Погода была чудесна. Для большого города, конечно же. И ритм жизни здесь был размерен, не спешен. До полудня Афины жили, дышали и наслаждались утренней прохладой, но после того, как стрелка солнечных часов переходила отметку в 12 жизнь здесь замирала, превращаясь в один затяжной званый ужин. Мало того, Синбад на своём горьком опыте умудрился узнать две вещи: "Афины - большая деревня". Слухи здесь обо всём проносились со скоростью света и на следующий день, что бы не произошло вчера, все уже были в курсе. Даже если не знали о ком идёт речь. Второе: "Не носите сов в Афины". Эти слова сказал ему ещё Павлос в день их приезда. Это стало первым его наказом от мудрого грека, который сразу же разжевал свою сказанную ненароком фразу. Перед юношей сразу же выдвинули целый перечень вещей, которые ему СТОИТ делать, а которые делать НЕ СТОИТ. Причём, сказано это настолько беспечно, но так внушительно, что и мыслей о том, чтобы нарушить данные устои не возникало.
Правила были просты, как первые цветы в весеннем саду:
а) В Афинах своя культура, так что следуй этой культуре.
Что означало забыть половину своих замашек и жить по ритму этого убитого города. Сначала это казалось простым, но даже дня хватило, чтобы понять, как скучно и непринуждённо здесь проходят дни. Синбад сразу же зачах - слишком много лишних мыслей посещало его голову, а такими темпами и до ручки дойти не долго.
б) Будучи в Афинах - будь афинянином.
То есть одевайся как они, выгляди как они и говори как они. И Джафару, и Синбаду наказали снять если не все, то большую часть их украшений, выдали тоги и нарекли забыть портовый сленг. Син даже порадовался, что классический греческий как-то знал. Но говорить с кем-то, окромя Павлоса и его семьи желания особого не было.
в) Уважай меня и мою жену.
Таким образом Павлос тонко намекнул, что жена его - только его и ничья больше. Старик прекрасно знал о маленькой слабости Синбада, да что уж, он её видел, так что такое предложение было совсем не удивительным.
г) Ты мой гость, но твоих гостей здесь быть не может.
И привести он тоже никого не может. Тоска.

И вот, прогуливаясь по саду, который был неотъемлемой частью огромного дома Павлоса, мужчина любовался высокими фруктовыми деревьями, цветами и работающими в доме людьми, задумчиво напевая песню, скрестив руки за спиной. Шагал он мерно, из стороны в сторону, каждый раз подумывая о том, под каким предлогом можно смыться из этого дома и куда он может сходить. А потом его осенило... но идти одному не хотелось, а от Джафара сейчас ничего окромя душераздирающего стона и литра слёз не дождёшься (что, конечно же, угнетало перса), и Синбад решился на отчаянный поступок - вытащить на свою небольшую прогулку сына Павлоса, Колликрэйтса.
Он побрёл к открытой террасе, больше похожей на комнату, где стенами были колонны, на которой сейчас расслаблял свои чресла грек, опуская в рот виноград и запивая всё это вином. И подходя всё ближе к террасе, он услышал, как отец и сын мерно рассуждали...

- Отец, знаешь, у меня такое чувство, будто я уже когда-то видел Синбада. Он не приезжал к нам ранее вместе с господином Рашиди? Я помню Джафара, он был учеником господина Рашиди и тот рассказывал ему о торговле... но Синбад... меня всё не покидает чувство дежавю, - говорил Колли, выводя углём будущий портрет своего отца, лишь изредка смотря на него.
Павлос же, вообще не обращающий внимания на происходящее, поднял свои очи на сына, пережевал виноградину, запил её, а потом уже изрёк.
- Твоя память всё также свежа, сын мой. Ты встречал этого юношу раньше, но тогда ты был ещё младенцем, а он только ребёнком совсем иным, нежели сейчас, - грек поправил край тоги, который спал на мраморный пол. - Я бы даже сказал, что это был совсем другой человек, пусть это и звучит абсурдно.
И пока он говорил, Синбад, стоявший за колонной, всё больше и больше удивлялся тому, как могут быть непохожи отец и сын. Казалось бы, что общего у этого седого пухлого старика, с плавными движениями умасленной дивы, лицом больше похожим на буханку румяного хлеба и абсолютно масляным и утомлённым взглядом с этим юношей, блондинистым, большеглазым и полным жизни. Правда, яблоко от яблони не далеко падает, а значит подвоха стоит ждать во всём. Шатен напустил на себя вид, словно ничего он не слышал и просто мимо крокодил, вырулил из-за колонны и подошёл к парочке, держась в стороне.
- Прекрасный вечер, не так ли? - начал было Синбад. И ответом ему стал одобрительный кивок Павлоса. - Прекрасный для... прогулки, например, - невзначай продолжал он, смотря в ту сторону, где должно быть море, но то сливалось с ещё голубой полоской горизонта и совсем терялось. Лишь только мачты кораблей могли подсказать, что там оно есть, казалось бы совсем близко.
- К чему ты клонишь, мой дорогой друг? - вопросил грек, опуская очередную виноградину к себе в рот. - И что ищет твой взор? - этот вопрос был больше философским и ответа, как такового не требовал. Уж это Син знал.
- К тому, что я хотел бы сходить к морю, - с улыбкой ответил перс на поставленный вопрос. - И не просто в порт, а к лагуне, допустим... и я бы не отказался от компании, - не переставая всё так же мило премило улыбаться, надеясь на благосклонность и понимание.
- Что ж... я для таких прогулок уже не так юн, - "пошутил" грек, всё с той же задумчиво-уставшей интонацией. - Но думаю, что мой сын не откажет тебе в такой услуге. Ведь и ему стоит проветриться. Не так ли, сын мой? - спросил Павлос, переводя свой взгляд на своего сына.
А Синбад в это время уже праздновал, мысленно потирая руки.

Услышав интонацию юного грека, Синбад сразу же отметил это галочкой где-то у себя в мозгу, пообещав, что припомнит и сверху ещё добавит. А то что же, он вроде как добр, мил, приветлив, а ему ясно дают понять, что он немного лишний. Но, в прочем, положительный ответ его устроил чуть менее, чем полностью и лишь краем уха уловив наставления Колли, мужчина смылся к парадному входу, где стал достойным украшением местной архитектуры. Для него ждать где-то там, когда можно подождать прямо на месте было несколько странным, ведь ему в этом доме и заняться-то особо нечем. Всем занимались рабы, а любая попытка помочь встречалась таким безумным взглядом, словно он их смертельно оскорбил. Приходилось отваливать и дальше куковать. Теперь он понимал, почему все греческие жёны любуются камнями, да украшениями. Больше делать нечего.
Впрочем, ожидание у него тоже было красочное чуть менее, чем полностью. Каждый проходящий мимо считал своим священным долгом вылупиться и глазеть на мирно стоящего у стены парня, словно он был одноглазым хромым уродом, с отвратительным горбом и конечностями разных длин. И каждый такой взгляд переворачивал ему улыбку, заставляя вместо привычной лучезарности кидать в ответ вопросительный взгляд, тонко намекающий, чтобы милый гость топал мимо и его, Синбада, трогал ровно никак.
А солнце светило, всё ближе склоняясь к горизонту, птички пели, люди говорили, а у порога появилась рабыня, держащая обеими руками тяжёлую корзину, и только она сделала последний шаг, как обернулась, вытянув свою прелестную лебяжью шею, да округлила глаза, увидев своего господина.
Впрочем, она тут же обернулась уже к другому юноше: шатен соизволил забрать у неё корзину, заявив, что не женское это дело - таскать тяжести в угоду господам. Удивление её переросло в откровенную панику. Она снова взглянула на Колликратоса, словно ожидая дальнейших указаний. Но если она ждала, то Син и не думал тратить и без того ограниченное время (вряд ли один блондинистый грек обрадуется перспективе ночевать на пляже, просто потому что его гостю так захотелось) и громко возмутился, что ждал он слишком долго и дольше ждать не намерен.
- Покажи мне красоты Аттики, - не без ехидства попросил перс, склонившись в поясном поклоне, отведя руку с корзиной слегка назад, а другой приглашая за порог несостоявшегося гида. - Пока я не разочаровался в прекраснейшей из скучнейших мест, - улыбка, обычно приветливая и вполне доброжелательная, буквально светилась лукавством.

Сколько они не шли, Колли говорил и говорил. И по мнению Синбада, говорил он больше без дела, устраивая ему экскурсию по местам, которые мало интересовали молодого человека. Его вообще не интересовали творения рук человеческих. Поэтому какая статуя какому богу возвышалась над очередным зданием ему было не интересно.
Впрочем, даже дойдя до пляжа грек не уткнулся, а продолжил заливаться соловьём, спускаясь по крутой каменистой тропе. Парень с трудом старался уловить хоть немного из сказанного блондином, заодно не рванув вперёд самого проводника, который сейчас обводил рукой лагуну, любезно сообщая, что плаванье к пещерам может оказаться увлекательно-плачевным. Только вот не знал бедный юноша, что подобное замечание только усилило интерес в авантюристкой душе.
Как только они ступили на песок, а Колли указал на место, где можно складировать провизию, на песке сразу же оказались и корзина, которую всю дорогу Синбад по доброй воле тащил, и его затёртые сандалии, а самого Сина и след простыл - его манила раскрывшаяся перед ним картина.

Вода облизывала прибрежный песок, обгладывая небольшие камушки, выплёвывая на берег пену и мелкие ракушки. Оранжевое небо отбрасывало огненную тень на залив, превращая его в хмельной, неистовый мёд, внушающий одним звуком прибоя благоговейный трепет. Море билось о скалы, о булыжники, о берег и о босые ноги молодого человека, стоявшего на мокром песке. Ветер, прилетевший с моря с каждой новой волной, ласково хлестал по лицу, каждый раз то затихая, то усиливаясь. И в эти моменты он неистово ревел в скалах, составляющих лагуну.
Душа Синбада пела от такого зрелища. Он вообще забыл, что он сейчас здесь далеко не один. Стоял, слегка покачиваясь в такт ветру, зажмурившись, глубоко вдыхая и резко выдыхая морской воздух, пропитывающий лёгкие. Если бы он мог, то единственной своей любовью назвал бы море, своенравного, наглого и непостоянного любовника в лице непокорной стихии. И ничего больше в этот момент ему было не нужно.

К Колликрэйтсу он вернулся с улыбкой на губах, изрядно посвежевший и чувствующий себя значительно лучше, чем те же пару часов назад. Он утёр глаза, даже не смущаясь того, что от переизбытка эмоций они слезились. Парень лишь поднял взгляд на молодого человека, стоявшего перед ним, а потом снова обернулся на море. Секундное замешательство и он, схватив парня за руку, потащил того за собой следом с явным намерением окунуть его.
- Неужели ты так и собираешься стоять и смотреть? - с таким восторгом, что голос опустился до шёпота, произнёс Синбад, а потом отпустил чужую ладонь, словно вообще ничего и не собирался делать. Спокойно подошёл к тонкой границе сухого песка, лёгким движением скинул с себя, до сего момента небрежно наброшенную, светло-голубую с белой каймой тогу, и с разбегу вошёл в воду, дойдя до нужной глубины нырнув с головой в солёную пучину, чуть не раскроив себе голову об один из подводных булыжников. И находился он под водой, с открытыми глазами, которые жгло и щипало, так долго, пока не заболели лёгкие и не помутился рассудок. Зато каким довольным он вернулся обратно на мелководье, часто дыша и так же часто моргая от неприятных ощущений в глазах. Остановившись в тот момент, когда вода была ему где-то на уровне пояса, он убрал мокрые волосы с лица, слегка взъерошив их на затылке и снова взглянул на Колли.

Колли даже заставил его немного удивиться, стерев привычную улыбку. Надо же, Синбад совсем не думал, что грек составит ему компанию, а отсидится где-нибудь на берегу, потом заявив отцу, что весело ему было безмерно, но на этом с развлечением гостей будет покончено. Впрочем, удивлённым он был ровно до того момента, пока юноша не оказался рядом с ним, да не посмотрел прямо в глаза, изрекая вслух одну из своих, по всей видимости, мыслей.
Вероятней всего, это он о нём сейчас так выразился. Ну, что поделать - спокойствие не конёк этого человека, не способного усидеть на месте и трёх минут, каждый раз испытывающий целый шквал эмоций. Так что, скорее всего, это было даже комплиментом. Если смотреть с определённой стороны.
На лице его снова появилась привычная ему улыбка, но одними губами. Сейчас, застыв на какое-то время он осматривал молодого человека, словно бы не мог сделать этого раньше. И это было даже не любопытство, а восполнение упущенного случая.
Позавидовать Колликрейтсу мог любой грек, который не обладал ни столь точёным профилем, исконно греческим, с носом аккуратным и прямым, волевым подбородком, ни телом, отточенным сотнями занятий в гимнасиях. Наверняка, в своё время его достали с возгласами о том, насколько он идеален по греческим понятиям. Но, впрочем, понятия красоты были устойчивы как пятна от крови и свести их было титаническим трудом. Зато, человеку посвящённому в эти каноны красоты чужого народа ровно на столько, что он мог отличить Аполлона от Зевса и кто из них прекрасней для греческого сердца, было легче смотреть на юношу и видеть в нём просто симпатичного юношу. В чём-то красивого, в чём-то странного, но в тем не менее, не удивляющим и не разящим наповал. Мягкие, густые кудри в солнечном свете казались совсем огненными, хотя на деле имели золотистый, солнечный оттенок обрамляли симпатичное личико юноши, который, всё же, был пока ещё юношей. Было скорее интересно, что с ним будет лет через пять, когда черты станут грубее, точёнее и уйдёт некая девичья красота.
Подобрав слюни, Синбад постарался напомнить себе, что уважение человека заключается в ровной пропорциональности тому, о чём он обычно думает. Потому что симпатичное личико в свете уходящего солнца было для него крайне привлекательно, со всеми телесными бонусами и дополнениями. А это чревато.
- Повезло человеку, которому ты отдал своё сердце, - не без улыбки внезапно даже для себя произнёс Син, затем аккуратно взял блондина за ладони и повёл за собой, пятясь в воду спиной, иногда оглядываясь назад. Было одно место, которое казалось ему сейчас удивительным. Хотя, кто знал, оценит ли это Колли. Когда воды стало уже по плечи (а Колли, конечно же, воды было значительно выше), перс отпустил чужие ладони, развернулся к парню спиной и неспешно погрёб к камню, который находился в паре метров от них. Камень с острыми краями, но гладкой поверхностью, с шрамами оставленными морем, поросший местами морскими водорослями и с засыхающей морской звездой у самой кромки воды, ярко выделялся на фоне лагуны. Он казался здесь неким чужаком, отбившимся от общей группы скал. Хотя, впрочем, может он им никогда и не принадлежал.
Лишь когда Колли оказался рядом с камнем, Синбад в очередной раз улыбнулся, взглянул на камень, за выбоину которого он поддерживался, снова перевёл взгляд на блондина и произнёс:
- Подожди меня здесь, пожалуйста, - и, набрав в лёгкие достаточно воздуха, нырнул.

А воздух-то далеко не бесконечный, да и, как оказалось, этот камень был далеко не камнем, а целой скалой. Син даже удивился тому, куда он завёл несчастного парня, даже не подозревающего сколько под ними водного пространства уходящего вглубь. И чем ниже - тем более хотелось вернуться обратно к поверхности, ибо нутро подсказывало, что очаровательные моллюски, группкой расположившееся на морском песке, не так любы взгляду, как уходящее солнце. Но Синбад не был бы Синбадом, если бы не начихал на все свои опаски и всё равно бы не полез в самое опасное место, на его взгляд. К слову, чем глубже, тем более спокойной была вода, так что об опасности можно было судить лишь только из объёма лёгких пловца.
- Что у нас тут... - юноша осмотрел взглядом песок, стараясь провернуть всё достаточно быстро. Под его руку наугад попалось парочка морских гребешков - среднего размера двустворчатые ракушки, которые, кстати,  в обилии изображались на стенах храма Посейдона (когда Сину доводилось бывать в них, он таки замечал такое безграничное нашествие одинаковых ракушек со всех сторон), одна белая, другая нежного персикового оттенка с алыми полосами. - А теперь устрицу, морской финик, моллюска и, пожалуй, вот тебя, моя невзрачная подруга, - и его рука зацепила неброскую жемчужницу, которой было не сравниться с своими собратьями.
И только закончив сборы перед предстоящим "типа философским" шоу, парень рванул к поверхности, где его застали врасплох рассуждения молодого греческого юноши о Солнце.
- Оно равно отдаленно, - зная, что спрашивали не его, а рассуждали вслух, ответил брюнет, шумно переводя дыхание и вываливая трофеи на камню. Его немного штормило на волнах, которые никак не желали утихать, а, напротив, разгулялись. Это несколько напрягло Синбада, но лишь на время. - К тому же суша Мидгарда окружена водой со всех сторон в такой же равной степени, разве что, у края Африки, говорят, можно за неделю достичь Края  Света, - он подтянулся на камне, затаскивая свою тушу на его поверхности и садясь боком к юноше. Ноги он свесил в воду. - А... так вот, оно равно отдаленно от Мидгарда с любой стороны. И сверху, и по краям. А расстояние жилища кажется ничтожным по сравнению с тем, как далеко от нас Солнце, - вообще, это ему рассказали ужас как давно, поэтому в словах он немного путался. Впрочем, астрономию он любил, да и о мире знал всё - то, что не рассказал ему Рашиди, Синбад вычитал у него из книг, написанных и на классическом греческом, и египетскими иероглифами и даже на старом византийском, ужасно сложном языке. Конечно, не без помощи словарей, которые всегда были у старика под рукой, но всё-таки... интерес был выше, чем мысль о скоротечности времени.
- Сыграем в одну игру, Колликрейтс? - улыбаясь спросил парень, раскладывая ракушки между ним и юношей. - В одной из этих малышек спрятано сокровище, но в какой - тебе придётся угадать. И, да, не вздумай их вскрывать,  они тоже хотят жить, - и, в очередной раз убрав мокрые волосы с лица, добавил, - но есть одно маленькое условие: если ты не угадаешь, то с тебя исполнение одного безобидного желания, если наоборот, то желание исполнять буду я, - парень перевёл взгляд на небо. - Не подумай дурного: это чисто для подогрева спортивного интереса. Всё же, в любой игре должна быть толика азарта, так ведь?

Отредактировано Sinbad (2014-11-17 20:17:09)

пост из серии "Ой, всё" :D

- Чтоб я утоп, - ругнулся Син, удивлённо раскрывая очи и смотря на блондина с искренним недоумением и даже недовольством. У него с лица сползла улыбка и он испытывал некоторое непонимание. В конце концов, он пытался понравится этому молодому человеку, ведь нужно с кем-то проводить время, а тут его всё общение сводится к тому, что он, Колликрэйтс, выше простых смертных, о чём ему сейчас недвусмысленно намекнули. - Ты крайне тактичен, - не без грусти отметил мужчина, проводя пальцами по ракушкам. Эдакая церемония. Ему всегда везло на жемчуг - именно везло, ведь никогда не знаешь наверняка есть ли в них действительно жемчуг или нет. Можно, конечно, попробовать их простучать, но вероятность от этого повысится ну максимум на пару процентов.
- Слишком глубоко копаешь, - поморщился Син на все разглагольствования грека, чувствуя, что развеселиться от этой игры у него не получится, так что и азарт весь мгновенно улетучился. Надо же, надо же старался как лучше, а получилось не ахти как. И он проследил за ладонью блондина, взявшего в руки морской гребешок. - Идеальная симметрия? - шатен недовольно нахмурился, аккуратно забрал морской гребешок и вскрыл его, как бы доказывая, что он абсолютно пуст и безобиден. - Ты проиграл, - но и выкидывать убитого моллюска он не стал, оставив его на камне, потом его створки пригодятся для чего-нибудь. Затем он протянул ладонь к невзрачной поросшей илом жемчужнице и вскрыл её. Жемчужина в ней была искажённой: плоская, бугристая капля, больше напоминающая восковой огарок. - Не всё то ценно, что идеально, - хмыкнул молодой человек, оставляя жемчужину себе, а потом добавляя. - и не всё прекрасное полезно. Например, моллюски медленно заболевают и умирают, пока в них зреет жемчуг, - он прокрутил в руках добычу, а потом указал на оставшихся кандидатов. - Можешь проверить остальные, если хочешь, но, скорее всего, победа за мной, - перс пожал плечами и мягко соскользнул в воду.
Ему абсолютно расхотелось находиться рядом с этим юношей: просто потому что он сам считал, что достоин хотя бы более мягкого отношения, а не завуалированной грубости и насмешек. Хотя, уплывать и бросать Колликрэйтса он тоже не стал, просто положив руки и подбородок на камень, да посматривая куда-то в сторону, пытаясь улыбаться, но это скорее были попытки, так как губы вздрагивали, а потом снова опускались. У него не получалось сделать вид, что его ни разу не задели слова сказанные ранее.

И вот как ему теперь на него обижаться? Сидит, много говорит, половину его слов можно просто пропустить мимо ушей, оставив одну самую суть. И, повернувшись к солнцу, он так незаметно утёр слёзы, что Сину только и оставалось удивиться. И ещё улыбка. Ну, прямо как у него, никакая.
- Или мы изрядно попортили друг другу настроение, - хмыкнув подумал мужчина, даже не думая о том, чтобы высказать подобную мысль вслух. Но, зато, у него хватило ума спросить что не так и по что юноша льёт слёзы.
- У тебя что-то случилось? - вопрос звучал по-детски и наивно, как на одном дыхании. Он не рассчитывал на ответ, но всё же всё ещё пытался найти общий язык с Колликрэйтсом. Он даже несколько наивно полагал, что он обязательно этот общий язык найдёт.
Между тем, море начинало успокаиваться и где-то затылком, Синбад понимал, что ни к чему хорошему это не приведёт. Он посмотрел на гладь воды впереди, а потом и позади. И он только судорожно выдохнул, как если бы ему стало или очень холодно, или очень тоскливо.
Впрочем, он оплыл камень так, чтобы теперь солнце не било по глазам, а приятно грело затылок. И тут, мокрой рукой он схватил Колли за щиколотку, в странной задумчивости он смотрел куда-то вперёд, но, если честно, вообще не думал о том, что видит, как видит и где. Его словно огрели обухом топора по голове - всё потянулось розовой дымкой, а в голове удивительная лёгкость, полезная иногда для длительных размышлений. Но он снова поднял взгляд на юношу, сидящего на камне, снова улыбнулся, в этот раз искренне.
- Можешь не говорить, - вдруг сказал он, как если бы Колли вдруг собирался ему излить душу. Но мало кто изливает душу малознакомым людям. Так что лучше вообще забыть об этом глупом, детском вопросе. - Поплывём к берегу? - он мотнул головой в сторону. - Море неспокойно, - и теперь уже он обернулся. Тон его был спокоен, в кое то веки он говорил совсем без смешинок, даже несколько печально и тихо. Где-то весь в себе, он решил, что, пожалуй, перестанет так навязывать себя этому человеку, пусть сложится всё само.

Он неожиданно для себя вздрогнул, разжал пальцы ещё до того, как ему ответили на вопрос, несколько сконфузившись. А после слов молодого человека и вовсе посмотрел на него с недоумением:
- Разве ты не можешь окрасить своё бытие в те цвета, которые нравятся тебе больше? - не отрывая своего взгляда от молодого человека, плавно спустившегося в воду. Да, этому свободному по жизни, ни кому и ни чему не обязанному мужчине было просто не понятно, почему нельзя просто изменить свой образ жизни в тот, который нравится тебе больше. Чужое мнение, особенно сейчас, перед манящими горизонтами уже не такого далёкого будущего, казалось таким несущественным пустяком, что можно было смотреть на него сквозь пальцы. Всё же, именно почувствовать себя творцом своей судьбы он мечтал последние, без малого, 17 лет. Да и оставшийся год казался теперь таким сущим пустяком по сравнению со всеми бесконечными мечтами и фантазиями. Пожалуй, он мог бы даже похвастаться, что ни у кого нет такого полёта мысли, как у него. Не даром, не даром первое, что ставили ему в укор, было "ветром в голове".
На слова и взгляд грека, Синбад только улыбнулся и повёл головой:
- Ты ищешь правду на поверхности, - брюнет даже поймал себя на мысли, что за три дня успел обэллиниться по полной и скоро его пушистые волосы начнут виться со страшной силой, а через месяц тога станет для него его любимейшей одеждой, придя на смену паре затёртых брюк. - А где-то копаешь глубоко, - даже несколько расстроено пробормотал он. - Этот дар есть у Джафа, - "когда мне осталось лишь развивать то, что есть", - додумал он, нащупывая тёплый, мокрый камень ногами, а потом отталкиваясь от него, разрезая спиной воду. И вместо очередной порции слов, он мотнул в сторону берега, одним лишь взглядом посоветовав поторопиться. Пусть, дара у него и не было, но вот резкому поведению воды он привык не доверять, как то делал покойный ныне старик. Тем более, что море было капризным существом, а что уж говорить о бухте, окружённой скалами.
И только на самом берегу, шлёпая по песку мокрыми ногами и медленно обувая ступни в новомодные песочные тапочки, Син снова обернулся на Колликрейтса, как бы для того, чтобы убедиться в том, что он всё ещё тут. Удостоверившись, что парень никуда никуда не пропал, перс быстро подобрал свои вещи с песка, заодно подбирая то, что выпало из тоги.