с силой приложился об стену. Больно, но зато полезно. Ибо нефиг быть таким дураком, от которого даже самого себя мутит. Ох, дурак, какой же ты дурак, Майк Закариас. И со своей дуростью совсем ничего не можешь сделать. Только и оставалось, что творить полный хаос и разруху в чисто убранной гостиной, а потом пулей влететь в спальню и с разгону упасть на кровать, прикрыв голову подушкой с запахом всё тех же фиалок. А женщина на кухне пусть всю это возню и шум воспринимает, как ей удобно: как дурость Майка, как его легко сумасшествие или как нечто иное. Просто не хватало эмоций и злости на самого себя.

25

Наконец, она оторвала свою голову от стола и пристально посмотрела на кофе. Травить её не собирались, поэтому она с удовольствием выпрямилась и отпила немного крепкого и, как оказалось, вкуснейшего кофе. Какое всё же хорошее утро. Она уже с неделю одна, потому что её мама отчалила в другой город к старым знакомым и далеким родственникам, и сейчас с непривычки она грустила, ходя по пустому дому совершенно одна. А утро... Утро стало самым грустным временем для неё, потому что каждый день просыпаясь, она любила поговорить с мамой или просто послушать её рассуждая или же проклинания. И сейчас, когда она утром не одна, пока светило солнце, ей было действительно хорошо, не смотря на то, что она и не помнила что было ночью, кроме того, что Майк её тащил, мыл и укладывал. А может это и всё что было, кто знает. Она улыбнулась, беря в руки пироженку и стараясь не запихнуть её сразу в рот и нежуя проглотить, а надкусить и есть по чуть-чуть, педевывая, иначе её желудкку будет очень весело. Пока она довольно кушала пироженое, напротив сидел Майк, странно обгрызая печенье и явно был где-то в своих мыслях. Когда к ней обратились, она оторвала свой взгляд от тарелки, даже перестав жевать и посмотрела на мужчину. Говорил он как-то тихо, даже бубнил. Было странно слышать его голос, как будто и не он говорил. 
- Спасибо, - она кивнула головой и сделала пару глотков, понимая, что раз так, то скоро придется отчаливать. А если честно, то уж очень не хотелось. Она тоже перевела взгляд в окно. - Ну, вот. Опять ливень. Не хочу мокнуть. - Как если для самой себя сказала Нанаба, тут же затыкаясь и продолжая жевать пирожное. У неё появилась одна вредная привычка. Даже если рот забит едой, а сказать хочется - она скажет. В этом случае - просипеть. Но не успела она доживать кусок, как Майк заставил её подавиться и закашлять, хоть не сильно и не долго, но она удивилась внезапно сказаным словам. - Я? Рассказала? Когда успела? - Ночью, Нана, ночью, ты сама это слышала, поэтому повторять Майку не следовало, даже можно сказать - противопоказанно было. Это заставило её вытаращить свои глаза на него на пару секунд, а потом уткнутся в кружку с кофе, большими глотками запив своё удивление горячим напитком и обжечь себе горло, но даже не пикнуть. Что же она ему такое наговорила, что заставило Майка себя даже мудаком обозвать? Самого себя и такими словами. Интересно, но в любом случае её не устраивало, что даже при том что он не помнил, он так на себя... Обзывается веря только с её пьяных слов. А ведь по пьяни она действительно могла преувеличить, поэтому когда он вышел из комнаты и потом послышалась какая-то возня, а потом перебегания из одной комнаты в другую, она схватила второе пирожное и зажевав его на ходу в гостиную, она решила одеться и посмотреть, что там он такое творить, да и сказать пару слов заодно. 
Она довольно быстро нацепила вещи, которые были идеально выглажены и пахли хорошим порошком, который пахнет приятно, без всяких апельсинов и так далее. Ах, ну, да, это же Майк, у него же нос... Есть. Она рассмеялась такой забавной мысли, проходя на кухню, беря кружку с кофе и дожевывая что осталось от пирожного. Живот перестал булькать, голова потихоньку светлела и не смотря га дождь за окном и странное поведение друга. 
Как же она была... Рада? Рада тому, что он не злился на её поведение, что они встретились, что сейчас возможно она возьмет его номер и они как-нибудь через недельку-другую созвонятся и поговорят. Как раньше просто поговорят. От этого её настроение стало лучше. А может заново попробовать? Чем плохо, попробовать опять дружить с тем, с кем связано столько хорошего и светлого? Неужели из-за её злости их история обречена на печальный конец? Нет. Она этого не хотела, а раз Майк до сих пор согласен быть её другом, то и она тогда не против. Что уж там, таких людей надо беречь и не отпускать, таких как он, а она чуть было не потеряла его совсем, как друга, как человека. И раз выпала такая возможность, то она не хотела убегать вновь от этого мужчины, что тоже изменился, и в лучшую сторону. И пусть в сердце воцарится опять это приятно чувство, когда тебе просто достаточно находиться рядом и разговаривать с ним, что бы ощутить счастье. И кошки успокоились, немного замурлыкав. 
Девушка распахнула дверь в спальню, где сейчас накрыв голову подушкой лежал Майк. Она распахнула широким жестом, допила кофе и поставила кружку на тумбочку. Какой же он всё таки был большим. Она на этой кровати чувствовала себя как на отдельной вселенной, а он занимал чуть меньше половины. 
- На улице дождь, я не хочу никуда идти, но меня ждёт Рине, - она улыбнулась, оперевшись на стенку рукой. - Можешь меня не провожать, я просто хотела спросить - у тебя есть печенье? Она меня просто так не простит, а все деньги я оставила в сумке, что у неё скорее всего. И, дай мне наконец, свой номер, всё-таки пять лет не виделись. 

26

- Так не ходи никуда, - отозвалось в голове, а он просто убрал подушку, сполз с кровати и, коротко кивнув, умчался на кухню за печеньем, упаковав к нему ещё пару кексов, кусок пирога и ещё кучу сладостей для их милой, маленькой сладкоежки, которая просто так без вкусностей никого не прощает: вот чем-чем, а сладким ей можно было манипулировать и это была даже несколько забавно. Но тем не менее, печенье он это отдавал скребя сердцем, понимая, что вот печенье, вот она уже обулась, а вот на пороге его квартире и готовится уйти. А ему хотелось, чтобы она осталась, всё же попытаться ей что-то сказать. В конце концов, он словно бы снова расцвёл со своей уверенностью, увидев её улыбку, греющую и такую… близкую? Да, безусловно. И снова жалкая попытка:
- Нана, - «останься, Рине подождёт, а у меня столько тебе не сказано», - на улице может быть холодно… вот, возьми шарф, - и даже не спрашивая разрешения намотал тёмно-зелёный вязанный шарф ей по самые уши, завязав спереди. И плевать, что шарф этот был подарком: сейчас для этой легкомысленной, в некоторые моменты, блондинки не жалко было даже самых дорогих вещей. А этот шарф, он как номер телефона, повод для очередной встречи. Ведь она не сможет не вернуть его.
А у самых дверей, он будто бы спохватился, снова попытался сказать что-то и снова вырвалось что-то не то.
- Номер забыл, - «да к чертям телефоны, просто приди ещё раз», - но ты знаешь, у кого его можно спросить, так ведь? – он несколько неловко улыбнулся, понимая, что улыбка у него совсем мальчишеская, даже не смотря на усы и бородку. Такая вот неловкая, простая, смущённая. И он совсем старался на неё не смотреть, боясь, что наговорит лишнего, она снова разозлится, не поймёт. И вот опять всё по новому, по второму кругу. Он боится, она уже готова смириться с тем, что они друзья. А раньше, когда она любила, он… думал о мире вокруг, обо всём подряд, но не о ней. Дурость, какая дурость.
И только обняв её на прощание, очень долго не отпуская, Майк почувствовал очередную дозу облегчения. Всё-таки он любил, когда от неё пахло фиалками. Но, пожалуй, если их встреча состоится когда-нибудь, он подарит ей другие цветы.
- Я скучал, - он прошептал ей это в ухо, а потом, всё же, отпустив, добавил. – До следующий встречи, Нана, - а потом щелчок замка, быстрые шаги до телефона, долгие гудки и недовольный женский голос поинтересовался в трубку:
- Рине у телефона, в чём беда, Майк?
- Совет нужен.
- А чего не Смиту-то звонишь? –
ох, как же она была обижена, если судить по голосу. Нанабе будет не просто растопить сердце обиженной пухляшки, которая эту пьяницу, видимо, терпела не первый час.
- Он далёк… от дел… любовных, - он прошептал это так тихо, как если бы его кто слышал. А в ответ ему был смех, а потом лукавый вопрос, что же всё-таки случилось. И звучал он намного мягче: что же, теперь пирожные окончательно добьют её доброе наивное сердце.

А потом прошёл месяц: ливни остались в апреле вместе с холодом, а Майка очередной отгул. Как пообещал его босс, то после него Закариас получит небольшой, но малоприятный «подарок».  Вместе с ливнями в апреле осталась и Нанаба. Ни одного звонка, ни одной короткой встречи, а мужчина снова начинал тосковать, сходить с ума, буквально не находя себя места. И именно с этими потерянностями он в каждый свободный выходной развлекал себя чем? Правильно, безумной ездой по городу. Прохожие его просто ненавидели, ненавидели и автолюбители. А ему было абсолютно всё равно, пока он не приезжал с задутой ветром головой и одеревеневшими пальцами домой. Бред какой-то.
И сегодня тот же сюжет, тот же мотив: лишь бы подальше от собственных мыслей. Они слишком напрягали его сознание, внушали что-то до колик неприятное. И почему всё так оборачивается? Да фиг его знает. И везде мерещится этот силуэт с охапкой светлых, почти белых волос, небрежная одежда, как с чужого плеча, широкий шаг, совсем не женственный. Вот, например, снова.
А потом секундное осознание того, что ему не померещилось, за которое он чуть не слетел с мотоцикла, попутно чуть не прописав красивую вмятину в белой тайоте. Водитель оной отделался только парой седых волос, а Майк рванул наперерез всем подряд, слушая огромное количество мата и сигнальных гудков.  И резко затормозив у самого пешеходного тротуара, стянув с головы шлем, проорал этому силуэту вслед:
- Нана!  - ему хватило дыхания только на имя, но имя это он выкрикнул так зычно, так громко, как только мог. Лишь бы действительно была она и лишь бы действительно услышала, обернулась и… да, и улыбнулась.

27

Ох, какое она испытала облегчение, когда он просто встал и кивнул ей. Нет, не потому что у него было это самое печенье для Рине, нет. А знак того, что он действительно не обижается, что она ему не наговорила по пьяни лишнего и всё в кой-то веки хорошо. Всё налаживалось и они смогут опять хорошо общаться, встречаться и проводить вместе время, прихватив с собой зануду Эрвина, который просто погряз в своих увлечениях и работе, даже звонки Наны пропустил пару раз, за что и получил при встрече по шапке. 
Пока Майк возился на кухне, девушка покрутилась перед зеркалом оценивая ситуацию, подумала, что хоть как-то умыть лицо было бы не плохо, а то была бледна, как поганка и сполоснуть зубы. Проскользнув в ванну она привела себя в порядок, попыталась расчесать волосы, но потом плюнула на это, так как возня на кухне прекратилась, и уже не было времени. Обувшись в сухую обувь, она почувствовала себя еще лучше. Вот уже вроде и не осталось мерзкого ощущения, что буквально пятнадцать часов назад она надралась, как последняя скотина, отпинала хорошенько Майка в ванной, и ночью каким-то макаром умудрилась ему рассказать про его косяки. Как же ей было хорошо, что прям тут хотелось кинуться ему на шею, и крепко зажать. 
А когда на неё натянули такой теплый шарф, она рассмеялась, хотела было сказать "Майк, какой шарф, там же дождь?", но сдержалась, только улыбнувшись. Или шарф был долго не стиран, или его часто носили, но он так вкусно пах именно этим русым мужчиной, что она с удовольствием его натянула на самый нос, дав завязать эту прелесть у себя на шее. Она поблагодарила Майка, беря пакет, который был чуть больше, чем просто пачка печенья и чуть меньше чем два тортика. 
- Я спрошу у Рине, как только она меня простит, - произнесла всё еще севшим голосом блондинка, не переставая улыбаться и радоваться, что вот всё так хорошо и тепло. И что-то всё же изменилось. То ли общение их стало гораздо теплее чем со школы, то ли она так давно на него была зла, что даже забыла как это - дружить с таком замечательный Майком Закариасом, который был весь пропитан теплом и добротой. 
И вот она уже готова была выскочить, открыв дверь и весело побежать по лестнице, размахивая руками и хихикая в этот теплый шарф, как девчонка, как тут её обняли, заставили вздрогнуть, поставить пакет на рядом стоящий пуфик и крепко сжать в объятиях, точнее попытаться сжать в объятиях этого большого мишку. До сих пор немного неуклюжего и не умеющего рассчитывать силу, когда обнимает кого-то. Но ей даже очень понравилось, как её сжали, впервые за долгие двенадцать лет. Ей так и захотелось закричать в ответ, что она тоже скучала, очень сильно скучала! "Нет, Майк, не отпускай меня сразу после этих слов, не отпускай!..", но всё же её отпустили, она лишь вздохнула, но вздохнула как-то радостно, выскакивая за дверь, а потом вернувшись, забрав пакет и послав воздушный поцелуй, помахав попрощалась.
- Пока-пока, Майк! - и вылетела пулей из квартиры, быстро спускаясь по лестнице и выбегая под дождь, а затем быстро пробегая вперед, в поисках остановки, что бы доехать до Рине. По приезду, она услышала громкое "Ой, Нана приехала, пока!" и затем отпирание двери и сначала надутые губы, но затем, заметив совершенно светящуюся подругу с горой сладкого и извенением на губах, сразу смягчилась, впуская в квартиру. 

Прошел долгий месяц, прежде чем они встретились снова. Была хорошая погода, но девушка оделась как-то не в попад, джинсы-клешь, теплая толстовка с капюшоном, теплые ботинки, а сейчас плелась по дороге в полном унынии, потому что в очередной раз проспала работу, начало через пятнадцать минут, а бегом ей пол часа, и она могла быть уволена, потому что это было уже пятый день подряд. Ох, как ей было грустно. Дети изматывали её вместе с вернувшейся мамой, которая тоже требовала внимания, а настало время праздников, в садике был аврал, при чем полный. Она шла медленно, немного опустив голову и смотря в сухой асфальт, совершенно не думая о теплом солнце. А еще Майк... Для которого она не могла выделить и секунду времени, что бы хотя бы позвонить, спросить как он. И вот в таком состоянии, она всё плелась, готовя очередную речь начальнице. 
Она услышала своё имя и не поверила сначала, что его произнес такой знакомый голос, поэтому отмахнулась лишь рукой от мыслей, но затем обернулась и увидела Майка. Минуту простояв и ошарашено просмотрев в его сторону, она откликнулась:
- Майк! - Она и так уже опаздывала и если придет на пять минут позже, это ей ничего не сделает, она подбежала к другу, кинувшись на шею обнимать и затараторив что -то сумбурное и отрывочное. - Прости я не позвонила, там работа, аврал, просто не знаю что с этим делать, который день опаздываю, ужас какой-то, ты не представляешь, я тебя так рада наконец увидеть, но мне пора бежать, прости. - Затем отпустила и развела руками, как бы говоря "вот так вот" и скованно, но уже счастливо улыбнулась. Она действительно рада была его видеть. Что с ним всё хорошо. 

28

Он слушал каждое её слово с улыбкой на губах, понимая, как же всё-таки соскучился и как ему месяц не хватало её голоса, звонков. Её в целом. Даже в голове загулял ветер, подбивающий на самые легкомысленные поступки: расцеловать её в губы прямо здесь, обнимать, не отпускать. Плюнуть на работу, показать все те места, которые он видел, встречая рассветы и закаты в выходные дни в полном одиночестве. И эти неловкие извинения, быстрая-быстрая речь, которая буквально сбивала ритм сердца мужчины, заставили его просто молча кивнуть, состроить серьёзное выражение лица, а потом мотануть себе за спину:
- Уже не опаздываешь, - и снова улыбнуться, поправляя перчатки. Даже не смотря на то, что в плане езды Майк был лихачом, обмундированием он не пренебрегал, предпочитая быть пусть рисковым, но в случае чего хотя бы частично целым. И вот, как результат, в этом неудобном трековом костюме он чувствовал себя менее уютно, чем если бы был в джинсах и лёгкой осенней куртке. – Только держись крепче, - он лукаво сощурил взгляд, припоминая прошлую их поездку: тогда больше всех напугалась Рине, а Нанабе было флегматично плевать на происходящее: она пыталась алкоголь удержать в себе, а заодно оторвать что-нибудь в подарок от самого Закариаса: нос, ухо или прядь волос. Всё зависит от того, что ей на данный момент хотелось больше.
Адрес спрашивать не стал – о месте работы он был наслышан, на этой неделе Рине слёзно умоляла его придти и отыграть для детей роль… чего-то. Майк не запомнил, но и отказываться не стал: детей любил, возиться с ними обожал. И пусть шатенка описывала их, как последних сорванцов, а работу зачастую называла несколько неблагодарной по отношению к оставшемуся личному времени.
Нацепив на голову злополучный шлем, он обернулся, натягивая по самые глаза капюшон толстовки – ещё ей не хватало уши продуть. И как тепло ему стало, когда блондинка буквально прижалась к нему сзади, обвивая своими руками. И радость эта вырвалась в рёве его яхонтового железного коня, оставшись чёрными полосами на асфальте и испуганными криками прохожих, которые в негодовании отпрянули назад, но продолжая свой путь.
Конечно, на месте они будут достаточно быстро, по его подсчётам минут в десять управятся, если не будут щипать и визжать на каждом повороте, то может даже быстрее. Зато, зато, эти десять минут будут, безусловно, одним из самых счастливых моментов в его жизни. Поэтому, когда они всё сорвались с места, ему дико захотелось кричать, всё равно бы крик услышала только Нана, остальным достался лишь рёв мотора и визг резины по асфальту, вместе с редкими касаниями железа об асфальт. В такой ранний час, как правило, большинство улиц стояло в пробках, но у него были свои пути, свои места, где можно было проехать, да и в спальном районе, где находился детский сад, автомобильное движение было не таким уж и интенсивным.
И когда они проехали мимо ошарашенной старушки, ведущей под руку малолетнего внука, тыкающего пальцем в Нану и Майка, мужчина уловил лишь отрывок фразы, от которой ему стало снова несколько смешно.
- Ба, ба! Смотри, это ж дядя Банан! – а потом отдалённый вопрос бабули, а, собственно, кто такой «дядя Банан»?
У самого детского сада, где во всю толпились недовольный мамаши, уже сдавшие своих чад, но предпочитающие поговорить меж собой, удовлетворительную поездку всё же пришлось оборвать. И, в очередной раз стянув в себя эту душную клетку, он с силой вдохнул воздух, потом расхохотался и только затем обернулся на сидевшую позади женщину. И без внимания их пара, как теперь было понятно, не осталась: кто-то кидал такие предосудительные взгляды, что хотелось удавиться, а кто-то смотрел с интересом. Ох, эти женщины.
- Эй, дядя Банан, мы на месте, - и снова дикое желание не стащить её с мотоцикла силой, не закружить не расцеловать. Не нужно строить эти внезапные песочные замки из асфальта, не стоит.

29

- Ты не шутишь? - радостно всплеснула руками женщина, смотря на Майка. "Ты мой спаситель, ей богу, спаситель!". Ей кивнули, говоря одними глазами присаживаться сзади, и она долго не думая села и сразу же пользуясь прекрасным моментом обхватила в крепких объятиях его грудную клетку, но затем совсем прижавшись, что бы было удобно, обхватила туловище. - Ты мой ангел - хранитель прямо, Майк. Спасибо огромное за... Заботу, - она не постеснялась этого громкого слова и черт, пусть думает, что она взялась за старое, пусть! Ей было так хорошо, как никогда в жизни. Кошки, что недавно терзали её душу, уже распевали серенады и восхваляли, лелеяли это нежное чувство, что так долго дремало. Она обнимала самого обожаемого ею мужчину, с его же разрешения, обнимала целых десять минут, не отпуская, прижимаясь телом и щекой к его одежде, и пусть было не так тепло, как месяц назад утром, она чувствовала, чувствовала сердцем то тепло, что так внезапно раскрылось между ними, что ни он, ни она не говорили в слух, но она ощущала, ощущала всей душой и телом ту маленькую ниточку, ещё тонкую, но которую уже можно заметить, и это было так восхитительно, что не выразить словами. Она готова была во всё горло заголосить имя этого человека, что бы все, ВСЕ узнали как ей хорошо, какой он замечательный, милый, нежный, теплый, солнечный, как она его любила, любила тем чувством, что не иссякло и не ушло за долгие и мрачные двенадцать лет, что оно только стало лучше, как вино многолетней выдержки, что оно стало только чище и нежнее, добрее к тому кому оно было направленно. 
Но Майк действительно водил, как шумахер, заставляя ее только сильнее его сжимать, особенно на поворотах, когда хотелось пищать от восторга и одновременного страха. И у неё возникло дикое желание отругать его за такую скорость, но ей это так понравилось, что было бы не справедливо так делать. Она лишь успокаивала сердце, что выпрыгивало от избытка эмоций и чувств к Майку, и что он подарил ей. Сейчас он был просто волшебником для неё на эдакой ревущей метле, с волшебной палочкой под именем "я скучал", которая осыпала её волшебным порошком, сотканным из счастья и тепла его... Души? Скорее всего. Он ничего не делал без души.  
Они добрались довольно быстро, что и расстроило и развеселило девушку еще больше. За ревом железного зверя, по-другому не скажешь, она не слышала ничего, лишь сейчас, спрыгнув с него, она пыталась удержать немного трясущиеся руки и возглас, какой Майк замечательный и как она его за это любит. Вместо этого, она громко и сильно рассмеялась.
- Только ты меня так не называй, пожалуйста, - она покосилась на мамочек, что стопились недалеко неодобрительно осматривая девушку, того кто её привез и во что она была одета. Да, уж, сразу и не скажешь, что приехала воспитательница.  - А теперь, ты пойдешь со мной, и не смей отказываться! - она схватила его за руку в перчатке и потащила в здание, здороваясь со всеми подряд. Ей очень хотелось рассказать, где она так много работает и во что вкладывает в душу, просто потому что эмоции перехлестывали через край и она даже не знала куда их деть, а лучшего способа не было. Нет, конечно, оставался прекрасный способ, просто взять всё и выпалить ему, но она так не хотела терять эту ниточку, так дорожила ей теперь, что пока не решалась, она хотела продлить это счастье ещё чуть-чуть. Ведь не только ей было так радостно? Она очень на это надеялась. 
И вот они вошли в группу, где работала она и Рине. Просто им досталась слишком большая группа, и девушек поставили вместе, чему и шатенка и блондинка радовались безумно. 
Нанаба кинулась обнимать Рине, извиняясь что опять чуть не опоздала, а дети тем временем накинулись на блондинку, крича что-то про бананы. Что бы их отодрать почти от себя ушло не меньше десяти минут, они все хотели её расцеловать, ибо чувствовали, что она в хорошем настроении, а не как всегда - чуть приунывший банан. А потом, она вроде переключив их внимание на что-то, отошла к Майку, но не тут то было. Детприлипли к ним, с восхищением смотря на мужчину и дергая его за штанину что-то спрашивая. Так же с восхищением и широкой улыбкой смотрела на него девушка. 
К ней на руки попросилась маленькая девочка, что упорно говорила на перекор всем "Тетя банана". Девушка взяла её, а девочка улыбнулась Майку, очень очаровательно, хоть у неё и не было одно зуба - молочный лишь недавно выпал.  
- А у дяди большой нос! - в группе тихо захихикали дети, смотря на девочку, которая дотянулась таки до носа Майка, не без помощи Наны, и погладила крохотными пальчиками. В группе стоял вкусный запах будочек, скоро был завтрак и Нана предложила Майку остаться, потому что таких вкусных будочек он не попробует нигде. 

30

Отказываться? От чего? От этого шанса быть с ней чуть дольше? Да ни в жизнь! Ему никогда не было так радужно, как если бы никаких глупостей в его жизни и не было совсем. Только тупое безграничное счастье. Ах, Нанаба, ты была так удивительна. А когда её смело волной улыбающихся детей, которые наперебой радовались приходу своей обожаемой воспитательницы, у Майка нарисовалась несмываемая с лица улыбка. Словно приклеенная, у него в скором времени заболели щёки, а в бок настойчиво стал тыкаться маленький округлый локоть:
- О, я смотрю у кого-то что-то налаживается, - на пухлых губах Рине нарисовалась такая довольная улыбочка, словно она кошка уевшаяся сметаны с валерьянькой. Но тут её отвлёк ядрёно-рыжий мальчишка, дёргая за длинный подол юбки и требуя немедленно наклониться, чтобы рассказать какой-то страшный секрет.
И новая волна умиления казалось бы уже наступила на горло, но тут волна перекинулась на него: какие же они маленькие по сравнению с его огромной тушей, он боялся пошевелиться в этом живом море цветов, всех таких разных, таких удивительных, по-настоящему, неподдельно счастливых. И маленькая девочка, погладившая его по носу, которую он бережно отобрал у Наны закрутив. Дети сначала испуганно отступили, а потом утопили Майка в своих «тоже хочу». Малышка тоже сразу после лёгкого испуга испытала неистовый восторг, ощутив себя крайне важной шишкой и настоятельно требуя покатушек только определённых детей, и в определённом порядке, и только на тех местах, где она позволит.
- Джереми не катай, - вдруг сказало это очаровательное чудо, когда остальные пассажиры уже расселись на руках и шее, хватаясь за всё, лишь бы покрепче. – Он меня обижает часто.
- Джереми это который? – с лёгким недоумением вопросил Майк, мотая головой в поисках обидчика. Девочка ткнула пальцем, указав в сторону огромного, но добродушного мальчишки. – Этот? – в голосе проскользнул лёгкий скепсис, но он сразу же затоптал его где-то в мыслях, а потом, услышав предложение о булочках, которые, кстати, пахли просто восхитительно для детсадовской стряпни, лишь с ещё большим восторгом разулыбался, отвечая, что он на всё готов, если ему дадут ещё пару минут побыть с этими спиногрызами.
- Мы не спиноглызы, - возникла ещё одна малютка, довольно больно щипая его за ухо. Маленькая, а уже в очках, лохматая и забавная. Напоминающая одну их общую знакомую. – Мы - цветы жизни, - наставительным тоном произнесла она, указывая на зону для игр, куда его буквально отнесло толпой, потому что ногами он переставлял с трудом: на них повисли тоже, всем хотелось неожиданного внимания этого «большого дяди с большим носом». Причём восторг был безумным не только у детей, но и у Майка, который пытался уделить внимание каждому и всякому.
А до его ушей доносились отголоски слов Рине, которая мягко намекала Нанабе на итак очевидные вещи:
- Слушай, Наночка, я нашла нам идеального Винни-Пуха на утренник, - она ласково приобняла подругу, улыбаясь, щурясь. – Ты же не откажешься от моей идеи, которую я пропихнула директрисе? – и говорила она это с таким невинным лукавством, что нельзя было понять, кто на самом деле тут самый злостный вымогатель: вот эта пухлая маленькая девушка, что сейчас хитро-хитро улыбалась или дети, которые, немного остыв, теперь обдумывали свои сумбурные желания: всем хотелось во что-то играть, но почему-то на все игры сразу Майка не хватало. А Майку не хватало сил отвечать всем подряд, поэтому он тупо кивал, периодически смеялся, усаживая на колени очередного желающего.


Вы здесь » Our game » Our game. » Чувство, свойственное человеку.


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно